…жив?

Тропилло «повезло» родиться именно в эту пору. Неизвестно, правда, какая погода стояла в этот день 30 лет тому назад, но, по всей видимости, зима куда более суровая, сталинская. Только так можно объяснить всплеск рождаемости послевоенного периода – люди, как тогда, так и сейчас, спасаются от погодных и социальных заморозков только теплом своих тел. Сегодня им предстояло примерно то же самое – пить, любить друг друга и петь о наболевшем, мечтая о том, что после хрущевской оттепели настанет брежневская.

Пели у него дома в этот его персональный праздник много – издержки профессии в виде сплошных плюсов. Правда, как толком называется его профессия, Андрей не знал. Нет, он слышал по «Голосу Америки» модное на Западе и совершенно непонятное слово «продюсер», но что оно значило, затруднялся ответить. В Союзе его коллег принято было именовать «импресарио», но и это слово не вполне ему подходило – лично он сам никаких концертов не организовывал и никаких популярных артистов не представлял. Денег за свою работу не получал и официальным лицом творческих коллективов не был. Нет, он мог договориться о каком-нибудь квартирнике или полуподпольном сборнике, даже получить гонорар для передачи преследуемым рокерам, его друзьям, а также держал дома небольшую студию, на которой, в общем-то, были записаны первые их альбомы, но разве можно это сравнить с почетной, оплачиваемой и престижной профессией директора артиста?! Например, директора Зыкиной или Пугачевой?! Конечно, нет. Ни по деньгам, ни по уважению, ни по значимости… Да и тридцатник ему исполнился в этом году, а горизонт был пуст – и когда он сопоставлял все эти факты в своей голове, становилось страшно. Зарождались риторические вопросы типа «Зачем мне все это надо?» и «Когда все это кончится?», но он старался гнать их от себя. Гнал как мог – алкоголем, куревом или распеванием все тех же, сочиненных на коленке, но пронзительно новых песен. И, когда пел их и слушал, понимал: цель в этом броуновском движении все же есть. Привнести новое, дать народу свободу слушать и петь то, что он хочет, и, самое главное, о чем он хочет. И пусть на достижение ее уйдут годы, а все же это революция. Маленькая, незаметная, но революция, причастность к которой даже в мелочи – уже счастье (как говорил великий… кто там…).

Тем более кое-какие успехи в этом деле новый, 1981, год принес. Буквально две недели назад официально открылся Ленинградский рок-клуб. Ну, правда, не совсем еще рок-клуб – скорее пока «Ленинградский клуб любителей музыки» (начальство ДДТ, на базе которого он был создан, решило пока не гнать коней и назвать клуб чуть нежнее, чем хотели его участники, дабы не нервировать лишний раз партийное руководство). 6 Но он-таки открылся! Несмотря на властное сопротивление, на врожденную неприязнь власть предержащих к року вообще и советскому року в частности, на запреты концертов, на гонения в адрес музыкантов… Противник, можно сказать, наполовину сдался, так как мысленно приготовился к поражению.

6

Гуницкий А. Записки старого рокера: [документальный роман] / Анатолий Гуницкий. – СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2007. – 623 с. – («Наша музыка»). – 5000 экз. – ISBN 978-5-367-00588-2.

Конечно, до масштабов «Битлз» было еще далеко. Но точно уже можно было сказать, что музыкальные коллективы – члены клуба – будут приглашаться на крупные концерты и телепередачи, и, наконец, рок займет свое достойное место в общей панораме советской культуры. И не без участия Тропилло, который еще месяц назад горько сожалел об отсутствии каких бы то ни было результатов своего 30-летнего существования, а сейчас мог с гордостью назвать себя пионером рок-музыки в СССР. Такой подарок ко дню рождения, подумать только! Юбилей появления на свет Тропилло совпал с рождением знаковой организации в истории советской культуры (как позже выяснилось, но как все члены клуба думали уже тогда)! И отмечать его пришли достойнейшие…

Сегодня у Андрея в гостях был весь цвет рока – Гребенщиков с «Аквариумом», Троицкий, Науменко, Шклярский с «Пикником», «Свин» Панов. И было еще двое ребят – их с собой привел Борис. Названия у них пока не было, были только смешные рубашки с выработкой и рюшками, прозвище «Неоромантики» и нелепый, но бойкий репертуар. Да настолько бойкий, что гости Тропилло не из числа прослойки деятелей культуры, но уже очень избалованные роком и западными радиоголосами, которых вообще трудно было чем-то впечатлить, после первой же песни под названием «Мои друзья», пустились в пляс.

Пришёл домой и, как всегда, опять один.

Мой дом пустой, но зазвонит вдруг телефон,

И будут в дверь стучать и с улицы кричать,

Что хватит спать. И пьяный голос скажет: "Дай пожрать."

Мои друзья всегда идут по жизни маршем,

И остановки только у пивных ларьков.

Мой дом был пуст, теперь народу там полно,

В который раз мои друзья там пьют вино.

И кто-то занял туалет уже давно, разбив окно,

А мне уже, признаться, всё равно.

Мои друзья всегда идут по жизни маршем,

И остановки только у пивных ларьков.

А я смеюсь, хоть мне и не всегда смешно,

И очень злюсь, когда мне говорят,

Что жить вот так, как я сейчас, нельзя.

Но почему? Ведь я живу. На это не ответить никому.

Потом были еще «Бездельник», «Восьмиклассница» и еще пара песен из репертуара «Зоопарка» Майка Науменко. А еще влюбленный взгляд самого Майка, пойманный Гребенщиковым в середине вечера. Так он еще ни на кого не смотрел, даже на Макара. Да чего там – даже на свою жену, которой посвятил свою знаменитую «Сладкую N». Что это могло значить? Эффект тотального опьянения или новый феномен, новое слово в рок-музыке? Хотя откуда им взяться-то, этим феномену и новому слову? Неужто от двух невзрачных, мелких, тонких, влюбленно взирающих друг на друга пацанов, пытающихся произвести впечатление на присутствующих здесь «мастодонтов рока»?! Странно все это…

Через два часа после их появления, пока все присутствующие внимали идиотским рассказам новичков о том, по какой причине у их коллектива нет названия и умилялись на пустом месте, Троицкий и Гребень отошли на кухню покурить.

–Мдэ, ну и музыка… – кашляя от густого дыма, затянувшего кухоньку, говорил критик Троицкий. – Никакого сравнения с твоей… но я должен сказать, что именно они-то и сотрут вскоре тебя в порошок.

–С чего ты решил? Сам же говоришь, все весьма безвкусно?..– вылупил глаза БГ.

–Да, но сейчас именно такой формат нужен молодежи, – захлебнув горький табак сладким портвейном, отвечал Артем. – Конечно, по уровню им до тебя как до Китая пешком, но жизнь показывает, что широким массам, как правило, не до элитарной культуры. Они хотят слушать про те проблемы, которые их заботят, проблемы массовые, социальные – тунеядство, пьянство, разврат. И ребята им это дают, немного приправив не вполне съедобное блюдо подобием рока и неоромантизма… Ну и что, что никакого рока там нет? Зато есть повседневность, быт, и новый, отличный от прежней культуры, взгляд на них. Что такое рок? Мечты о свободе, так? А проглотит наш народ эту свободу, ежели мы привыкли кушать под ее соусом то, что никак под это слово не подходит? Думаю, подавится. Мечты-то несбыточные, а ими нас и так за 60 лет перекормили. Другое дело – вот эти вот неоромантики. Они не о высоком, как вы, рокеры. Они о приземленном. Причем в таких же приземленных красках. Заоблачных далей, в которых и так никто не верит, не обещают – говорят только о том, что сломать царство несвободы в наших руках, если мы эту несвободу из мозгов своих вытравим. Если перестанем быть похожими на всех и друг на друга, ходить на работу по расписанию, если начнем пить, курить и трахаться тогда, когда вздумается. И – самое главное – с тем, с кем вздумается.

–Погоди, но ведь суть рока именно в этом и состоит… – пожал плечами Боб. – Полная, ничем не ограниченная свобода, стремление к дзен…

–Да, но уж очень эти сентенции высоки и непонятны, когда в вашем исполнении, – разжевал Троицкий. – Макар все призывает какой-то костер зажечь до небес, дом построить с собаками и скамейкой, ты «Город золотой» ищешь. Где это? Что это? Нет, я не спорю, это все хорошо, но уж очень эфемерно и призрачно. Когда наступит эта ваша свобода и что надо сделать народу, чтобы ее построить? Никто точно не знает. А у этих неоромантиков все просто. Высокого идеала нет, а, в то же время, те низменные, что они пропагандируют, в ушах публики звучат погромче любого рока!

–И наш народ это все проглотит?

–А ему только того и надо! С мелочей все начинается. В них, если помнишь, и дьявол всегда скрывался. Нам мелочи надо. Продукты в магазинах, бухло в большом количестве, никаких моральных цепей – если тебе 20 лет, и организм ничего, кроме естественных надобностей, не испытывает и ни о чем не думает.

Гребень отхлебнул портвейна и уныло пробормотал:

–И что же, перековаться теперь? Идеалы рока – на свалку, «культуру в массы, деньги – в кассы»?