Жижи
Шрифт:
– В конце концов, мне это надоело, – проговорил он глухим голосом и вышел вон, хлопнув дверью.
Назавтра в три часа дня тётя Алисия, вызванная по пневматической почте, выходила из своей коляски у дверей дома Альваресов. По лестнице она поднялась отдуваясь, как будто страдала одышкой, и бесшумно толкнула дверь, которую её сестра оставила приоткрытой.
– Где Жижи?
– У себя в комнате. Ты хочешь поговорить с ней?
– Время терпит. Как она?
– Как всегда.
Маленькие кулачки Алисии яростно взвились в воздух.
– Как всегда!
Она подняла свою вуалетку в горошек и впилась взглядом в сестру.
– Ну а ты что стоишь? Надо действовать!
Сёстры глядели друг на друга, одна с лицом как увядшая роза, другая бледная как мел. Госпожа Альварес сказала сдержанно:
– Что значит действовать? Не могу же я тащить её на аркане. – Она тяжело вздохнула, приподняв свои полные плечи. – Мне кажется, я не заслужила, чтобы мои дети так со мной обращались.
– Не ной… Конечно, Лашай может наделать глупостей. Представляю себе, в каком состоянии он отсюда ушёл.
– Он ушёл без шляпы, – подтвердила госпожа Альварес. – Так, без шляпы, он и сел в автомобиль. Его могла видеть вся улица.
– Если мне скажут, что в настоящий момент он уже с кем-нибудь обручён или помирился с Лианой, я не удивлюсь.
– От судьбы не уйдёшь, – мрачно отозвалась госпожа Альварес.
– Ну и что ты потом сказала этой маленькой вонючке?
Госпожа Альварес поджала губы.
– Возможно. Жижи к некоторым вещам относится довольно странно и вообще отстаёт от своих сверстниц, но она не то, что ты говоришь. Девушку, которая привлекла внимание Гастона Лашая, нельзя назвать вонючкой.
Раздражённо пожав плечами, тётя Алисия тряхнула своими чёрными кружевами.
– Хорошо, хорошо… Так что ты сказала своей принцессе, обдув с неё все пылинки?
– Я взывала к её благоразумию. Говорила ей о нашей семье. Объяснила ей, что мы все связаны одной верёвочкой, перечислила ей всё то, что она сможет сделать для себя и для нас…
– А надо было взывать к её безумию. Почему ты не рассказала ей о любви, о путешествии вдвоём, о лунном свете, об Италии? Почему ты не поискала каких-либо тайных струн? Надо было сказать ей, как может светиться море, как колибри прячутся в цветах, как прекрасна любовь в тропическом саду, среди гардений и фонтанов.
Госпожа Альварес с грустью взглянула на свою восторженную старшую сестру.
– Я не могла рассказать ей об этом, Алисия, потому что я сама ничего об этом не знаю. Кроме Кабурга и Монте-Карло, я нигде не была.
– А придумать ты не способна? – Нет, Алисия.
Они помолчали. Потом Алисия решительно тряхнула головой.
– Позови мне эту птичку. Посмотрим, что можно сделать.
Когда вошла Жильберта, Алисия уже снова превратилась в легкомысленную пожилую даму и с томным видом нюхала чайную розу, приколотую у неё на груди.
– Здравствуй, моя девочка.
– Здравствуй, тётя.
– Что я слышу, у тебя есть поклонник? И какой поклонник! Для первой пробы совсем неплохо.
Жильберта кивнула, улыбаясь сдержанно и насторожённо. Тётя Алисия с каким-то новым интересом разглядывала свежее личико: оно казалось покрытым гримом – так густо лежала лиловая тень от ресниц, так ярко горели
губы. Чтобы не было так жарко, Жижи двумя гребешками подняла на висках волосы, отчего ещё больше удлинились уголки её глаз.– Я так понимаю, что ты строишь из себя злючку и пробуешь на господине Лашае свои коготки? Браво, внученька!
Жильберта подняла на тётку недоверчивые глаза.
– Да-да, браво! Гастон почувствует себя в сто раз счастливее, когда ты сменишь гнев на милость.
– Что ты такое говоришь, тётя? Я просто не согласна, вот и всё.
– Да-да, это мы уже слышали. Ты дала ему от ворот поворот. Это даже забавно. Только не посылай его к чёрту, он способен тебя послушаться. Короче говоря, он тебе не нравится.
Жильберта по-детски дёрнула плечиком.
– Что вы, тётя, он мне очень нравится.
– Нет-нет, конечно, он тебе не нравится. Заметь, я считаю, что это даже к лучшему: когда сердечко молчит, голова лучше работает. Вот если бы ты влюбилась в него без памяти, я бы, пожалуй, всерьёз обеспокоилась. А ведь он ничего собой, этот брюнет. И сложен неплохо, достаточно взглянуть на его фотографии в Довиле, на пляже. Это тоже репутация, в своём роде. Да, мне, правда, было бы тебя жалко, бедная моя Жижи. Первая страстная любовь… Вы уезжаете вдвоём на другой конец света… Забываете обо всём в объятиях друг друга, слушаете песнь любви, живёте вечной весной… Видимо, всё это ничего не говорит твоему сердцу? Или всё же что-то говорит?
– Это говорит мне, что, когда вечная весна закончится, господин Лашай уедет на край света с другой. Или же мне придётся покинуть господина Лашая, и господин Лашай даст по этому поводу интервью. А мне ничего не останется, как отправиться в постель к другому мужчине. Не хочу. Я люблю постоянство.
Она скрестила руки на груди, по её телу пробежала дрожь.
– Бабушка, ты не дашь мне порошок? Я бы хотела лечь, меня знобит.
– Идиотка! – взорвалась тётя Алисия. – Тебе место за прилавком. Давай, выходи замуж за какого-нибудь экспедитора.
– Хорошо, если ты настаиваешь, тётя, а сейчас я хотела бы лечь.
Госпожа Альварес пощупала ей лоб.
– Ты плохо себя чувствуешь?
– Нет, бабушка, просто мне грустно.
Она прислонила голову к плечу госпожи Альварес и впервые в жизни патетически, по-женски закрыла глаза.
Сёстры переглянулись.
– Ты не думай, девочка моя, – сказала госпожа Альварес, – мы больше не будем тебя мучить. Раз ты действительно не хочешь…
– Что сделано, то сделано, – сухо сказала Алисия. – И нечего об этом говорить.
– Во всяком случае, ты не можешь нас упрекнуть, что была лишена советов: ты их получила, и лучших получить не могла.
– Я знаю, бабушка. И всё же мне грустно.
– Почему?
Жильберта не ответила. По её нежной щёчке скатилась слеза. Неожиданно резко задребезжал звонок, Жильберта вздрогнула.
– Ах, это он! – воскликнула она. – Это он… Бабушка, я не хочу его видеть, спрячь меня, бабушка…
Тётя Алисия сразу насторожилась, угадав опытным ухом низкие, страстные ноты в голосе Жижи. Она сама открыла дверь и быстро вернулась. Следом за ней появился Гастон Лашай с пожелтевшим лицом и мутными белками глаз.