Житие Маштоца
Шрифт:
Автор вышеприведенных строк прав, когда заявляет, что "достоверный историк Лазарь Парбский ни слова не говорит о какой бы то ни было его (т. е. Маштоца.
– К. М.-О.) деятельности в Грузии и Албании", но он запамятовал, что наш историк вообще мало что говорит и о Маштоце и о его творческой деятельности по созданию письмен. Л. Парпеци своего читателя отсылает к труду Корюна: "Если кто желает все это достоверно знать, пусть он осведомится из Истории желанного мужа Корюна, ученика блаженного Маштоца, прочитав историю-жизни его... письмен.., что и мы, многократно читая, достоверно познали"10.
Имеются и другие возражения против участия Маштоца в деле создания грузинских и агванских письмен, которые сводятся к следующему: "Месроп естественно должен был бы предложить соседним народам уже готовые армянские письмена". Это никак не вяжется с думами и планами Месропа. Великий народолюбец вел борьбу именно против иноземного, чуждого влияния
И в самом деле, не один Лазар Парпеци пользуется творением Корюна как достоверным и авторитетным источником по истории жизни и культурного подвига Маштоца. Из этой маленькой, но драгоценной книжки черпали свои основные свдения о данном вопросе как Мовсес Хоренаци, так и последующие армянские историки и летописцы, лишь местами кое-какими сведениями дополняя повествование Корюна или же интерпретируя вскользь сказанное этим первоисточником. Об этом речь будет ниже.
3
О Корюне, авторе этого превосходного первоисточника по истории создания письмен, у нас нет подробных сведений. Если исключить высказывания самого автора о себе и связях его с великим Вардапетом и однокашниками по учебе и просветительской деятельности, а также кое-какие упоминания его имени вместе с другими учениками Маштоца в греко-латинской письменности11, у нас нет других достоверных сведений о нем. Однако, несмотря на это, все армянские историки V века и другие писатели до конца XVIII века восторженно отзываются о нем, называя его *** - "желанный муж Корюн", *** - "блаженный муж Корюн", *** - "блаженный Корюн", *** - "муж духовный Корюн" и т. д. Впрочем, этим и исчерпываются наши сведения о личности и литературно-общественной деятельности нашего замечательного писателя.
Характерно одно пока что не поддающееся объяснению обстоятельство, почти все видные деятели, соратники, ученики виднейшего народолюбца, просветителя Месропа Маштоца, не исключая и его самого, безусловно упоминаются по имени рода. нахарарства или по месту рождения, или же по характеру своих общественно-политических занятий. Так, например, из соратников и учеников Маштоца, помимо царей, католикоса и главных епископов, упоминаются: хазарапет Араван, хазарапет Ваан Аматуни, Васак Сюни, Амаяк и Вардан Мамиконяны и др.; главные ученики Вардапета: Езник Кохбаци, Иосеп Вайоцдзореци, Иоанн Екехецаци. Иоанн Пахнаци, Тирайр Хордзенаци, Мушэ Таронаци и т. д. Родовые имена или прозвища некоторых из них, если и не упомянуты Корюном, то во всяком случае они тем или иным путем уточнены позднейшими писателями. Лишь один Корюн, кроме вышеприведенных лестных эпитетов, нс удостоился и в дальнейшем уточнения своей родовой принадлежности.
Таким образом, все наши биографические сведения о Корюне мы вынуждены черпать лишь из pro же труда о Маштоце и изобретении письмен.
Что же пишет он о себе?
Корюн неоднократно заявляет, что был учеником великого Вардапета, "находясь в положении особливого ученика его, хотя и был я, - говорит он, среди них по возрасту самым младшим"12, и, как свидетельствует он в другом месте, "мы воочию видели облики (Саака и Маштоца), присутствовали при исполнении духовных деяний, слушали вдохновенное учение их, (сами были) прислужниками их, согласно евангельским повелениям"13. Что он почти постоянно находился при своем Вардапете, это явствует и по описанию последних часов жизни Маштоца: "И когда, отделившись от своих питомцев-учеников... он, облегченный от болей, пришел в чувство, приподнялся (на месте), сел среди собравшихся и, подняв всегда распростертые к небу руки, поручил всех оставшихся (в живых) милости божьей и просил помощи для них... И он (Маштоц), завещав святым любовь и согласие, благословил близких и далеких... скончался"14.
Так мог написать лишь очевидец, человек, постоянно находившийся при Маштоце, и описавший мак участник похоронную процессию от Нор-Кахака (ныне г. Эчмиадзин) до Ошакана, где и поныне находится усыпальница великого просветителя.
Маштоц своего любимого ученика, по всей вероятности, постоянно брал с собой во время "хождния в народ" или, когда он объезжал соседние страны по делам распространения просвещения, давал ему специальные ответственные задания, как например, во время поездки Гевонда и его, Корюна, в Константинополь, где "они встретились с Езником и присоединились к нему, как к самому близкому однокашнику, и там совместно довершили дела духовных нужд" (Там же, стр. 110). Это произошло после Ефесского собора.
Если Корюн был "самым близким однокашником" Езника, это значит, что они вместе прожили свои школьные годы у Маштоца, завершили учение.
Говоря об учениках Маштоца Иосепе, Езнике. Гевонде, Корюне и других, отправленных в Сирию и Константинополь и др. города и области, Корюн постоянно употребляет термин "братья"
в смысле монахов, членов монашеской общины. Большинство этих учеников в дальнейшем удостоились степени вардапета, в том числе, несомненно, и Корюн.Начиная с V века, все армянские писатели, повествующие о Маштоце и возникновении армянской письменности, утверждают, что Корюн был учеником и сотрудником Маштоца, однако никто из них не прибавляет ничего нового к тому, что имеется у самого Корюна. Таким образом, о деятельности Корюна по смерти Маштоца, о его участии в общественно-политических событиях, постигших армянский народ в 40-50 гг. V века, равно как и его смерти у нас нет никаких конкретных свидетельств.
После рассмотрения всех биографических сведений о жизни и деятельности Корюна, можно ли определить точный год рождения нашего автора? Эта задача не представляется выполнимой. Год рождения Корюна имеет связь с приблизительно точной датой изобретения армянской письменности. Ведь по данным армянских источников, как только были привезены письмена Даниэла, Саак и Маштоц завербовали учеников и начали их учить. В первую очередь были приняты в школы старшие ученики-переводчики, к которым относятся Езник, Иосеп, Иоанн и др., а среди них самым младшим был Корюн. В эти школы принимали *** "манкунс матахс" - "малых детей", думается, не вовсе неграмотных детей, а грамотных по-гречески и по-сирийски, дабы, имея перед собой учеников с определенными школьными навыками, легче проверить годность привезенных письмен. Допустим, они были в возрасте от 10 до 15 лет, а Корюн самый младший среди них. Все теперь в некоторой степени будет зависеть от того времени, когда были привезены в Армению вышеупомянутые письмена. От установленной даты следует вычесть 10-15 лет, и это будет приблизительной датой рождения Корюна. Нам кажется более вероятным отнесение года рождения к середине девяностых годов IV века.
Впрочем в маленьком труде Корюна имеется одно предложение, которое при той или иной интерпретации может привести к довольно веским выводам. В 15-ой главе своей "Истории" Корюн, повествуя о просветительской деятельности Маштоца в Иверии и об изобретении иверийских письмен, говорит, что он собрал и связал их божественными заветами и сделал их единым народом.
"Из них (т. е. отроков, собранных на учение) и я, недостойный, вступил в сан епископа; среди них первый Самуэл, муж святой и благочестивый, стал епископом при царском дворе"15.
Понимая текст настоящего отрывка в этом аспекте. многие арменисты армяне и европейцы, начиная с конца XVIII века по сей день, утверждают, что Корюн был возведен в сан епископа для иверов. Из числа этих ученых-арменистов упомянем здесь следующих: М. Чамчьяна, Г. Зарбадаляна, Б. Саргасяна. Г. Алишана и др., а известный арменист Г. Тер-Мкртчян (Миабан) откровенно пишет: "Мы знаем, что Корюн был епископом иверов или иверских армян, а по моему мнению, даже, быть может, ивером (грузином) или по крайней мере грузинским армянином... во всяком случае, трудно иначе понимать сказанное Корюном о себе"16. Такое толкование поддерживают и Алишан17, О. Торосян18, В. Фынтыглян19, Сарухан20, S. Weber21и др.
Особенно усердно настаивает на иверском происхождении Корюна известный знаток этого памятника Г. Фынтыглян. Не подвергая сомнению подлинность вышеприведенного отрывка, он приводит ряд интересных аргументов и доводов, подкрепляющих эту его гипотезу. Рассмотрим некоторые из них. Г. Фынтыглян заверяет, что и имя нашего автора - Корюн, что в переводе означает Львенок, вызывает некоторое недоумение. Это имя, весьма редкое среди армян до Х века, часто встречается в Иверии в виде Кирион, а потому он полагает, что форма имени Корюн является лишь, так сказать, перегласовкой иверского имени Кирион. Далее, по мнению исследователя, иностранное происхождение Корюна особенно заметно в тех случаях, когда он говорит об армянах, армянской стране, Армении и армянских общественно-политических деятелях. Никогда он о них не отзывается как о родной земле, "нашей стране", о "нашем царе или католикосе", "нашей Армении", а всегда говорит как о чужой стране, народе и т. д., в третьем лице. Лишь один раз в печатном тексте, иногда и в списках встречается *** - "ашхарс пайоц". что может означать и "наша армянская страна", "наша страна Армения", и "эта армянская страна", по, имея в виду единичный случай такого применения, скорее нужно это разуметь, как "эта армянская страна", или "эта страна Армения"; весьма часто встречаются выражения "о своем народе", "своя страна армянская", пекутся они (Саак и Маштоц) "о своем народе", "о своей стране", но не "о моем народе", или "о моей стране". Эту свою гипотезу он подкрепляет и такими рассуждениями, будто Корюн с пренебрежением говорит об армянской стране, о "беспризорных, беспорядочных местах" и "неисправимых местах Гохтна", находящихся "под влиянием языческих преданий и дьявольского поклонения сатане", перечисляет районы "с дикими нравами и звериными инстинктами" и т. д.