Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.
Шрифт:
В разгаре боя к майору Губенко подошел командир стрелкового полка, поблагодарил:
— Молодцы, минеры! Очень удачно выбрали и подготовили места для переправы. Но вот уже светает, и немец наверняка с рассветом постарается сбросить нас в воду, а людей у меня мало, да и боеприпасы только те, что у людей на руках. А если у него еще и танки есть, то будет совсем плохо: ведь у нас — ни одного противотанкового орудия. Так что вся надежда — на минеров. Поставьте на этих двух бугорках хотя бы в один ряд противотанковые мины. Не дай бог, попрут танки — подавят десант гусеницами.
Губенко распорядился немедленно доставить на плацдарм противотанковые мины и поставить их на танкоопасном направлении, указанном командиром полка.
С началом дня разгорелся бой за плацдарм.
Губенко и командир полка стояли рядом и думали об одном и том же: пройдут ли танки в глубь плацдарма? Вот уже гул танков стал нарастать, солдаты приготовились к схватке со стальными чудовищами, бой подходил к своей драматической кульминации. Командир полка спросил у Губенко:
— Как Вы думаете: успели минеры на тех бугорках или нет?
Губенко вместо ответа указал ему на солдата, как-то странно размахивавшего руками.
— Что он там машет? — спросил комполка.
— Это сигнальщик, он передает, что мины поставлены.
Между тем танки, еще невидимые, взбирались на бугор, и звук их моторов перешел в оглушительный натужный рев, от которого даже у Губенко, бывалого боевого офицера, невольно забегали мурашки по спине — ничего с этим не поделаешь: танк есть танк. И вот показался один, чуть позади справа — второй, значит, будет и третий. Так и есть — уже три. Идут как на параде: нашей артиллерии на плацдарме еще нет, а из-за реки бьют пока мимо. Вот уже и бугор, где должны работать минеры, но танки спускаются с бугра, казалось, идут прямо на НП, где находились комбат и комполка.
— Что же это такое, где мины? — кричит комполка.
В ответ ему — взрыв, первый танк завертелся на месте, второй пытался его обойти, но — еще взрыв, и он встал как вкопанный, сверкнув пламенем в клубах черного дыма. Третий танк без разворота попятился назад, и в этот момент на сопровождавшую танки пехоту пошел в рукопашную наш десант. После яростной схватки немцы дрогнули и побежали. Под ударами наших войск они отходили на запад, в сторону Одессы…
В ночь на 9 апреля 1944 года с наших позиций стали видны пожары в Одессе. В кромешной тьме они были заметнее, и казалось, что горит сплошным пожаром вся Одесса. Солдаты роптали, что начальство медлит с наступлением: мол, так он, гад, до последней головешки спалит город. Особенно переживали одесситы. У Губенко был зам по тылу капитан Каптур, оборонявший Одессу, Севастополь, Сталинград. От Волги весь путь прошагал в батальоне минеров. Его семья оказалась в оккупированной Одессе, и чем ближе мы подходили к этому городу, тем более настойчивым было его желание идти впереди наступающих. Так было и при форсировании реки Южный Буг, когда он добился разрешения пойти на тот берег в первом эшелоне переправы. Но его лодка наткнулась на мину и разлетелась на куски. К счастью, Каптур отделался легким ранением и не выбыл из строя. Это он впоследствии обеспечил доставку на плацдарм и установку противотанковых мин, решивших исход боя. И вот — томительное ожидание последнего боя за освобождение Одессы и встречи с семьей.
В тот памятный день Губенко вызвали на КП дивизии, к комдиву, который сразу приступил к постановке задачи:
— Видишь, справа — лиман, слева — Черное море. Между ними — перешеек суши. Это замок, запирающий вход в Одессу. Наверняка там немец укрепления построил. Укрепления разгромим артиллерией и авиацией, а вот проходы, очищенные от мин, — за тобой. Ясно?
— Куда уж ясней. Когда начинать?
— Мы должны быть в Одессе ночью.
— Сейчас 13.00. Когда же успеем?
— Да ты хотя бы щели чистые от мин дай. В них проскочим, а там расширяй дорогу для большого наступления.
Губенко вскочил на коня и помчался в расположение своих рот, поставил им боевые задачи. Солдаты расходились на разминирование, чертыхаясь от усталости. Они давно забыли о ночном отдыхе, а днем спали буквально на ходу, ловили любую возможность, чтобы вздремнуть. Приказ лишал их и этой возможности. Им
предстояла очередная бессменная ночная игра в «орел-решку» с минными невидимками. Но они видели, как накапливались войска, гусеничная техника, артиллерия, готовясь к освобождению Одессы. Казалось, зашевелилась вся причерноморская степь. И комбат Губенко, и его минеры словно бы ощущали дыхание себе в затылок этой могучей машины наступления, изготовившейся в ожидании «щелей» в минных полях.…Прохладным утром следующего дня майор Губенко и капитан Каптур присели на скамейку одесского бульвара. Рядом в сквере хоронили погибших при взятии города. В утренней свежести наступающего дня плыла скорбная музыка.
Звуки похоронной музыки бередили не только боль утраты павших воинов-освободителей Одессы. Каптур только что узнал от соседей, что его семья была замучена фашистами в одесском гетто, и сейчас, продолжая плакать, мысленно прощался с ней. А сидевший с ним рядом Губенко думал о своей семье, оставшейся в оккупированном Мариуполе…
К офицерам подошел вестовой комбата солдат Дубровин, из донских казаков. Нерешительно потоптавшись, сказал:
— Товарищ комбат, дайте я вашу шинель починю, а то немец за ночь в ней дыр понаделал. Или возьмите пока мою. — Потом, еще смущенно потоптавшись, добавил: — И санврач велел капитану Каптуру явиться на перевязку.
Губенко взял друга под руку, повел к рядом стоящим лошадям.
— Горе можно убавить только Победой. Давай заедем на перевязку, а потом — догоним свою часть…
Теперь минеров ждала новая водная преграда — река Днестр. Широченная, быстрая, глубокая, с тремя паводками в году.
Виталий Корионов. Спустя три года
1
26 марта 1944 года. Шел 1009-й по счету день Великой Отечественной. Обычный день войны: непролазная грязь, отчаянное сопротивление врага, форсирование нашими частями под обстрелом бурно разлившейся пограничной реки. И все же день тот был необычный: ударная группировка войск 2-го Украинского фронта на 85-километровой полосе вырвалась на реку Прут — Государственную границу Союза Советских Социалистических Республик. А 8 апреля войска 1-го Украинского фронта вышли на государственную границу с Чехословакией и Румынией. В тот же день Государственный Комитет Обороны принял постановление о восстановлении охраны Государственной границы СССР.
«К ним!», — так коротко, но емко назвал в те дни свою статью в «Красной звезде» Илья Оренбург. «Для Красной Армии нет рубежей, — писал он. — Ее рубежи — это Победа, это — Берлин».
Очистить от фашистских захватчиков всю нашу землю и восстановить государственные границы Советского Союза по всей линии, от Черного до Баренцева моря. Преследовать раненого немецкого зверя по пятам и добить его в собственной берлоге — таков был приказ Родины своим Вооруженным Силам на 1944 год.
Второй составной его частью было принципиальной важности положение: освободить народы Европы от фашистских захватчиков и оказать им содействие в воссоздании своих национальных государств, расчлененных фашистскими поработителями; народы, подпавшие под фашистское иго, вновь должны стать свободными и самостоятельными, обрести полное право самим решать вопрос о государственном устройстве.
Эти цели легли в основу планирования Ставкой летне-осенней кампании 1944 года.
То уже не были военные операции обычного типа. Фашизм своими злодеяниями породил у народов такую ненависть, что даже одни названия освобождаемых советских городов передавались из уст в уста как символ победы, превращаясь во взрывчатку огромной силы. Далекий от симпатий к коммунизму, министр внутренних дел США Гарольд Икес, выступая в июне 1944 года, констатировал: «Своей героической защитой родины русские не только доказали всему миру, что можно разгромить нацизм, но и вдохновили на борьбу, зажгли мужеством те народы Объединенных Наций, которые давно находятся на грани отчаяния. Миф о непобедимости фашизма был развеян на полях Советской России решительной стойкостью народов России».