Жить и умереть в Париже
Шрифт:
Ольга периодически просыпалась от тихого поскуливания и, наконец не выдержав, разрешила гостье забраться на кровать, себе в ноги. Так они провели первую ночь вместе.
Утром Ольга проснулась оттого, что кто-то, горячо дыша в самое ухо, придавил ей правую руку и плечо. Она удивилась, подумав со сна, что Жан-Марк, наверно, совсем сошел с ума. Потом, все вспомнив, рассмеялась и столкнула на пол ласковую нахалку.
Собака оказалась спокойной и доброй. Видимо, хозяева ее баловали. Каким образом она оказалась на улице? Разве она сможет об этом рассказать, даже если очень захочет? Настрадалась, бедная, а теперь прибилась к дому, почувствовала тепло и благодарна на свой, собачий манер. Выведя собаку на прогулку, Ольга поймала себя
Ветеринар, к которому она отвела собаку на следующий день, сказал, что той приблизительно восемь-девять лет и что проживет она еще года три.
Алиса прожила еще пять лет.
Вчера во время обеденного перерыва, съев на ходу бутерброд из «Монопри», Марина сбегала посмотреть, что представляет собой офис «Пулковских авиалиний».
Это было небольшое бюро в пяти минутах от Триумфальной Арки: современный дизайн, чистое большое окно, мягкий, в голубой гамме цвет интерьера… Помещение произвело на Марину приятное впечатление, и она, переговорив с директором фирмы, сказала, что подумает и очень скоро даст ответ. Закончившая Институт восточных языков — японское отделение — и свободно говорящая на трех языках, кроме родного (французском, английском и японском), Марина была для них настоящей находкой, так что дело можно было считать почти улаженным.
Она серьезно относилась к различного рода переменам, особенно когда они касались работы и денег. Ей было тридцать пять лет, десять из которых она была замужем и проживала в Париже с французским мужем. Неудавшийся художник, Клод сидел практически на ее шее, довольствуясь редким заработком от продажи картин и социальным пособием. Он считал себя непризнанным гением, а это, как известно, диагноз.
К концу рабочего дня Марина вся была мыслями уже дома, со своим сынишкой. В их маленькой семье все было наоборот, она была кормилицей и добытчицей, а муж писал свои «гениальные» картины, отводил сына в школу, встречал и кормил. Впрочем, это позволяло сэкономить на няне, удовольствии весьма недешевом. Иногда он делал и покупки. Готовила Марина сама по субботам и средам дня на три обеды и ужины. Оставляла в холодильнике кастрюлю супа или борща, жареные котлеты или тушеное мясо. Это было экономично и, самое главное, вкусно. Вечером, разогрев ужин в микроволновке, не надо было стоять у плиты.
Как многие русские женщины, Марина была хорошей хозяйкой: умела распоряжаться деньгами, следить за домом, хорошо выглядеть. Иногда ей удавалось выкраивать время на, как она в шутку говорила, выход в свет: вечеринки с подругами или кино. Жизнь ее была не слишком разнообразна. Работа, семья, засасывающий быт, постоянные мысли о хлебе насущном… Иногда она чувствовала себя птичкой, попавшей в клетку…
Свой ежегодный отпуск Марина всегда старалась проводить в Москве, у мамы. Эти две недели были для нее «глотком свободы». И своей радостью по поводу пребывания на родине она сильно удивляла старых подружек. Трудно было объяснить им, что в Париже на светскую жизнь просто не хватает времени, да и сил. Пусть думают, что Марина живет там как в сказке.
Оставив сына с мамой, она бегала с утра до вечера по подругам, магазинам, выставкам, а по вечерам по театрам и концертам. Вот уж где она отводила душу! Специально скопив для поездки денег, чтобы ни в чем себе не отказывать хотя бы в Москве, она «баловала» себя походами в Институт красоты на процедуры, которые доставляли ей большое удовольствие. Чистка и массаж лица, советы визажиста по макияжу, акупунктура и сеансы гипнозотерапии — всего этого она не могла позволить себе в Париже. И она улыбалась в душе, когда подруги говорили, вот, мол, «богатая парижанка» приехала. Марина не разочаровывала их. Пусть верят в сказку.
Здесь, в Москве, она ходила на балет и в оперу. Лучшие места ей были гарантированы: ее ближайшая подруга работала в Центральных театральных кассах, и Марина покупала билеты как российская
гражданка, на рубли. Это были сущие пустяки по сравнению с парижскими ценами в «Гранд-опера» или даже в «Опера Бастиль».Несмотря на всю любовь к Парижу, она не могла избавиться от чувства своего временного присутствия в нем. И это добавляло немного грусти в ее чувство к городу…
Марина понимала, что жизнь ее сложилась не так, как она себе представляла, о чем мечтала в юности, и старалась воспользоваться любой возможностью, чтобы как-то переменить ее к лучшему.
Много лет назад Париж представлялся ей вечным праздником — блестящим центром культуры, красоты, моды, дорогого парфюма и красивых, изысканных людей. Ну, как во французских фильмах, которые она смотрела на всех кинонеделях и фестивалях. Однако реальная жизнь оказалась сурова и обыденна.
Со своим будущим мужем, Клодом Фольером, Марина познакомилась, давая уроки русского языка иностранцам. (После развала издательства «Мир», где Марина подбирала японские каталоги для перевода и издания на русском, она больше года просидела без работы и теперь пользовалась любой возможностью поправить свое материальное положение.) Молодой, подающий надежды художник, он в самом конце восьмидесятых приехал в Москву изучать русский модерн.
Выйдя замуж за француза, она вошла в круг московской богемы. Это были времена «перестройки», когда за тесное общение с иностранцами уже не наказывали, да и выезд за границу намного упростился, однако наличие валюты у граждан вызывало подозрение.
Пока Марина ждала визу на постоянное жительство, она, на зависть всем подругам, вела жизнь роскошной молодой дамы, которая может позволить в Москве все, ведь у нее была законная задекларированная валюта. Обменяв ее на «черном рынке», Марина чувствовала себя по российским меркам просто богачкой. Что она могла тогда понимать, наивная и милая московская девочка. Ей казалось, что так теперь будет всегда.
Очутившись в Париже, она сразу поняла, что здесь, как и везде, идет борьба за выживание. Просто в Москве и при наличии денег в то время почти ничего нельзя было достать, даже водку давали по талонам, а здесь прилавки завалены всевозможными товарами, но денег на их приобретение катастрофически не хватало.
Как это было ни обидно, но первая серьезная размолвка произошла у них с мужем во время первого же посещения супермаркета. Здесь было столько вкусностей, о которых она в полуголодной России постперестроечной поры и понятия не имела! Все было в диковинку, все хотелось попробовать. Марина самозабвенно складывала в корзину продукты в нарядных упаковках, невиданной красоты фрукты… И тут Клод довольно резко сказал, что они себе всего этого не могут позволить.
Вспомнив, как муж сорил деньгами в Москве, она удивилась и обиделась. Немного смутившись, Клод объяснил Марине, что они совсем не так богаты, как ей может показаться, и что многое для них здесь просто непозволительная роскошь. Там, в России, это ничего не стоило, потому что он менял доллары на рубли на «черном рынке». Такое богатство было иллюзией, это надо понимать. И вообще, она же знала, за кого выходит замуж. Где она видела, чтобы художник, представитель богемы, был богат? Да, он жил в основном на деньги, вырученные от продажи картин, но зато не ущемлял свою творческую натуру и впредь этого делать не собирается. И вообще, надо подумать о том, чтобы найти для нее подходящую работу.
Марина, собственно, ничего не имела против. Ей самой интересно было войти в жизнь этого блистательного, желанного города, обрести самостоятельность, попытаться стать здесь своей.
Милая, стройная брюнетка со светлыми серо-зелеными глазами, интеллигентная, с чувством юмора, с прекрасным знанием нескольких языков, она имела все шансы на успех, но нужна была еще и удача…
Вначале она надеялась на эту самую удачу. Надеялась, что найдет высокооплачиваемую работу, что муж станет известным и разбогатеет. Она ждала перемен.