Живой

Подумать только – его ребенок! От любимой женщины! В новый мир готовится прийти маленький человек. Счастье на краю бездны, как будто никто не играет в прятки со смертью. Совсем недавно Андрей сам считал себя ребенком, и вот…

– Это отличная новость, – говорил Андрей, держа Танины руки в своих. – У меня и так трое детей, а этот… В этом – частичка меня и тебя. – Он встал на колени, притулившись щекой к ее пока еще плоскому животу. – Рождение нового существа – всегда чудо.

Таня улыбалась, и по ее щекам катились капли растаявшего снега. В столовую, где вовсю пировали и стоял гвалт, шли не спеша, держась за руки.

Вечером Андрей долго не мог дождаться, когда угомонятся дети. Макс и Марина уединились в соседней комнате и предоставили своих воспитанников самим себе, в итоге утихомиривать взбесившуюся ватагу пришлось Андрею, но получалось это у него с трудом. Слава богу, Таня нашла выход: собрала детей в столовой, пообещав страшную историю. Было довольно холодно, трещал огонь в камине, и горячие батареи не спасали, и дети сбились в кучу, укутавшись пледами.

Страшилку Таня рассказывала в темноте, лишь в детской горел огонек свечи, освещая лестницу. Оторвавшийся от изучения учебника для столяров, Андрей выглянул из комнаты, подивился идиллической картине. Таня как раз заканчивала: главный герой ее рассказа боролся с демоном, пытаясь спасти возлюбленную. Говорила она складно, аж Андрей заслушался. В итоге демона загнали обратно в преисподнюю, героиня ожила, герой остался немного потрепанным, но довольным, но самое главное – дети притихли.

Старшие встали и направились наверх, насупившийся Никита возмутился:

– Мам, ну зачем так пугать? Мне теперь в туалет страшно зайти.

Таня щелкнула выключателем в уборной:

– Только быстро. Свет надо экономить.

Подождав, пока дети разбредутся: девочки в одну комнату, мальчики – в другую, она зашагала по лестнице в спальню. Андрей не мог ею налюбоваться, а в душе почему-то ширилось, росло предчувствие беды.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, когда она захлопнула дверь и наступила темнота.

Таня зашуршала одеждой, переодеваясь в пижаму, чтоб не замерзнуть. Она не умела спать, обнявшись, – вертелась во сне, укатывалась на край кровати, замерзала, приходила греться, засыпала… И так по кругу.

– Странно, – ответила она, укладываясь под одеяло. – Что-то неуловимо изменилось.

Андрей и сам это чувствовал. Что-то мешало повалить ее на спину, поцеловать. Зародившаяся жизнь, которую он не до конца осознавал, казалась неимоверно хрупкой. Теперь он осторожно обнял Таню, привлек к себе, нашел губами ее губы, разворошил волосы, собранные в хвост…

И тут в комнате Макса истошно вскрикнула Марина, загрохотала мебель. Воображение Андрея дорисовало сцену борьбы, он вскочил и собрался бежать туда, но подумал, что, возможно, эти сумасшедшие пытаются придать остроты ощущениям. Таня вскочила в кровати, как сурок.

– Там происходит что-то плохое, – пробормотала она.

Андрей и сам это знал, но не решался вмешаться. Закричала Марина, крик перешел в хрип. А что, если Макс мутировал? Андрей достал из-под кровати тесак и ринулся на выручку, еще не зная, сумеет ли одолеть Макса.

Ударил дверь, но она была заперта. Выругался и крикнул:

– Марина? У вас все хорошо?

Никто не ответил, но Андрей отчетливо слышал скрип половиц. Щелкнул щеколда, и в дверном проеме возник Макс. Одной рукой он держался за дверной косяк, второй – за грудь.

Этажом ниже засуетились дети, хлопнула дверь, и малышня высыпала в столовую. Сонная, растрепанная Катя – еще не девушка, но уже и не девочка, – шагнула вперед, взглянула наверх:

– Марина?

Щелкнул выключатель, заливая столовую светом.

– Ма-ам? – позвал Стас.

Дети Андрея сбились в кучу. Теперь, при свете, он видел, что грудь Макса в крови, кровь протекает сквозь пальцы, капает на пол. А Марина молчит. Выглянувшая из спальни Таня крикнула детям:

– Ничего страшного. Всем быстро спать!

Трудно было сказать, поверили они или нет: дети острее взрослых чувствуют нависшую угрозу. Но вняли, разошлись. Таня сбежала в кухню и выключила свет. Андрей спросил Макса, все так же стоящего в проеме двери:

– Дай осмотрю рану.

Макс не ответил, отодвинул его и направился в ванную, заперся там. Андрей и Таня замерли перед раскрытой дверью, не решаясь переступить порог. Оба знали, что случилось, но боялись подтверждения. В голове крутился главный посыл, который Влад написал алым маркером на обложке тетради с переписью населения. Каждый вновь прибывший, как молитву, повторял его вслух: «Я, такой-то, обещаю в случае наступления мутации считать меня мертвым и настоятельно рекомендую тотчас лишить меня жизни в целях всеобщей безопасности. Сам обязуюсь лишить жизни любого мутанта, будь то муж, жена, друг или ребенок».

В ванной заплескалась вода – Макс обливался из ковшика. Андрей отодвинул Таню и переступил порог чужой спальни. Палец с полминуты лежал на выключателе. Щелчок – свет резанул по глазам. На разоренной постели, залитой кровью, на спине лежала Марина с неестественно вывернутой головой. Ее яркие губы были приоткрыты, а подернутые пеленой глаза удивленно смотрели в зеркало трюмо. Вполне человеческое лицо…

Нет, она перестала быть человеком. Господи, если Ты есть, сделай так, чтобы не видеть, как мутирует Таня… Нет, лучше избавь ее от такого зрелища!

Как и всякий юноша, считающий себя чуть ли не бессмертным, Андрей в глубине души надеялся, что они попадут в небольшой процент людей, организмы которых способны победить вирус. Непременно вместе, а никак не порознь.

Он шагнул к Марине, закрыл ее глаза и решил, что Максу незачем больше смотреть на творение рук своих. Ничего не говоря Тане, он завернул Марину в простыню, перекинул труп через плечо и понес в комнату-кладовую, как похищенную невесту. Таня, сложив руки на груди, провожала его взглядом. Наверное, она думала о том же: «Господи, помоги сохрани их, а если нет, позволь мутировать в один день».

Утром Макс не пришел на завтрак, попросил оставить его в покое. Андрей не стал навязываться. Таня осталась дома, боясь, что убийство любимой женщины сведет его с ума или он наложит на себя руки.

Андрей вышел к раздаточному окошку в столовой, когда все собрались за столом. Дети соревновались за самый лакомый кусок, переговаривались взрослые, стучали ложки. Только Катя не ела, смотрела в тарелку, положив руки на колени. Никто не обратил внимания на Андрея, а он все не решался нарушить хрупкое спокойствие.