Жирафка
Шрифт:
— Ну что ты так на меня смотришь? Она ко мне приходила, жаловалась, говорила, что ты не хочешь приезжать домой, что ты не пишешь, что они знают о тебе только то, что Мария рассказывает по телефону, и больше ничего.
— Пусть не заботится обо мне, кто ее просит!
— И дебилка же ты, Лени! Если бы обо мне кто-нибудь так заботился, я была бы просто счастлива. Ты должна быть ей благодарна, а то бы я не приехала — ты же знаешь, сколько у меня всяких дел.
— Так значит ты приехала ко мне не потому, что соскучилась, а в качестве миссионера-добровольца?
Я была вне себя от злости
— Безусловно, добрые дела — это моя профессия. Вот, бери косметичку, приведи себя в порядок и идем погружаться в пучины разврата этого города. Как они тут у вас называются?
— «Гранд-отель Централь»! — ответила я. — На площади рядом с заброшенным готическим собором и ратушей, недавно реставрированной, с замечательной надписью: «Этот дом ненавидит лень, любит мир, наказывает преступления, осуществляет право и почитает благородных людей». Внизу кабак, но нам туда можно будет ходить только после выпускного вечера.
— Потрясающе! Из тебя вышла настоящая туземка! — засмеялась Ивета. — Я вижу, что тут нравы намного строже, чем в нашей стобашенной столице. И не говори мне о выпуске: нам и так об этом уши прожужжали, а я себе и представить не могу, что произойдет в будущем году или через год.
Я надела то, что наша Милуш назвала бы мини-юбкой, и мы вышли с Иветой из дома в полном согласии. Я повела ее на набережную — здесь осенью очень красиво. Липовую аллею сменила каштановая, дети собирали там блестящие коричневые плоды, которых нападало намного меньше, чем было до них охотников.
— А что вы будете с ними делать? — спросила я у малышей тоном взрослого человека.
— Серну кормить, — ответила девочка.
Солнце освещало блестящие от вчерашнего дождя ветви.
— Вполне мирный, успокаивающий пейзаж, — сказала Ивета.
— Махнемся. Она вздохнула.
— Конечно, я понимаю, что тебе тяжело. Но ведь бывают несчастья хуже, постарайся это пережить с наименьшей затратой сил. Ты была лишь на подступах к карьере, а каково достигшим самой вершины? С ними тоже иногда кое-что случается…
— Но у них что-то уже было, а мне не дали даже попробовать.
Она снова вздохнула, и мы замолчали.
— А здесь бывают танцы, — показала я на отремонтированное здание заводского клуба.
— Маленький Рудольфинум [16] , не иначе.
— Строил тот же архитектор.
— Если ты скажешь его имя, я тут же умру.
Не пойму я ее: издевается надо мной, как будто я виновата, что у Марии ассоциативная методика обучения. Конечно, мне плевать на все эти местные достопримечательности, но ведь она тоже требует этих знаний! Я была там в зрительном зале — никому бы в голову не пришло, что это клуб: мрамор, позолота, лепнина, гобелены. Все сверкает, никакого модерна, все очень красиво.
16
Дворец Рудольфа II.
— Ты что, не ходишь на танцы? — спросила Ивета.
—
Конечно, я умею танцевать, но боюсь, что если бы я пошла и меня бы кто-нибудь пригласил, он мог бы оказаться ниже меня ростом, хотя ребята говорят, что им это неважно.— Моя мать утверждает, что мужчин всегда вдохновлял ее маленький рост.
Это неожиданно нас развеселило.
Мы еще смеялись, как вдруг двери клуба раскрылись и из них вылетела Ева. Она прыгала через две ступеньки и чуть не сбила с ног Ивету. Она посмотрела снизу вверх на Ивету, потом на меня. Ну и вид у нее! Пусть смотрит, какие у меня подружки. Вот, милая Евочка, я тоже была командиром не хуже тебя! А девочки у меня были — Иветы, Мадлы и Мирки — не то что твои наседки!
— Это моя подруга детства, — рекламировала я Ивету. — Лучшая ученица нашего класса. — Тут я немного переборщила, но ничего.
— Я всегда восхищаюсь баскетболом, — объявила Ева. Она так и не поняла, что я ее хотела задеть. — Но я для баскетбола маленькая. Кроме того, здесь традиционно играют в гандбол.
— И для гандбола ты, пожалуй, тоже мала, — свысока проговорила я.
— Тереза тоже невысокого роста, а была прекрасной защитницей, — уколола меня, сама того не ведая, Ивета. — Пока ее не подбили. Помнишь, с тобой тоже так было? — повернулась она ко мне.
— Гандбол — очень жесткая игра, баскетбол намного лучше, но ведь и у баскетболистов тоже бывают травмы?
— Кто же этого боится? — сказала я.
— Я не боюсь. Хуже то, что у меня нет азарта. И нет стремления к победе и желания быть первой, что тоже важно для игры.
— Это для меня новость! — не сдержалась я. — Чтобы ты — и не была первой?
Она посмотрела на меня, как наш пражский директор школы.
— Понимаешь, в чем разница: я обязана, — ответила она.
Это мне непонятно: почему обязан быть первым, если не желаешь этого?
Ивета постучала себя по лбу.
— Интересные вы речи ведете! Где же эти ваши заведения с вином, мужчинами, музыкой? Мне, конечно, достаточно кока-колы.
Ева посмотрела на часы, сказала, что проводит нас до школы, а потом ей надо домой — она всегда куда-то спешит, всегда ей что-то надо, — и сунула Ивете вторую ручку своей набитой сумки.
— Что у тебя там? — спросила Ивета. — Камни?
— Бумага, прищепки и прочие вещи, — ответила Ева и тут же обратилась ко мне: — я еще не успела тебе сказать: у нас будет выставка. Перед Новым годом второй класс всегда выставляет, что он умеет делать, кто чем занимается. Может быть, у тебя есть что показать?
— Не могу же я там забрасывать мяч в корзину!
— Ну что ты, Лени! — с упреком посмотрела на меня Ивета.
Ева глядела на нас, ничего не понимая. Но в это время мы очутились перед мясным магазином.
— Подождете меня минутку? — спросила Ева. — Я быстро, и мы пойдем.
Я кивнула, а Ивета последовала за ней в магазин. Пришлось идти и мне.
— Пани Кудрновская, есть у вас что-нибудь на суп? Нет, не грудинку, что-нибудь другое. И на гуляш. Да, этот кусок подходит.
Ева выбирала мясо, как опытная хозяйка. А для меня все мясо было одинаково кровавым.
— У хорошей хозяйки в полдень всегда готов обед, — сказала я насмешливо, когда мы вышли.