Житие Одинокова

При этих словах двое шептавшихся командиров встали и тихонечко покрались прочь, явно следуя совсем другому суворовскому указанию: «Бережёного Бог бережёт». Всего-то ничего, полгода назад Суворова на всех лекциях несли по кочкам за то, что, гад, воевал против Пугачёва и давил восстания поляков. Если можно не присутствовать на этой подозрительной лекции, так лучше и не присутствовать. А со сцены неслось:

— Суворов, что естественно для той далёкой поры, был православным христианином. Как и большинство его солдат. А по заповеди Христа, «нет больше той любви, если кто душу свою положит за друзей своих». В те времена, в условиях отсутствия научной теории марксизма-ленинизма, развитой в наше время гением великого Сталина, ничего не оставалось полководцу, кроме как призывать православного воина, защитника Родины, к исполнению этой заповеди Христа. Вот почему Суворов учил: «Бей неприятеля, не щадя ни его, ни себя самого, держись зло, дерись до смерти, побеждает тот, кто меньше себя жалеет». Другие его слова: «Нет ничего страшнее отчаянных». Кто такие «отчаянные», товарищи? Кто знает?

Поднялось несколько рук, лектор выбрал ефрейтора с третьего ряда, Ивана Поспешилова. Иван говорил так зычно, что на занятиях по выработке командирского голоса преподаватель всегда ставил его в пример другим. К сожалению, говорил он слишком медленно.

Своим зычным голосом Иван сообщил:

— Отчаянный, товарищ профессор, это когда уже ничего не боишься! Когда идёшь на немчуру бесстрашно! Ну, то есть, совершенно наплевать, что будет.

— И что при этом думает человек?

— В бою думать некогда! Так, ребята?

— Точно! Да! — послышалось с разных сторон.

— Правильно! — воскликнул лектор. — Когда человек в отчаянном положении, он перестаёт рассуждать, а действует в соответствии с выучкой и опытом. Его воля уже ничего не решает. Отсюда — идея, что он действует по воле Божьей. Вот потому-то Суворов и говорил: «Молись Богу, от Него победа! Чудо-богатыри! Бог нас водит, Он нам генерал!» — Молотилов отпил из стакана воды, спросил: — Всем всё понятно? Вопросы есть?

Руку поднял комсорг Лубенец. Он был красный от негодования:

— Скажите, а вы вправду профессор?

— Я кандидат исторических наук, доцент, — Молотилов налил в стакан воды из кувшина, с подозрением посмотрел на комсорга. — Хотя в объявлении написано, что профессор. Но это ошибка.

— А зачем же вы тут Бога превозносите?

— Бога? — изумился лектор и обратился к слушателям: — Кого я тут превозносил, друзья мои?

Послышалась разноголосица:

— Суворова! Суворова! Бога! Русского солдата!

— Да! — обрадовался доцент. — Я превозношу русского солдата, который задолго до появления непобедимого учения умел побеждать врага, возвысив дух свой до понимания необходимости совместной защиты справедливости. И в этой войне, как учит товарищ Сталин, мы тоже победим. А то, что Суворов апеллировал к Богу, это простительно. Был бы он жив сейчас, так ссылался бы на учение Ленина-Сталина.

Комсорг продолжал стоять:

— Нет, вы скажите, Бог есть или нет?

— Лубенец, прекратить дискуссию! — крикнул с заднего ряда комиссар.

Молотилов махнул ему рукой:

— Нет-нет, Андрей Петрович! Наоборот, пусть будет дискуссия! В дискуссии лучше усваивается материал. Пусть спрашивает. Что вы хотите узнать, товарищ?

— Бог есть или нет? — повторил свой вопрос комсорг.

— Никем не доказано, что есть, но никем не доказано, и что его нет, — ответил лектор. — Существование или не существование высшего существа — это вопрос веры, а не науки.

— То есть он не родился от девы?

— Что? От Девы Марии родился Иисус.

— Но он Бог?

— Он сын Бога. Садитесь, пожалуйста. Кстати, интересный вопрос. Как внешне выглядел Иисус? Казалось бы, имея немало текстов, мы это с лёгкостью можем узнать. Но нет! Ни один евангелист не сообщает о его внешности ни-че-го! Почему? Ведь Иисус главный герой их текстов! Они, как говорится, с ним лично вино пили! А про его наружность им нечего сказать. Высокий он? Или низенький? Брюнет или блондин? Какого цвета у него глаза? Хорошо или плохо он одевался? — обо всём этом тишина, товарищи. А почему? Кто может сказать, почему?

Профессор зорко оглядел лица курсантов, игнорируя Лубенца, который, невзирая на указание сесть, продолжал торчать прямо перед ним. Затем одновременно воздел вверх и брови, и палец. Объяснил:

— Да потому, что те, кто сочинял Евангелия, не видели Христа! Не были свидетелями событий, которые взялись описывать. Не знали, как выглядел Иисус, и боялись писать об этом, чтобы не попасть в смешное положение, если вдруг найдётся кто-то, кто его видел.

— Это что же получается? — Лубенец чуть не плакал. — Что на самом деле он был?!

— Я этого не говорил! — быстро отрёкся от Иисуса Молотилов.

— Как же! Если был кто-то, кто его видел, так, значит, был и он.

— Вовсе нет. Я привёл вам пример научных выводов из религиозных текстов. Мы с вами должны понимать, что фактом является не реальность Иисуса, а реальность текстов об Иисусе! Ведь тексты есть. Неважно, откуда они взялись. Может быть, какой-нибудь Сенека написал пьесу про Страсти Христовы, слухи о спектакле разошлись по миру, а грамотные люди пересказали их в своих Евангелиях. В глазах публики литературный герой стал реальным лицом.

— А-а-а, вот вы как! Реальным лицом!

— Дорогой товарищ! Евангелия даны нам в ощущениях, мы держим их в руках, можем читать, поэтому мы, учёные, изучая реальность, изучаем тексты, а не подлинного Иисуса.

— Так был или нет подлинный Иисус?

— В текстах он есть. И мы, работая с текстами, делаем выводы о том, о чём евангелисты не говорят прямо. Например, Иуда целует Иисуса в Гефсиманском саду, чтобы солдаты, пришедшие схватить пророка, могли бы его узнать. Делаем вывод: внешне он ничем не выделялся из толпы, был такой же, как все, не имел особых примет. Или: когда Иисуса прибили к кресту, римские солдаты бросали жребий, кому достанется его одежда. Вывод: он был одет не в лохмотья. Хотя никто и не описывал его гардероб.

— Так-так. Схватили и прибили. Иисуса.

Лектор недовольно засопел:

— Историю Древнего Рима проходят в школе. Во времена Римской империи казнь на кресте была обычным делом. Безотносительно, кого там прибивали, Иисуса или не Иисуса. И когда меня посылали сюда, в штабе армии уверяли, что на этих курсах достаточно образованный контингент.

— Лубенец! — сурово крикнул комиссар, и хотя он больше не прибавил ничего, комсорг понял и послушно сел на место. Судя по шуму, курсанты желали продолжения перепалки. Лектор заметил это и решил выправить ситуацию. К чему пустые споры? В конце концов, план лекции согласован с политотделом армии.