Жилец

Я молча пробрался и сел.

– Сейчас будем пить чай.

Галя поставила на электрическую плиту чайник, зазвенела посудой, накрывая на стол, и при этом рассказывала историю своей семьи.

– Раньше мы жили в Полтавской области, в деревне. Я часто вспоминаю наш дом, он был просторный с большими окнами, с голубыми наличниками, с красной крышей и белыми-белыми стенами. Мне он казался огромным замком. Вокруг дома росли вишни, яблони, груши, абрикосы и еще какие-то деревья. Весной, когда сад зацветал разноцветными цветами все было как в сказке. Я никогда не думала, да и не могла подумать, что мне придется оттуда уехать и жить здесь, в этих условиях. Потом, когда я стала старше, мама рассказывала, что наш совхоз упразднили, а все хозяйство передали на укрепление соседнему колхозу. О чем они там думали, я не знаю, но колхоз не укрепился, а наше хозяйство развалилось, технику перевезли в соседнее село, туда же переехали специалисты и наш поселок оказался никому не нужным, то есть неперспективным. Вначале закрыли больницу, потом школу, а потом сам собой закрылся единственный магазин, возить сюда продукты стало невыгодно. Людей на работу в колхоз и назад возили на крытых брезентом грузовых машинах. Когда мне исполнилось семь лет и пора было идти в школу, это оказалось проблемой. Единственная в колхозе школа была в центральном селе, а это почти двадцать километров от нас, к тому же в нашем поселке осталось только двое школьников, считая меня, и возить нас туда-сюда у колхоза не было возможности. Тогда, воспользовавшись тем, что при переводе нас в колхозники у родителей по чьей-то халатности не отобрали паспорта, папа продал за гроши дом и мы переехали на Донбасс, поселились в этих хоромах и до сих пор в них и живем, привыкли.

– А где сейчас твои родители?

Галя на секунду замерла. Лицо стало грустным, потом с наигранной беспечностью продолжила рассказ.

– Папа четыре года назад умер, осложнение на сердце после гриппа. До этого работал на шахте, а сейчас на этой шахте работает мама, лампы шахтерам выдает. Работает посменно и сейчас она на работе. Ой! Да ты ее должен знать, а она тебя, вы же на одной шахте работаете. Мама у меня красавица. Представляешь, ей уже скоро тридцать два года, а у нее черная коса до пояса и ни одной сединки, а глаза карие, большие и глубокие, как у меня. Она всегда спокойная, а фигура у нее, как у королевы. Я вас обязательно познакомлю, но не сегодня, она придет домой поздно, а тебе надо будет уйти засветло.

– Почему? – спросил я недоуменно.

– Понимаешь, у нас на Шанхае, как в деревне, все обо всех все знают, вот и сейчас наши бабы уверены, что Наталкина Галка привела в дом хахаля, так что сейчас мы с тобой под пристальным вниманием.

И как бы в подтверждение ее слов без стука распахнулась дверь и через порог перевалилась женщина в телогрейке, повязанная теплым платком и с плохо скрываемым наигранным удивлением воскликнула:

– Ой, ты Галка не одна, а я не знала, ну ладно, я потом зайду.

– Погоди, тетя Клава, что ты хотела? Мы тут чай пьем, садись вместе с нами.

– Да не, я пойду.

– Так все же, чего приходила?

– Да понимаешь, я борщ варю, хотела посолить, а соль у меня в стеклянной банке, да и то осталось только на дне. Так вот, хотела я соль достать, полезла в банку, а она возьми, да и выскользни из рук, упала на пол и разбилась, соль рассыпалась по полу, а пол у меня земляной, вот и осталась без соли. А я не видела, как вы пришли, а то бы никогда не решилась, вот и зашла у тебя попросить соли, моя, как видишь, испорчена.

Не очень связно закончила свой рассказ тетя Клава. Галя достала с полки пачку соли.

– Бери, тетя Клава, сколько надо.

– Вот спасибо тебе, выручила. Да если бы я знала, я никогда бы не пришла, попросила бы у Светки, она мне должна, – и без перехода продолжила:

– А ты уже совсем взрослая стала, красавица, вся в мать, помню, когда приехала такая маленькая и худенькая была, а сейчас расцвела – прынцесса, прям хоть сейчас под венец. И куда только эти непутевые парни смотрят?

Тетя Клава многозначительно посмотрела на Степана и подмигнула Гале.

– Тетя Клава, у вас борщ выкипит.

– Ай, и то верно! – засуетилась тетя Клава и уже в дверях добавила: – я сейчас посолю, а остальное назад принесу, только дверь не запирай.

– Бог с тобой, тетя Клава, и с чего это я дверь запру?

– Да это я просто так, с языка сорвалось.

Галя села за стол, с усмешкой посмотрела на улыбающегося Степана.

– Вот так и живем! Всем все и обо всех нужно знать, а если чего не узнают, то выдумают и еще как выдумают, так, что не вздумай мне завидовать.

Они расхохотались. Смех прервал скрип двери.

– О, у вас весело! А я уже борщ посолила и думаю: «Дайка соль отнесу, а то вдруг людям понадобится, а ее нет, это не хорошо, вот и принесла».

– Не стоило беспокоиться, все что надо мы уже посолили, так что могла бы и завтра.

– Ну так-то лучше, а то вдруг забуду. Ладно, пойду я, а то мой хозяин с работы придёт, а хозяйки дома нет и борща подать некому, не годится так-то.

Дверь захлопнулась. Галя серьёзно посмотрела на смеющегося Степана.

– Муж тети Клавы работал на шахте забойщиком. Лет двадцать назад он и еще четверо рабочих попали под обвал. Шесть дней их откапывали и все это время неизвестно было, живы они или нет. Тетя Клава и еще четверо баб сходили с ума и жили надеждой, но чуда не произошло – все погибли. Потом были похороны с оркестром и панихидой, когда опускали гробы в братскую могилу, обезумевшая от горя Тетя Клава с криком бросилась вслед за мужем, потом, через несколько месяцев, ее выписали из больницы, она вернулась сюда, в свою хибару, отказалась от выделенной в новом доме квартиры. С тех пор тут и живет. В общем, она вполне нормальная, но каждый день ждет своего мужа с работы и варит ему борщи.

Степан перестал смеяться. Оба замолчали.

– Пора тебе уходить, пока еще на улице светло. Пусть все видят. Мне то что, а маму достанут.

Они вышли из дома. Галя нарочно долго возилась с замком, а когда уже вышли за калитку, из-за соседнего забора раздался голос тети Клавы:

– Галь, я че хотела спросить, вчера я своего ждала-ждала, да так и уснула, а он, видать, пришел, поужинал сам, помыл посуду и лег спать, а меня не стал будить – пожалел, а утром ни свет ни заря опять ушел на шахту, а я, дура, проспала.

Тетя Клава смахнула рукой слезы.

– Ты его не видела утром?

– Нет, тетя Клава, сегодня я проснулась поздно, выходной.

– Ну, видать, не судьба, – тетя Клава тяжело вздохнула и пошла к дому.

Остальную часть вечера мы гуляли по парку, гуляли молча. События сегодняшнего дня взбудоражили мою душу и с ее дна поднялось множество вопросов, на которые я должен найти ответы, и главный из них – кто для меня Галя, нужно разобраться, она действительно уготована судьбой, а если нет, то надо немедленно отдалиться и не морочить девушке голову, ну а в противном случае – действовать, перестраивать жизнь свою и Галину.

Я краем глаза посматривал на девушку. Галя шла, понурив голову, очевидно, нелегкие мысли одолевали ее и от этого она казалась маленькой и беззащитной. Сердце у меня сжалось от нежности и жалости к этому вдруг ставшему очень дорогим для меня человечку. Я остановился, нежно сжал голову девушки руками, осторожно поцеловал и прошептал:

– Любимая!

Неожиданно слезы ручьями полились из глаз девушки. Галя прижалась к моей груди и заплакала, с трудом сдерживая рыдания. Я, не понимая их причины, гладил ее по голове, ладонью вытирал слезы, но девушка была безутешна. Я прижал лицо Гали к своей щеке и шептал нежные слова. Наконец она немного успокоилась.