Живущие дважды

Однажды в Бордо анализы показали, например, что четверо из победителей этапа принимали допинг. Когда попросили дать объяснения, все — и спортсмены, и тренеры — заявили, что они не знают, как попали в мочу амфетаминные вещества. Все попытались прикинуться дурачками. Менажеры, ответственность на которых ложится уже по самому статусу их работы, заявили, что обычно гонщики не считают своим долгом посвящать их в личные дела.

Есть и другие аспекты допинговой проблемы — моральные. Когда встал вопрос о проведении испытаний после каждого этапа, многие гонщики встали на дыбы. По словам Анкетиля, стоило ли жить пятнадцать лет во славе и тяжелейшем труде, чтобы, словно подопытной собаке, давать мочу на анализ.

Звёзды сразу же объявили войну допинговому контролю. Раймон Пулидор воскликнул:

— Мы, профессионалы, имеем право делать то, что хотим!

Этим он пытается объяснить своё отношение не только к допинговой проблеме, но и к забастовке, которую устроили шесть крупнейших гонщиков мира, после того как были дисквалифицированы за употребление допинговых средств.

— Что касается меня, — встал в позу Пулидор, — я никогда не делал ничего предосудительного. Я всегда могу пройти этап любой сложности, чтобы у меня остались силы отлично финишировать, не глотая никаких стимуляторов.

Но медицинские специалисты не принимают всерьёз подобные заявления. Они устраивают повальную проверку — ведь команда, наглотавшись допинга, может легко привести к победе гонщика, который не пользовался допингом! Такой ход в сложной велосипедной игре вполне возможен… И тогда в комнату обследования вызываются сразу три крупнейшие велокоманды: «Моё — Грундик», «Ромео — Смитт» и «Пежо — Бритиш петролеум».

— Мы находим все эти испытания унизительными, — заявил Анкетиль. — Гонщики выполняют такую же работу, как рабочие на фабрике. Только куда более тяжёлую. Всякие медицинские глупости не только не помогают, но, наоборот, осложняют работу. Вопрос в другом — почему гонщики должны находиться постоянно под угрозой слежки, в то время как все другие, столь же свободные люди, могут делать всё, что им хочется? Мы не против правил. Мы против такого правила, которое позволяет людям постоянно считать нас подонками.

Директор «Тур де Франс» в критическую минуту, когда гонщики, казалось, уже победили в борьбе против унизительной процедуры проверки, вдруг решительно заявил: если вновь будет проявлена такая оппозиция, он просто закроет тур и аннулирует все результаты. Он разъяснил:

— Гонщик должен подчиняться всем установленным законам, писаным и неписаным. Большие звёзды спорта должны подавать молодёжи хороший, а не дурной пример. Если же спорт будет копить в себе зло, а не добро, он превратится в адскую разрушительную силу.

С этим утверждением трудно не согласиться.

Руководитель федерации датских гонщиков, поддержав директора «Тур де Франс», заявил, что отныне все профессиональные контракты его страны будут содержать графу, предусматривающую жестокие наказания гонщику, уличённому в приёме стимулирующих средств. И меры взыскания будут налагаться автоматически…

Доктор ван Дияк, президент комиссии по борьбе с допингами, заверил, что и комиссия ужесточит законы. Если гонщик будет замечен в нарушении антидопингового закона, он будет дисквалифицирован на три месяца, а при повторном проступке — пожизненно.

Таков допинг с точки зрения закона. Но кроме юридического отношения есть ещё чисто человеческое, бытовое. Чтобы понять всю убийственную силу допинга, надо было видеть смерть Тома Симпсона на горе Венту или, по крайней мере, что случается чаще, понаблюдать за гонщиком, хватившим «лишку».

Поддавшись минутной слабости, лихач тайком — преступное всегда делается тайком, хотя в «поезде» ежеминутно кто-нибудь или принимает глюкозу или отправляет в рот питательные таблетки — глотает допинг.

Сколько бы раз опытному гонщику ни приходилось прибегать к его помощи, он всегда с тревогой ожидает начала действия допинга. И каждый раз, не поддаваясь никакой регулировке, допинг действует на человека по-разному. Всё начинается хорошо. Одеревенелые мышцы снова становятся эластичными. Сердце, кажется, без устали готово качать кровь. А ноги сами просят нагрузки. И не открыт ещё механизм торможения, способный прийти на помощь человеку в такую минуту. Глотнувшему допинг воистину море по колено. Но так только кажется.

Проходит час, второй, и лёгкость оборачивается двойной нагрузкой. Так же, как рано или поздно приходит расплата за сомнительные развлечения и легкомысленно прожитую жизнь.

Приходит расплата. Гонщик, который ещё совсем недавно так бодро шёл на подъём, вдруг рванулся в сторону, стал выписывать зигзаги, чтобы хоть как-то сохранить на крутом подъёме движение вперёд. Смешно звучит при этом слово «движение».

Мышцы гонщика горят. Вены вздулись, словно какая-то неведомая помпа нещадно, помимо воли человека гоняет по его организму воду, а не кровь. Весь «поезд» прокатывается мимо. «Поезд» оставляет жаждавшего лёгкой победы в одиночку корчиться от боли на пустынной дороге. Через минуту этот гонщик становится как бы символом человека, убитого тягчайшим горем или непосильным трудом; человека, не способного от усталости сделать ни одного лишнего движения. Его лицо искажено болью до неузнаваемости. Он бросает — так ему кажется — вес своего тела с педали на педаль. На самом деле — беспомощно раскачивается в седле, готовый каждую минуту рухнуть на дорогу.

Из проходящей «скорой помощи» его участливо спросят:

— Ты уверен, что сможешь добраться до вершины?

И он утвердительно кивает головой. Пока он движется, он считает, что ещё не бит. Но надолго ли его хватит?

Иногда, правда, у гонщика не остаётся сил, чтобы даже ответить на вопрос врача. Лишь белые зубы в судорожном оскале сверкают на загорелом и грязном от пыли и пота лице. Человек напоминает старый, ржавый утюг… И самым дорогим призом для него покажется возможность спокойно присесть, впрочем, наверное, скорее прилечь на зелёной мягкой полянке…

И всё-таки допинг живёт. Почему?

Нет ни одного гонщика, который бы с начала сезона, пройдя все испытания на самых страшных дорогах Европы, оставался бы всё в той же форме и с тем же потенциальным запасом энергии. Гонщик меняется от состязания к состязанию. Любое упущение в моральной подготовке сказывается буквально сразу. Иногда сам гонщик правильно определяет своё состояние и готовит себя к гонке, планомерно рассчитывая силы и не пытаясь выиграть второстепенных состязаний.

Он намечает себе несколько вех, когда должен находиться в наилучшей форме несмотря ни на что. Для этого ему приходится отказывать себе в желании участвовать в небольших, но прибыльных состязаниях и в желании расслабиться и предаться мирским развлечениям. Только при таком условии гонщик, выступающий в серьёзных соревнованиях, может с чистой совестью сказать: он вышел из гонки лишь потому, что ему не повезло. В противном случае любой просчёт будет ощущаться сразу же, как колёса ощущают неровность на асфальтированном шоссе.

Специалисты очень чётко определяют степень подготовленности гонщика по тому, как он реагирует на неудачу. Если он психологически легко, во всяком случае с виду, перенёс поражение, то можно вполне рассчитывать на то, что следующую гонку он пройдёт в несколько раз сильнее и во столько же раз злее.

После обычного поражения или победы гонщик очень тщательно анализирует причины как успеха, так и неудачи. Гонщик же, прошедший этап на допинге, не в состоянии отдать себе отчёт о содеянном. А это значит, он лишает себя возможности найти ещё не вскрытые резервы, возможности самосовершенствования. Спортсмен, который сумел внимательно разобраться в своём состоянии, становится как бы другим человеком. Допинг же убивает психологию. А без неё не может быть настоящей победы. Потому что злым, неутомимым, иногда делающим невозможное спортсмен становится лишь когда в нём просыпается самолюбие — истинная движущая сила в спорте. Именно самолюбие делает настоящих чемпионов. «Без самолюбия в спорте делать нечего», — как-то сказал Рене Клар, известный французский спортивный журналист.