Жил-был Пышта
Шрифт:
— Бабушка, а разве у вас в Прудках рынка нет?
— Как не быть, милая, есть рынок! Так ведь люди у нас в Прудках завистливые. Лишнего яичка не продай — так и едят глазами: «Где взяла?» А где я взяла? Курочек держу…
Вдруг Женя повернул к бабке свою кудлатую голову и очень невежливо спросил:
— А ещё в Прудках магазин есть, яйца продают задёшево, какой дурак станет покупать у вас втридорога! Так ведь, бабушка?
Старуха обиженно поджала узкие губы.
— Молод ты, милый, судить, — отвечает она. — Тебе невдомёк, что я курочек пшеном, чистым зерном кормила,
Пышта думает: экий Женя невежа, обидел старуху.
— Пышта, время! — говорит Владик. — Начинаем урок. Устный счёт. Не отвлекайся. Что ты там делаешь у ящика?
— А я и так считаю, — отвечает Пышта. — Сосчитал: тут четыре кролика.
— Четыре, милок, четыре, откуда у меня их много будет…
— Считай: одна пассажирка, да четыре кролика, да поросёнок, да три утки. Если прибавить к постоянному населению автобуса, сколько получится пассажиров?
Майка не согласна:
— Ты ему на сложение, а ему нужно все четыре действия…
Бабка раскрыла кошёлку с яйцами, проверяет — не побились ли.
Пышта поглядывает на кошёлку нежно: вот бы зажарить яичницу! Глазунью! Ну хоть на три желтка. Для него одного. Для одного? А остальным с голоду умирать, да? Надо яичницу из ста яиц, чтоб всем хватило!
— Пышта, ты считаешь или нет?
«…Одна бабка, прибавить поросёнка, прибавить четырёх кроликов и трёх уток, и ещё пять Непроходимимов — четырнадцать».
— А теперь сосчитай, сколько в автобусе ног!
Пышта складывает: у кого две ноги, у кого четыре — морока!
— Не хитри, не складывай! Умножай! Три утки по две ноги да четыре кролика по четыре, и людей не забудь.
Женя помогает Владику на свой лад:
— Давай, Пышта, множь людей на ноги, ноги на уток, уток на кроликов… — и получает от Майки щелчок в затылок: не мешай человеку заниматься.
Пышта уже почти сосчитал, как вдруг бабка:
— Учись, милок, копейки счёт любят, копейка рубль бережёт.
— А я не копейки… — Пышта злится: сбила, надо опять с самого начала.
— Я неучёная, так меня каждый норовит обмануть. Давеча я кассирше трёшник подала. Говорю: «Где сдача?» А она мне: «Всё, бабуся, сдачи нет». А как же нет? Я всего полсотни яичек и взяла. Так разве ж правду найдёшь?
— Так всё верно, бабушка, — успокаивает её Майка. — Пять десятков по шестьдесят копеек, выходит три рубля. Никакой сдачи не полагается.
— Где ж правильно! — не унимается бабка. — Обсчитала! Они завсегда обсчитывают.
— Может, вы о людях по себе судите? — спрашивает Женя.
Опять обижает старуху. Ну чего привязался? Бедная неучёная старушка, все её обманывают, все обижают. Но за разговорами Пышта забыл посчитать свои собственные ноги…
— А зачем вы, бабушка, в магазине яйца скупали? — спрашивает Фёдор. — У вас же свои куры есть, вы их чистым зерном кормите…
— Да сколько у меня тех курей? Всего ничего! — жалуется старуха.
— Имеющий уши да слышит! — объявляет Женя.
— Я и так слышу! — отвечает Пышта. — Теперь уши мне считать?
— Считай, — соглашается Владик.
Ну, это задача простая. Ведь ни у кого не бывает
больше, чем два уха. Значит, если два уха взять 13 раз, получится 26.Но Женя спрашивает у бабки:
— Позвольте, а где уши у ваших уток? Одни дырки, а раковин не вижу!
— А кто их знает… — отвечает бабка.
— Цену им на рынке знаете, чтоб подороже продать. А где уши, не знаете? Продавать честным гражданам безухих уток — неблагородно, это нарушение правил торговли! За это можно и в милицию…
Женя говорит серьёзно, но все Непроходимимы понимают, что он шутит. Рыжие чертенята смеха пляшут в его глазах. А старуха не знает, что он шутник, она обижается на такое грубое слово: «милиция». И начинает кричать, что она обмана покупателей не позволит, что утей она зерном откармливала. А Женя твердит, что утки её негодные.
Уже и Майка, и Владик толкают Женю, а он — своё!
Старуха кричит:
— Где я возьму, если утям бог ушей не дал!
А Женя:
— Недобросовестно сработал ваш бог, гражданочка. Некомплектные у вас утки! Когда мы свой автобус собирали, с нас автоинспекция требовала, чтоб всё было в полном комплекте: и сигнал, и баранка, и выхлопная труба… Предъявляйте уши! А то не повезём!
Такой поднялся крик, что оглохнуть можно.
Майка кричит:
— Да что за ерунда! Замолчи, Женька!
Фёдор хохочет. Утки крякают. Вдруг бабка как заорёт:
— Да останови ты машину, окаянный, дурацкая твоя борода! Мне возле того просёлка сходить! Всю голову задурили, с вами опять проедешь!
Стоп. Сердитая бабка тащит к выходу свою визжащую, крякающую поклажу. И покрикивает на Фёдора:
— Тащи аккуратней! Бороду отрастил, а старость не уважаете!
Повозилась, пошуршала рукой в кармане широкой юбки, что-то вытащила и ткнула в ладонь Владику.
— Уж не взыщи, ещё не наторговала. А товару у меня, сам видишь, всего ничего, — жалостливо проговорила она и ловко скакнула с подножки на дорогу. Пристроила поклажу через плечо, да под мышку, да в обе руки и зашагала по просёлку, прямая, как цапля.
А в автобусе все, окаменев, смотрят на ладонь Владика. А в ладони лежит сложенный квадратиком замусоленный рубль. И сам Владик глядит на него, словно это не рубль, а дохлая мышь.
— Ах ты чёртова старуха, пережиток капитализма! — наконец вымолвил Владик. — За кого она нас принимает? За торгашей?
И он выскакивает из машины и бежит вслед за бабкой:
— Гражданочка, погодите! Уважаемая бабка, постойте!
Но она отмахивается:
— Пропади пропадом ваш автобус. Хуже телеги, всю душу вытряс… — и шагает всё прытче.
— Давай погудим ей? — предложил Пышта.
— Валяй гуди!
Но старуха не думает останавливаться. Шагает. А перед ней, задом наперёд, идёт красный Владик, говорит, объясняет. Тут и все выпрыгнули из автобуса:
— Постойте!.. Бабушка!..
Бабка, как увидала погоню, опустила пожитки и вдруг стала дёргать себя за кофту на груди и причитать тонким голосом:
— Берите последнее!.. Грабьте старуху!..
Пышта даже перепугался. Может, она их за разбойников приняла?
Владик протянул ей рубль: