Жил-был народ… Пособие по выживанию в геноциде

Автор застал некоторых из них в зените карьеры – в качестве лиц, контролировавших административные функции и финансы, а также вопросы общения с государством ряда еврейских общин Федеративной Республики Германия. Пробы на них было ставить некуда. Именно с этими людьми были связаны спекуляции недвижимостью и все прочие скандалы, периодически сотрясавшие еврейский мир послевоенной Германии. Они неплохо «инвестировали» свою биографию военного периода, умолчав о многом: кто-кто, но они не были героями концлагерного подполья. Для этого они были слишком хитры и осторожны. Власти ФРГ, как правило, все щекотливые вопросы, связанные с еврейскими общинами, «заметали под ковёр» – и они этим с успехом пользовались. Хотя сами евреи знали, кто в общинном начальстве чего стоит, – и, не стесняясь, демонстрировали им это.

В 90-е годы автора поразила реакция членов берлинской гемайнды – еврейской общины – на смерть одного из наиболее видных её лидеров. Формально всё было более чем пристойно: его похоронили на престижном кладбище, отдав все полагающиеся человеку его статуса почести, произнесли соответствующие речи, поместили в газетах некролог и поставили памятник. Необычное началось потом, когда этот памятник облили чёрной краской. После того как его отмыли, облили ещё раз. И так продолжалось несколько лет – причём, судя по тому, что никаких заметных действий полиция не предпринимала, делал это кто-то из своих. Что сделал в войну этот еврейский начальник тем, кто полагал, что память о его чёрных делах должна его пережить, история умалчивает. Характерно: в общине их не осуждали – скорее воспринимали ситуацию как должное. Чего не бывает между евреями…

Однако тех, кто выжил, попав в немецкие концлагеря, было куда меньше, чем тех, кого там превратили в пепел – ценное удобрение для польских и немецких полей. Ещё меньше было тех, кто уцелел, попав в акцию уничтожения – в Змиевой балке, Бабьем Яре и сотнях других мест, где в оккупационной зоне расстреливалось гражданское население. Не только евреи – цыгане, военнопленные и все прочие, кому не повезло не вписаться в «новый порядок». Но евреи в обязательном порядке и в первую очередь. Из расстрельных рвов выбирались единицы, спасшиеся буквально чудом. Из чего можно сделать простой вывод: для тех, кто попадал в облаву, шансов почти не оставалось. После того как евреев собирали большими группами и начинали куда-то везти или гнать пешком под конвоем, спастись было малореально. Когда же евреи попадали к месту расстрела, ждать было нечего: это была гарантированная смерть.

Отсюда вывод: если пытаются арестовать, надо бежать любой ценой как можно раньше или сражаться. Если конвоируют, особенно толпой, надо бежать или сражаться. С любой точки зрения – если всё равно погибать, какая разница как? Что лучше – быть убитым в упор или сгореть в печи крематория? Быть задушенным в газовой камере (корпорации, которые производили «Циклон-Б» и другие средства умерщвления для концлагерей, до сих пор присутствуют на рынке, успешно работают и процветают)? Умереть в концлагере от голода, холода или пыток? Или в результате садистских медицинских опытов, которые нельзя назвать иначе как вивисекцией? Сгнить в гетто от непосильного труда и побоев охраны? А теперь спроси себя, читатель, сколько было тех, кто так поступал? И сколько тех, кто надеялся неизвестно на что до конца? Или жил, потеряв всякую надежду?

Проще сказать, чем сделать. Обычный, нетренированный и неподготовленный человек может броситься навстречу смерти, если он разъярён до крайности, обладает недюжинной силой воли и бешеным темпераментом. Или привык к схваткам, имеет опыт боя и может мгновенно перейти от спокойствия к готовности убить, сконцентрировавшись на том, как это сделать, нанеся противнику максимальный урон с минимумом потерь для себя. То есть толпа, которая голыми руками может хотя бы благодаря численности проложить себе путь на волю по головам конвоиров, не сделает этого. Просто потому, что состоит из отдельных людей, каждый из которых ощущает себя не частью целого, способного действовать как единый организм, а как мишень. И скорее уклонится от удара прикладом или пинка вооружённого человека, чем бросится напролом.

Причём характерно это на всех этапах существования людей, подвергаемых геноциду, от начала до конца. То есть, даже когда люди понимают, что их будут убивать, они восстанут (если восстанут) лишь в самом конце – и то немногие. Как было в Варшавском гетто. Можно только предполагать, каким было бы это восстание, если оно началось бы не на последнем этапе ликвидации гетто, когда большая часть его жителей была уже уничтожена, а оставшиеся ослабли до состояния, при котором попытка их сопротивления стала для германского командования сюрпризом! Не говоря уже о военных ресурсах, которые пришлось привлечь для подавления этого изначально обречённого на поражение восстания. Но история не знает сослагательного наклонения. Что было бы с Европой, если бы Гитлеру в Мюнхене не сдали Чехословакию?

Очевидно, рецепт, который представляется автору единственно верным, подходит разве что для японских самураев или скандинавских берсерков. Хотя пытаться выжить там, где для этого нет никаких шансов, в конечном счёте оказывается гораздо более болезненным и страшным, чем сделать шаг навстречу смерти. Не случайно японцы – не нынешние, но средневековые, относившиеся к жизни и смерти куда прагматичнее, чем те, кто сегодня живёт в Стране Восходящего Солнца, – говорили, что смерть обходит лишь того, кто её не боится. Однако инстинкт обыкновенного человека (не будем называть его человеком разумным) всегда и везде берёт верх над отстранённой готовностью умереть в любой момент, которая только и спасает в критических ситуациях. И это верно для кого угодно: евреев и цыган, камбоджийцев и матабеле, корейцев и китайцев, хуту и тутси.

В любом случае холодная голова и готовность рисковать, знания и умения, подготовка к неожиданностям и оптимизм в любой ситуации – куда лучшая гарантия выживания, чем паника и покорность судьбе. Человек, который умеет и хочет организовывать свою жизнь, способен изменить даже самую неблагоприятную судьбу и использовать даже случайные стечения обстоятельств. Особенно если на кону его жизнь и жизнь близких. Холокост был не только геноцидом, но и одной из самых показательных и самых поразительных школ выживания человека в критических ситуациях. Жаль, что этот опыт не был суммирован и его так никто и не учёл во всём том, что происходило в мире «после Освенцима». Если бы было иначе, как много хороших людей могли бы спастись! Не случайно евреи говорят, что тот, кто спас даже одного человека, – спас целый мир…

Глава 13 Ближний Восток

Алжир, Ливия, Марокко и Тунис – между Виши и де Голлем. Турция – совесть или фюрер: выбор политиков и дипломатов

Холокост был Катастрофой европейского еврейства, но евреев Ближнего Востока он миновал по чистой случайности. Всё, что мы знаем сегодня о происходившем в этом регионе в годы войны, говорит о том, что жившие в нём евреи уцелели чудом.

В Алжире приход Гитлера к власти в Германии спровоцировал в 1934 году погром в Константине. В 1940 году, после поражения Франции, еврейское население Алжира, насчитывавшее 117 646 человек, подверглось гонениям. После высадки союзников в 1942 году у власти в Алжире оказались бывшие вишисты, порвавшие с Петеном, которые ограничили права евреев и организовали для них лагеря. Лишь в октябре 1943 года, после вмешательства президента США Рузвельта, ситуация исправилась.

В Ливии с 1937 года власти Италии стали вводить антиеврейские законы. В апреле 1941 года произошёл еврейский погром в Бенгази, а в феврале 1942 года 2600 евреев этого города были высланы в пустыню, в Джадо, на каторжные работы – 562 из них умерли.

В апреле 1942 года были отправлены на каторжные работы все евреи Триполи в возрасте от 18 до 45 лет. При этом в деревнях мусульмане иногда предоставляли убежище евреям. В июле 1945 года в Триполи и других городах Ливии разразились еврейские погромы, устроенные мусульманами. Арабские солдаты британской армии и полицейские присоединились к погромщикам. В июне 1948 года погромы в Бенгази и Триполи повторились.

В Марокко в 1939 году еврейское население составляло 225 тысяч человек. Во время войны, когда Марокко находилось под властью Петена, администрация ввела ряд ограничений для евреев. После высадки союзных войск в ноябре 1942 года по стране прокатилась волна погромов, инспирированных вишистами и мусульманскими фанатиками, – евреи из внутренних районов бежали в прибрежные города.

С июня 1943 года, когда к власти во Французской Северной Африке пришли голлисты, положение евреев более или менее нормализовалось. По крайней мере немедленное физическое уничтожение им не грозило. По переписи 1951 года во французском Марокко жили 199 156 евреев, а с еврейским населением испанского Марокко число марокканских евреев составляло 222 тысячи человек.