Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.
Шрифт:
— А вот сейчас увидишь…
И метрах в пяти от окопа Камешкова он начал вырезать ячейку, говоря:
— Ты что думаешь, землячок, сам вон как в землю зарылся, а другие пусть на лету хватают немецкие осколки да пули? Шалишь, брат, я тоже не хочу до срока без головы остаться, она мне еще пригодится.
— Давайте я помогу. Землю копать мы, кировские, с детства привыкшие…
— Спасибо, друг. — Иван Федорович окинул бойца благодарным взглядом. — У рязанских рука набита не хуже, чем у кировских. А кроме того, на фронте мне столько этой землицы перекидать пришлось — одному только богу и известно.
Действительно,
— Ну и мастак мужик…
Замаскировав окоп, Иван Федорович облегченно вздохнул:
— Ну вот, и я готов к бою. Теперь, землячок, давай перекурим, пока тихо.
Камешков тут же достал из кармана кисет. Присели, скрутили цигарки, выпустили клубы дыма.
— Хорошо, — заметил Афонин. — Когда поработаешь вволю, тогда и курево слаще кажется… Особенно из такого кисета. А ведь вправду говорят: держись крепче за землю — никакая сила не одолеет.
— Что верно, то верно… Мне и маманя так говорила.
Камешков вынул из нагрудного кармана маленький холщовый мешочек.
— Земля в нем наша, вятская. — Солдат сделал глубокую затяжку. — И на войне силы она прибавит, только голыми руками ее не возьмешь. А вы вот… без лопатки ходите. В бою кто вам лопатку даст?
Афонин залился смехом.
— Ну и солдат, ну и молодец… Вот подкузьмил на радость, вот утер нос мне, старику. Спасибо, земляк, за науку, — уже серьезно сказал младший лейтенант. — Верно мыслишь: перед присягой и совестью мы все равны. Только уже поверь, пожалуйста: не по разгильдяйству я без лопатки остался, отдал в соседней роте новобранцу.
Над окопами, надрывно завывая, пронесся снаряд, второй, третий, десятый. Афонин и Камешков опустились на дно окопа. Сверху на них падали комья развороченной земли, кукурузные стебли, в горло лезла густая пыль, перемешанная с пороховой гарью. Лицо бойца побледнело, взгляд забегал по стенкам окопа, он ожидал еще более страшного. А младший лейтенант, казалось, не обращал ни малейшего внимания на артобстрел, смахивая рукавом с автомата землю. Поймав беспокойный взгляд Камешкова, усмехнулся:
— Ишь, фашист разошелся, как холодный самовар. А того не поймет, что запоздал он со своим артналетом ровно на два часа.
— Э-это почему?
— А потому, что два часа назад у нас с тобой таких окопчиков не было. А теперь мы — во! — Афонин поднял кверху большой палец. — Как в крепости.
В эту минуту совсем близко грохнул снаряд. Земля дернулась, словно живая. Афонин вмиг ткнулся на дно, увлекая за собой Камешкова. На них обрушился толстый слой грунта. Афонин сбросил с себя землю и стал разгребать Камешкова.
— Жив, землячок? Слышь, фашист перенес огонь в глубину, сейчас в атаку попрет. Теперь у нас с тобой одна задача: не дать ему дойти до наших позиций…
Над окопом посвистывали пули, и Камешков в каске не решался приподнять голову над бруствером и посмотреть, что там впереди делается.
— Как твоя крепость, земляк?
Афонин отодвинул бойца плечом, занял его место, долго наблюдал за тем, как разворачивается противник. Вот примерно в километре из укрытий выползли три танка и до десяти бронетранспортеров, выровнялись в линию и устремились на позиции батальона.
— Смотри сюда, землячок. — Афонин притянул
Камешкова к себе. — Видишь те кустики на краю поля? Как только танки достигнут их, из бронетранспортеров наверняка будет высаживаться пехота. Вот тут и начнется наша работенка. Если что — я рядом.Афонин занял свою ячейку.
Танки замедлили ход у края кукурузного поля, а бронетранспортеры их догнали, и оттуда уже соскакивали темно-зеленые фигуры и бежали за танками, стреляя на ходу.
Послышались винтовочные выстрелы по всей передовой, потом начали раздаваться короткие очереди из автоматов. Камешков, поняв, что пора и ему вести огонь, припал к прикладу и начал искать цель. Ближний к нему фашист шел по полю и водил дулом автомата из стороны в сторону. «Как все равно на лугу траву косит…» Мушка «плясала», то опускаясь, то поднимаясь, и фашист на ней не держался.
Из соседнего окопа слышались частые выстрелы, и это подстегнуло Камешкова. Он навел винтовку прямо в грудь автоматчика, сдержал дыхание и нажал на спусковой крючок. Приклад ударил в плечо, но боец успел заметить, как тот, в кого он целился, взмахнул руками и рухнул на землю.
— Ага, получил свое! — возбужденно закричал Камешков. Он стрелял все чаще, хотя число шедших на него автоматчиков вроде и не уменьшалось. Бойца охватил страх. Но вспомнил про нишу, которую оборудовал в стенке окопа — там же гранаты! Трясущимися руками схватил одну из них, выдернул чеку и размахнулся изо всей силы. Граната разорвалась — где бежали трое, и все повалились на землю. Вслед бросил вторую и еще одну… Он и дальше бросал бы их, не раздайся голос Афонина:
— Стой, своих побьешь!
Наконец до Камешкова дошел смысл этих слов. Впереди уже не было, оказывается, ни автоматчиков, ни танков. А из наших окопов выскакивали бойцы.
— Пошли, Камешков, вперед, — крикнул Афонин. — Наступление!
Они помогли друг другу вылезти наверх и пошли рядом.
Взвод наступал в направлении длинного здания. Оно оказалось господской конюшней. В бою за этот объект отличились солдаты второго и третьего отделений, в их числе Камешков. Он с другими бойцами смело зашел с фланга и подавил пулеметную точку.
Выбив противника из населенного пункта, батальон повел наступление на высоту 120,0.
Чем ближе мы подходили к высоте, тем плотнее становился огонь. Из лощинки вынеслись две «тридцатьчетверки» и самоходка и, обогнав нас, тоже открыли огонь по противнику. Темп атаки сразу возрос. Вот мы бежим уже по отлогим скатам высоты, до вражеских окопов не более ста — ста двадцати метров. По нашей цепи ударили пулеметы, расположенные где-то на флангах. Одновременно усилился минометный огонь. Настал такой момент, когда промедление, задержка смерти подобны. Мы лежим, плотно вжимаясь в каждую складочку земли. Кто встанет первым? Ко мне подполз Ветров:
— Товарищ младший лейтенант, передали: комбата ранило…
Весть вмиг пронзила всю цепь. И я замечаю, как на левом фланге, где разрывы мин особенно часты, кто-то пополз назад. А вдруг и другие не выдержат?
И тут у всех на глазах решительно поднялся Афонин. Потрясая автоматом, он крикнул что было сил:
— За Родину! Впере-е-е-д!
Секунду-другую цепь безмолвствовала. Но вот вслед за Афониным встали бойцы, и уже весь батальон, стреляя и крича «ура», устремился на вражеские траншеи…