Жити и нежити
Шрифт:
– Отгружены? Никаких поставок я не…
– Помилуйте, Николай Дмитриевич. Мы и накладную обратно получили. Вот, проверьте: подпись, печать. Книги были закуплены в рассрочку. – Юлий ловким жестом извлёк бумагу и сунул ему под нос.
– Закуплены?.. – глаза Николая округлились: на накладной внизу красовались печать и подпись – его собственная и главного бухгалтера. – Сейчас, – он стал шарить по карманам, чувствуя, что цинизм впервые его подвёл, – я сейчас Надьке позвоню…
– Кстати, Надежда Фёдоровна просила передать вам привет, Николай Дмитриевич, – проворковал Юлий. – И ещё сообщить, что улетает на Гоа. Штаны вам привезёт, как и обещала.
Николай
Юлик беззвучно засмеялся. Потом посмотрел на часы и достал телефон. В тот же момент трубка начала звонить. Юлик сорвался с места, пересёк комнату, слетел по лестнице, расталкивая посетителей в тесных проходах, продрался через торговый зал и вылетел к входной двери.
Я не сильно ошиблась: именно трактир, старый пивной подвал – вот что представлял из себя этот клуб, и он был битком набит. Душно, шумно и тесно, потные люди прыгали, пили и смеялись, танцевали, наступая друг другу на ноги, и над всем этим, под сводчатым потолком старого погреба метался оглушающий, гадкий, но совершенно виртуозный наигрыш на волынке. Когда мы вошли, на сцене стоял высокий худой кучерявый парень и играл, извиваясь, прыгая, беснуясь, насилуя свой инструмент. Остальные музыканты – две флейты, мандолина и барабан – уже поняли, что рядом с волынкой им делать нечего и просто смотрели на него, позволяя закончить бесовское соло. Когда он отыграл и общая мелодия возобновилась, зал завизжал и захлопал, заглушая музыку.
Даша, только войдя и увидев музыканта, завизжала и вклинилась в толпу как ледокол. Нам с Виксентием надо было не отставать, чтобы вслед за нею протолкаться к самой сцене.
Музыка смолкла. Кругом орали, хоть уши затыкай.
– Вот так сюрприз! – стала кричать в микрофон флейтистка. Дыхание у неё срывалось, будто она только что пробежала стометровку. – Какой нам подарок на день рождения! Это наш друг, Ём! – Крики, аплодисменты. – Он только сегодня приехал. Ём, не уходи, сыграй ещё!
– Ём! Ём! – скандировал зал. – Ё-ом! – визжали девицы, напирая со всех сторон и ложась на сцену грудями.
Меня зажали, отрезав от Даши. Выдохнула, сбросила с себя кого-то, вывернулась и вгляделась в музыканта: в связи с чем такой ажиотаж? Ну да, внешность у него смазливая: тонкие губы, острый подбородок, кожа белая, ресницы длинные, как у теляти, под ними – прозрачные, голубые глаза. Чувственность, эмоциональность, самовлюблённость, эротизм и талант – всё это читалось у него на лице. Отличный коктейль для музыканта, и неудивительно, что девицы так визжат. Вот только глаза у него были светлые, живые, лучащиеся вдохновением. Он играл, не потому, что ждал от зала любви, а потому, что это было его жизнью, иначе он не мог. И улыбка простая и лёгкая. Хороший мальчик, хороший. Я пожелала ему счастья и рванулась к Даше, чтобы не потерять.
– Ём! Ём! – Она прыгала у сцены как мячик. Рядом стоял Виксентий с печатью едкой иронии на лице. – Ём! Ём! Ём!
Музыкант положил волынку и склонился над громоздким чёрным чемоданом, заполненным инструментами. Достал оттуда две части замысловатой флейты и стал собирать. Зал взорвался радостным криком, Даша завизжала как резаная, у меня аж уши заложило.
– Кто это?
– Да ты что? Это же Ём! Ёма не знаешь? К нему на концерт не попасть. А тут – сам пришёл. Пусть без группы, один. Но всё равно: Ё-ом!
Таких людей надо знать.– Он же вроде в Австрии живёт? – очень стараясь показаться равнодушным, спросил Виксентий.
– Ага, в Вене. Только он русский. Ём – звезда. Он с такими музыкантами играет! С этим, например… ну, как его? С барабаном который. И с этой. Из Англии, она ещё вот так поёт. И на арфе играет… У него группа своя, мегасупер, ты что! И сейчас как раз по России турне. Не, ты прикалываешься, ты не можешь не знать!
Я пожала плечами. В этот момент сбоку к сцене подошёл холёный мужчина, одетый так, что сразу стало ясно, насколько случайно он в этом клубе. Поманил к себе Ёма и стал что-то втолковывать, показывая на часы. Тот кивал, соглашался, но продолжал скручивать свою флейту и смотреть в толпу такими глазами, будто он всех держит в руках. Мужчина с недовольным видом отошёл к стене. С ним была красивая, такая же холёная женщина, невысокая и точёная, как статуэтка из слоновой кости.
– Это Джуда, она танцует, – продолжала Даша. – У неё школа, оттуда ребята сегодня танцевать должны под «Солнце». Ну, «Велесово солнце», эта вот группа, у которой днюха. Их многие поздравить пришли: музыканты, танцоры. Вот и Джуда… А этого хлыща я не знаю.
– Я зато знаю, – буркнула я.
– Ты? – удивилась Даша и обернулась на меня. – И кто он?
– Да так, – я неопределённо передёрнула плечами. – Айс зовут. Мы случайно познакомились. Неважно.
– А, – протянула Даша, – понятно. – И в глазах отразилась не то уверенность, не то вопрос: «Трахнуть хотел».
Ничего тебе непонятно. Нет, не хотел. Разговор у нас был короткий и странный, под стать нику, которым он представился. Столкнулись мы на лекции, только не для бедных травоядных, а элитной. Это было два дня назад, моя первая вылазка в люди. Ради чего я туда попала, ясно. А вот что он там делал, не знаю. Когда всё кончилось, подошёл ко мне с вопросом, которого я не поняла. Мне удалось быстро улизнуть, но неприятное чувство осталось. Не люблю, когда люди меня замечают. Яр правильно говорит: нам нельзя оставлять следов. Очень не хотелось, чтобы он меня увидел сейчас.
Музыка всё не начиналась. Ём крутил дудку, другие музыканты о чём-то переговаривались в глубине сцены. В зале стоял гам: похоже, перерыв в концерте никого не напрягал. Люди общались, проталкивались к барной стойке, брали пиво, там то и дело взрыкивал кофейный аппарат.
И вдруг Виксентий, воспользовавшись паузой, схватил за руки меня и Дашу и поволок к микрофонам, прежде чем я успела что-либо предпринять.
– У нас тоже есть музыкальный подарок! – объявил он, выставляя нас вперёд, будто мы им и были. – Пока наши гости из-за рубежа готовятся, – он так выразительно глянул в сторону Ёма, что стало ясно: если бы тот вообще сегодня не заиграл, он бы не расстроился, – мы хотели бы… Разрешите? – обернулся к флейтистке. Та кивнула. Видимо, они все тут друг друга знали.
Виксентий склонился к ремню, где у него, как в патронташе, был целый арсенал варганов разного размера, выбрал три: два всучил нам с Дашей, а один оставил для себя. Встал перед микрофоном, выразительно посмотрел на нас, выждал паузу – и начал играть.
У меня пересохло в горле: я чуяла, что не владею ситуацией. Я нежить, я тень, я не должна быть на людях. Мне нельзя быть на людях. Повинуясь инстинкту, стала прятать лицо за косами. В глаза била разноцветная подсветка, люди внизу – тёмная вода, неприятная, колышущаяся тёмная вода. И все глядят на меня, так и норовят поглотить.