Живая очередь

— Ну что? — спросила Софья после того, как фотографии были вывешены у входа. — Дальше-то что будем делать?

— Я думаю, еще раз встанем в очередь к терапевту, — ответил Андрей. — Мне просто очень интересно, они еще раз нас сфотографируют или к уже имеющейся фотокарточке надпись сделают.

— Какую надпись?

— Ну как же. «Злостный нарушитель режима», например, или «рецидивист со стажем».

— По-моему мы совершили безумие, — продолжила Софья. — Хотя с другой стороны, возможно, мы все сделали правильно.

— Конечно, правильно, — ответил Степан. — Пусть знают, что нас не запугать. Мы, армейцы, вообще никогда не сдаемся.

— Да почему только армейцы? Русские никогда не сдаются, — сказал Андрей. — Путь творят, что хотят, мы не уйдем. Кишка у них тонка нас отсюда выжить!

— Дмитрий Петрович! Дмитрий Петрович! — раздались вдруг крики.

Это студентка-практикантка Анечка бегала по коридору, пытаясь разыскать пенсионера и передать ему сообщение.

— Здесь я, Анечка, здесь, — крикнул старик, приветливо махая рукой. — Что случилось?

— Екатерина Сергеевна записку велела вам передать. — Вот, — сказала девушка, протягивая пенсионеру запечатанный конверт.

— А сама-то она где?

— Уехала.

— Как уехала? Куда?

— Навсегда, Дмитрий Петрович. А куда — не знаю. Она не сказала.

Разорвав конверт, Дмитрий Петрович извлек письмо и принялся читать.

«Димочка, прости, пожалуйста, что уезжаю, толком с тобой и не попрощавшись. Я знаю, что поступаю неправильно, но надеюсь, что ты сумеешь меня простить. Я больше не могу работать в этой поликлинике. Ее атмосфера давит на меня, я задыхаюсь здесь. Спасибо тебе за все. И за прогулки, и за все теплые слова, и за то, что ты так нежно держал меня за руку. Наверное, ты будешь смеяться, но ничего подобного у меня не было ни с одним мужчиной, хотя годков-то мне уже хорошенько за пятьдесят. Ты навсегда останешься в моем сердце, и я буду вспоминать тебя всю жизнь. Прощай, мой хороший. Пусть у тебя все наладится».

Дочитав записку до конца, Дмитрий Петрович тяжело вздохнул и схватился рукой за сердце. Пенсионер отчетливо ощутил, как тревожно оно бьется в груди, как с каждой секундой его бешеный ритм все убыстряется и убыстряется…

— Воды, воды, — раздались крики. — Расстегните ему воротник! Откройте окна…

Когда Дмитрий Петрович пришел в себя и открыл глаза, то увидел склонившихся над ним друзей, которые тщательно обмахивали его газетами и суетились вокруг.

— Ну и напугал ты нас, Дима, — сказала Софья, целуя его в щеку. — Нельзя же так!

— И правда, — добавил Степан. — Мы чуть все сами тут в обморок не попадали!

— Да сам не знаю, что случилось. Как-то в глазах все вдруг потемнело.

— Ну а сейчас-то ты как себя чувствуешь?

— Уже лучше. Все нормально.

— Из-за бабы, да? — участливо поинтересовался Степан. — Все наши беды из-за баб. Но ты не огорчайся, мы тебе новую пассию найдем. Вот, Софьюшка, например, чем тебе не пара?

— Шутники… — с улыбкой произнес Дмитрий Петрович.

На улице пенсионер полностью пришел в себя. Во всяком случае, сейчас за его здоровье можно было не опасаться. А вот внутри у него все клокотало. Как могла Катька так поступить с ним? Это ж надо, уехала и все! Куда? Зачем? Хоть бы адресок оставила, да что адресок — телефон. Так ведь нет! «Прощай» — вот и весь сказ. За что она с ним так? По какой такой неведомой причине?…

Печальные мысли пенсионера были прерваны криками детей. «Симулянты, симулянты», — кричала ребятня, обступив пожилых людей со всех сторон. «Халтурщики», «Бездельники», «Позор»…

— Я вот сейчас кого-то выпорю, как следует, — пригрозил Андрей.

— А вот и не догонишь, а вот и не догонишь, — шумели детишки. — Симулянты! Вы симулянты!

Трудно сказать, знали ли дети значение этого слова или бездумно повторяли надпись на входе в поликлинику, но от этих оскорблений на душе стало очень тоскливо. А дети все не унимались. Они унижали стариков, смеялись над ними, показывали пальцем. Тут и там раздавались их радостные крики и смех, а затем новые обвинения и этот режущий слух «Позор»… Так и дурачилась бы ребятня до посинения, если бы родители вовремя не оттащили. Но к тому времени лица стариков уже были покрыты скорбными морщинами, а в глазах многих из них стояли слезы.

— Не могу все это выслушивать! Как это мерзко, — причитала Софья.

— Будет тебе, — ответил Андрей. — Забудь. Просто забудь…

Об этом действительно пришлось вскоре забыть. Беда никогда не приходит одна — не нравится ей, видимо, бродить в одиночестве по унылым улочкам большого города.

Навстречу старикам бежал Кирилл. Он размахивал руками и о чем-то кричал. Когда он подошел совсем близко, то без сил опустился на землю и закрыл лицо руками.

— Да не томи, говори, что случилось, — попросил Андрей, опускаясь на корточки. — В чем дело?

— Сергей… Я только узнал…

— Что с ним? — спросил взволнованный Андрей! — Говори!

— Только что показали по телевизору. Пил три дня, а потом сигарету не потушил и угорел. Нет больше нашего Сереги. Нету нашего друга…

— Да ты что? — перепугался Андрей, схватив Кирилла за шиворот. — А не обознался? Точно он это?

— Да точно, точно! Я его отчетливо разглядел, а затем и в программу эту позвонил, там подтвердили…

— Неужели он сорвался? — не мог поверить Андрей. — Он ведь завязал с выпивкой! Даже пива не пил!

— Да коли не начальник, ничего этого бы не произошло! — крикнул Степан. — Убью его гада! Убью скотину!

— Не горячись, — ответила Софья, кладя руку ему на плечо. — Не до того сейчас. Надо Сергея в последний путь проводить, как положено. У него ж нет никого, даже похороны организовать некому. А за казенный счет сам знаешь, как сейчас хоронят. Дай Бог, крест деревянный сколотят, а скорее, и без него обойдутся.

— Ты права Софьюшка, прости, — ответил Степан. — Давайте и правда его по-человечески похороним, а уже затем со всем остальным разбираться будем.

Но получилось так, что хоронить друзьям пришлось не только Сергея, но и бабу Дуню. Права оказалась старушка, недаром смерть с косой ей за дверями чудилась. Ненадолго она Сергея пережила — просто остановилось сердечко в один момент и не пошло больше. А ведь такой свеженькой казалась до ухода из поликлиники, и не скажешь, что почти век прожила. А вот дома зачахла и захирела, каждый день там для нее словно за год шел. Не возраст погубил старушку — отчаяние. Похоронили ее с Сергеем на одном кладбище, даже могилки их рядом поставили, чтоб не так одиноко было. На том свете, глядишь, и счастливее будут… Оттуда не погонят… Не скажут, что не нужны никому…

Не пожалели старики денег на похороны — все отдали, что накоплено было. По человечески хотели близких людей в последний путь проводить. И проводили. Ни у государства не просили, ни у спонсоров богатых — все своими силами, все на своем горбу. Конечно, на памятники, что на могилах у новых русских стоят, никаких денег не хватит. Да и ни к чему они старикам, лишнее это. Пригубили водочки пенсионеры, помянули добрых друзей, да по домам разошлись. Хоть и говорят, что горе легче вместе переживать, да только каждый из них наедине с самим собой остаться пожелал. Ведь и Сергей, и баба Дуня для каждого из них были дороги по — своему…