Живая плоть

– Отлично, – ответил он.

Ехали они в Эктон – не самое любимое им место, но особого выбора ему не дали. Предложили что-то не совсем незнакомое – например, Эктон, Финчли или Голдерс-Грин. Ну, в Голдерс-Грин жилье могло оказаться дороговато. Он сказал, что Эктон его устроит, он там вырос, там умерли его родители, там все еще живет его тетя. Оказалось, что смотреть из машины и видеть знакомое место, то же самое, но изменившееся, все еще существующее, все держащееся, пока его не было здесь десять лет, почти невыносимо мучительно. Этого он не ожидал. Виктор закрыл глаза и не открывал их, пока не почувствовал, что машина сделала поворот и едет в северную сторону. Хэнгер-лейн? Нет, Твайфорд-авеню. Знакомые с детства места. Не собираются ли его поселить на той же улице? Нет, не собирались. Дом миссис Гриффитс на Толлешант-авеню находился тремя-четырьмя улицами западнее. Виктор подумал, что с удовольствием навсегда бы остался сидеть в машине, но все же вылез и встал на тротуаре, чувствуя головокружение.

Девушка шла впереди, Виктор следовал за ней по дорожке. У нее была сумочка с множеством отделений, застегнутых на молнии секций и карманчиков. Из одного такого карманчика она достала кольцо с двумя ключами из золотистого и белого металла. Отперла золотистым ключом дверь. Обернулась с ободряющей улыбкой. Сперва Виктор видел только лестницу. Большая часть холла находилась за ней. Девушка, Джуди Брэтнер, попросившая Виктора с самого начала звать ее просто Джуди, пошла первой по лестнице. Комната находилась на втором этаже, ее дверь открывалась белым ключом. Виктор осмотрелся и с удивлением понял, насколько маленькое это помещение, хотя благодаря Джуди прекрасно знал о цене. Впрочем, платить все равно предстояло не ему. Виктор немного постоял на пороге, переводя взгляд от крохотной раковины и сушилки для посуды в углу на окно с хлопчатобумажной занавеской, а затем к долговязой фигуре Джуди и ее серьезному, доброжелательному лицу.

Занавеска была опущена, и Джуди первым делом подняла ее. В комнату проник застенчивый, робкий солнечный свет. Девушка так и осталась около окна, и теперь в ее взгляде появилась уверенность, словно она лично заставила солнце светить и своими руками создала – возможно, написав его на холсте – вид за окном. Виктор подошел к окну и встал рядом с ней, глядя наружу. Его правое плечо находилось в добрых шести дюймах от ее левого, но все-таки она слегка вздрогнула и чуть отодвинулась вправо. Наверняка неосознанно, реакция была рефлекторной, так как Джуди должна была знать о его прошлом.

Глядя вниз, Виктор не отводил глаз от улицы, где родился и вырос. Сейчас он не мог определить, в каком доме, но точно знал, что в одном из ряда с серыми шиферными крышами, с длинными узкими садами, отделенными друг от друга каштановыми дощатыми заборами. В одном из этих домов он впервые увидел это…

Джуди говорила с сожалением, так, словно ей приходилось для этого прилагать массу усилий:

– Виктор, мы не смогли найти для вас никакой работы. И боюсь, в настоящее время нет никакой перспективы.

Как они говорят! Он знал о безработице, знал, что за последние годы, прожитые им впустую, она выросла, как грозовая туча, и теперь заняла все небо.

– Когда обоснуетесь здесь, вы сможете сами пойти в центр трудоустройства. Конечно, вам придется быть откровенным относительно вашего…

Она стала подыскивать слово, предпочтительно смягченное, из профессиональной лексики.

– Прошлого, – твердо перебил ее Виктор.

Джуди словно бы не слышала, хотя ее щеки заметно порозовели.

– Кроме того, – продолжила она, – вам потребуется время, чтобы здесь освоиться. Многое покажется странным – я имею в виду внешне. Но мы об этом уже говорили.

Меньше, чем ожидал Виктор. Другие заключенные перед окончанием срока постепенно приспосабливались к внешнему миру, их выводили на день, отпускали на выходные. Ничего подобного с ним не происходило, и он задавался вопросом, не появились ли новые правила в процедуре освобождения долгосрочников. Газеты попадали в тюрьму ежедневно, их не запрещалось читать, но это были не серьезныегазеты, не «солидные», они давали заголовки и фотографии вместо информации. К примеру, после того разговора с начальником тюрьмы в начале срока не было никаких вестей о том полицейском.

Потом, за полгода до освобождения, началась его «программа реабилитации». Виктора предупредили о ней заранее, но она свелась к тому, что Джуди Брэтнер или ее коллега, человек по имени Том Уэлч, приходили поговорить с ним полчаса раз в две недели. Это были волонтеры Службы испытания и воспитательно-исправительного воздействия или чего-то вроде этого. Во всяком случае, они подчеркнуто отказывались называть себя посетителями тюрьмы. Кем они были на самом деле, Виктор так и не выяснил. Джуди и Том были добры к нему и старались помочь, но обращались с ним, будто с тупым, неграмотным мальчишкой. Ему было все равно, потому что он не хотел этого знать. Если они сделают то, что обещали, найдут ему жилье, объяснят, как выхлопотать пособие Министерства здравоохранения и социального обеспечения, то больше ему от них ничего не будет нужно. А сейчас он хотел одного: чтобы Джуди ушла.

– О, чуть не забыла, – сказал она. – Нужно показать вам, где находится ванная.

Ванная находилась в конце коридора, за углом, туда вели вниз шесть ступенек. Маленькая холодная комната была окрашена в зеленый цвет.

– Видите, здесь все, что вам может понадобиться.

Джуди стала объяснять Виктору, как включить обогреватель комнаты: для этого требовались двадцатипенсовые монеты, а нагреватель воды работал от пятидесятипенсовых. Виктор никогда не видел монет по двадцать пенсов. Они были новыми. Ему смутно помнилось, что теперь были еще и фунтовые монеты. Они прошли обратно по коридору. На уровне пояса вдоль стены шла деревянная рейка – насколько Виктор помнил, чтобы спинки стульев не царапали стену. Прямо над ней кто-то написал карандашом на штукатурке: « Дерьмо попало в вентилятор».

– Теперь, Виктор, я оставлю вам этот номер, чтобы вы при необходимости смогли с нами связаться. Хотя, знаете, на всякий случай вот вам два номера. Мы не хотим, чтобы вы чувствовали себя одиноко. Знайте, что есть люди, которые искренне заботятся о вас. Ладно?

Виктор кивнул.

– Само собой разумеется, я или Том заглянем сюда через пару дней посмотреть, как у вас дела. Я вам говорила, что телефон-автомат находится на первом этаже за лестницей? Чтобы звонить, вам понадобятся монеты по пять и по десять пенсов. Сейчас у вас есть деньги, так ведь, пока не придет пособие? Боюсь, миссис Гриффитс, владелица этого дома, знает.Мы не могли ей не сказать.

Лицо Джуди мучительно скривилось. Ее работа состояла в перечислении суровых, неприятных истин: нет работы, нет безопасности, комфорта, покоя, будущего, и это начинало отражаться на ее беспокойном, истощенном лице.

– Понимаете, мы обязаны предоставлять им полную информацию, иначе они все выяснят сами. Собственно говоря, мы уже давно имеем дело с миссис Гриффитс.

Что это значит? Что половина жильцов тоже бывшие заключенные? Бывшие преступники?

– Но она здесь не живет, – продолжила Джуди с таким видом, будто сообщала хорошую весть после плохих. Она словно бы перебирала фразы, решая, что сказать напоследок. – Это хороший район, спокойный. Улица тихая, не автострада. Можно вступить в какое-нибудь общество, завести друзей. Поступить на вечерние курсы.

Виктор смотрел через перила, как она спускается по лестнице, пока наконец не закрылась парадная дверь. Подумал, не один ли находится в доме. Его окружала тишина. Через пару секунд ее прервал звук заводимого мотора – Джуди наконец уехала. За этим он уловил урчание дизельного грузовика, вскрик женщины и звонкий смех. Виктор вернулся в свою комнату и закрыл дверь. Джуди или кто-то еще положил на полку рядом с сушилкой буханку хлеба, упаковку маргарина, пастеризованное молоко, мясной фарш, банку консервированных бобов, чай в пакетиках, растворимый кофе и гранулированный сахар. Основные продукты питания английского рабочего класса, каким его видят социальные работники.