Житие Анастасии

– А у вас там тоже, наверное, музей есть? – поинтересовалась Стася.

– Да, как раз в том доме, где жил Сахаров.

– Сломал он себе карьеру своим диссидентством.

– Ну, не совсем, – возразил Миша. – Он же потом в политику пошёл, был депутатом.

– Он мог и без этого в политику пойти. Тогда бы его уважали как академика и преданного партии гражданина. А так захлопывали.

– Захлопать – это не то же самое, что прихлопнуть.

– Логично. Но всё равно неприятно.

Стасе вдруг вспомнился отрывок из Мишиного письма. Тогда её рассказ, который она старательно писала два месяца, подчас жертвуя сном и пропуская приёмы пищи, раскритиковали нещадно и, что страшней всего, не приняли. И Миша, желая её утешить, поспешил заверить её, что в жизни есть вещи и пострашнее. Неприятности, писал он, бывают трёх видов: когда просто неприятно (это обычные бытовые неурядицы типа сгоревшего чайника, неудавшейся встречи, простуды и т.п.), когда очень неприятно (это уже потери более серьёзные типа сгоревшего дома), и когда смертельно неприятно (то есть, когда уже совсем убили). Ну, а если не случилось смертельной неприятности, жизнь непременно наладится, и всё будет хорошо. Главное – не сдаваться, не вешать нос.

Прежде чем распрощаться до завтра, они проехали ещё несколько остановок на метро и прошли ещё до дома, где жила Стася.

Только успела девушка зайти в квартиру, как зазвонил телефон. Это был Артур Изгаршев – главный редактор "Интересных новшеств".

– Стася, я только что изучил Ваш "Синий цвет верности". Всё очень хорошо, выше всяких похвал. Спешу Вас порадовать – он будет напечатан в ближайшее время.

И хотя это был далеко не первый её роман, который печатался в этом журнале, Стася едва не подпрыгнула от переполнившей её радости.

– Спасибо, Артур!

– Не за что, – ответил Изгаршев приветливо. – Желаю Вам дальнейших успехов. Спокойной ночи!

"Как классно! – думала Стася, прежде чем лечь на кровать и забыться сном. – Завтра обязательно расскажу Мише".

Как и следовало ожидать, Миша был искренне рад за подругу.

– Здорово! Поздравляю! Это тот самый, что ты мне присылала по почте? Про Гришу и Марусю?

– Да, он. Кстати, я тогда ещё его чуть подправила – как ты сказал. Убрала тот фрагмент, где он целуется с Наташей… Куда сейчас пойдём?

– Ты, кажется, писала, что в Кусково есть хорошая усадьба…

Усадьба, как в том убедился Миша, действительно заслуживала того, чтобы её посмотреть. Дворец графа Шереметьева, выставка фарфора, Итальянский домик – да и сам парк с множеством аллей, со статуями, с мостками через речушки, смотрелся великолепно.

– Помнишь, как ты меня по Покровке водил? – спросила Стася Мишу, когда они уже добрались из Кускова до Курского вокзала и сидели в блиннице.

– Помню. По-моему, было весело.

– Да. А теперь, – Стася наклонилась к нему через стол и угрожающе прошептала, – я тебе отомщу. И мстя моя будет ужасной. Если ты не против, конечно.

– Вот как! – Миша был явно заинтригован. – Тогда давай отомсти. Далеко твоя жестокая месть?

– Две остановки, если по радиальной.

– Тогда поехали.

Арбат, как всегда, был оживлённым. Толпы туристов, гуляющих туда-сюда, сувенирные лавки с магазинами, стена в память о Викторе Цое, статуи Булата Окуджавы и Пушкина с Натальей Гончаровой – всё это и вправду напоминало Мише родную Покровку. Так что "месть" удалась.

Но всё хорошее имеет вредную привычку заканчиваться слишком быстро. И вот не успели Миша и Стася по Москве нагуляться, как пришло время прощания. Миша должен был ехать на вокзал, а оттуда – к себе в Нижний.

– Ну, ты езжай, – сказал Стася. – А я доберусь сама. Ещё не слишком поздно. Как приедешь – напиши.

– Хорошо, Стась. Ну ладно, счастливо тебе. И спасибо за культурную программу. Всё было супер!

На прощание поцеловались в щёки, потом, оглянувшись, помахали друг другу и разошлись. А вернее, разъехались. Идти пешком даже на маленькие расстояния у Стаси не было сил. Находилась за эти два дня так, что, казалось, ноги отвалятся. Даже на то, чтобы выполнить обещание зайти в булочную за хлебом, их не оставалось.

"А ладно, картошка есть – подогрею, поем".

На том и порешила.

Порой одна только встреча способна изменить навсегда отношения двух людей, вступивших друг с другом в переписку. Дружба может перерасти во что-то большее, либо и вовсе закончиться разочарованием.

Но ни того, ни другого не случилось у Стаси с Мишей. Два года прошло с момента их второй встречи, а они по-прежнему переписывались как друзья. Многое изменилось в их жизни, но между ними всё оставалось по-прежнему.

Как и прежде, Стася писала другу о своих победах и неудачах, притом первых, к их взаимной радости, было гораздо больше. Повести и рассказы Анастасии Заречной (собственная фамилия – Лилькова – казалась девушке не очень красивой) печатались большими тиражами, издательства с нетерпением ждали её новых творений, чтобы напечатать. Гонорары, коими оплачивался Стасин талант, позволяли ей и её семье жить безбедно, хорошо одеваться и даже ездить за границу. Именно там, в Пальме-де-Мальорке, она и познакомилась с Витей Болотовым. Он, как и Стася, был писателем и тоже отнюдь не обиженным судьбой и издательствами. Его знаменитую повесть "Три белых лилии" Стася читала ещё в Москве, и это была действительно великолепная вещь, поражающая своей глубиной и вместе с тем – захватывающим сюжетом. Поэтому познакомиться с её автором Стася сочла за честь. Так и начался их бурный роман, который по приезду в Москву не только не закончился, но и разгорелся с новой силой. Родителям выбор дочери сразу пришёлся по душе. А что, жених перспективный, его романы в недалёком будущем обещают стать бестселлерами, а следовательно, и деньги будут литься, как из ведра. Да и самой Стасе, по всей видимости, быть знаменитостью.

Может, Миша, которому она откровенно рассказывала о своей жизни, и завидовал немного её успеху, но не настолько, чтобы эта горькая капля мешала ему радоваться за подругу и морально поддерживать её в те моменты, которые для Стаси были отнюдь не радостными. А такие, как ни крути, бывают даже у больших счастливцев.

Впрочем, самому ему тоже было чем похвастаться. Почти сразу же после окончания института его взяли штатным корреспондентом в "Остров Свободы". Будучи, во-первых, областной, а во-вторых, оппозиционной, эта газета не обещала солидных гонораров, но именно в ней Миша мечтал работать ещё когда учился в школе. И работа эта, несмотря на сложности, ему нравилась. А сложности, надо сказать, были. Может ли журналист, разоблачающий недобросовестных и вороватых чиновников и лживых политических деятелей, рассказывающий об их нечестных делишках, чувствовать себя в безопасности? По крайней мере, в нашей стране. А ведь эта категория людей весьма состоятельна, и заставить журналиста замолчать для неё не такая уж и большая проблема. Тем более, когда власти отнюдь не на стороне этого журналиста.

Больше всего причин ненавидеть его было у полпреда Громашева, который поддерживал замечательные отношения с Ядовцевым, а тот в свою очередь был близким другом самого президента и его потенциальным преемником (в честные выборы уже давно никто не верил). Именно Громашев был главным героем Мишиных публикаций. Наверное, во всей области не существовало ни одной крупной махинации, будь то сфера образования, здравоохранения или сельского хозяйства, от которой бы Громашев не получал свой процент.

Разумеется, полпред был не в восторге оттого, что все эти факты оказывались в статьях Михаила Кравцова. Попытка заткнуть ему рот денежным кляпом успеха не возымела. Громашев злился. Видимо, по его наущению было по местному телевидению состряпано "воззвание к нижегородцам", где в формате ток-шоу вопрошалось: кого вы слушаете, граждане? Этот Кравцов чуть ли не с пелёнок завербован американским ЦРУ, и его цель – подорвать престиж России. Ради этого он не погнушается никакой ложью, ибо американцы ему за это щедро платят.