Жизнь №2

Все вещи Вольта – собачьему приюту.

Квартиру и прочие вещи оставляю без определенного наследника – пусть родные распродадут и поделят прибыль поровну самостоятельно.

Далее конкретные суммы. Сделать своих потомков миллиардерами было бы равносильно их убийству: лишившись надобности достигать чего-либо самостоятельно, они зачахнут и промотают свою жизнь впустую. Нет, пусть стремятся, пусть ставят перед собой цели, пусть мечтают, пусть развиваются, не останавливаются, не обесцениваются…

Итак, каждому кровному члену семьи – Джерри и малышка Лаура, Йен и малышка Фэй, Тиффани, Закари, Валери и Бен, – я оставила по двести тысяч долларов. Керри и Дейзи оставила двести пятьдесят – в счет статуса матери-одиночки Керри, что прописала отдельным текстом, чтобы внуки не подумали, будто кого-то из них я люблю больше или меньше. Действующим невесткам не оставила ничего: Лукрецию я так и не признала частью нашей семьи, а в Присцилле было что-то, что наводило меня на мысль, будто сложенных вместе долей Закари, Валери и Бена ей хватит вполне. Хильде оставила двести десять тысяч. Прикинув в уме примерную стоимость обучения в университете, в конце списка приписала имя Серафины Бигелоу – сто тысяч. Хотела вписать и мистера Пибоди, но он отказался, сказав, что Арми уже оставил ему больше, чем он успеет потратить за оставшуюся ему жизнь, и к тому же он, оказывается, пообещал Боффорту не брать у меня материальной благодарности.

– Как знал, что Вы пожелаете одарить и меня тоже, – ухмыльнулся мистер Пибоди, а я задумалась, как так получилось, что совершенно посторонний мне человек, с которым я не общалась целые десятилетия, знал меня лучше, чем близкие мне люди. Отвлекшись на эту мысль, я оборвала перечисление наследников в своём уже немного подуставшем уме. Никого ли не упустила? Вроде бы никого… Первый-второй-третий-десятый…

– Напишите письмо? – мистер Пибоди снова ворвался в мои мысли о наследниках.

– Какое письмо?

– Какие-нибудь прощальные слова для родных…

– Нет. Нет… Слов уже сказано достаточно.

Я внимательно перечитала завещание, все имена и цифры, и, наконец, поставила свою подпись в нужном углу документа, как вдруг, увидев, как мистер Пибоди заносит печать над этой важной бумажкой, неожиданно резко вспомнила:

– Рокки! Я забыла свою внучку Рокки!

Как я могла?! Как могла?!

– Вот ведь… В принтере закончилась краска. Давайте Вы впишите свою волю относительно этой внучки вот здесь, сразу над своей росписью.

Дрожа от шока – КАК Я МОГЛА ЗАБЫТЬ РОДНУЮ ДОЧЬ ШОНА?! САМУЮ РОДНУЮ МНЕ ВНУЧКУ!!! СВОЕГО ЕДИНСТВЕННОГО КРОВНОГО ПОТОМКА!!! – совсем расстроившись и чуть не плача, я написала слова: “Наследники Джерри Лерой, Закари Лерой и Тиффани Лерой должны отдать Рокки Армитидж из отчисленного им наследства по 50.000 $.”. Подпись. Печать. Заверено.

Стоило мистеру Пибоди переступить порог моей квартиры и распрощаться со мной, как я не выдержала и расплакалась. Во время семейного совета, на котором обсуждалась участь ещё всего лишь фантомного миллиардного наследства, никто из членов семьи не вспомнил имени Рокки – моей единственной кровной внучки. И я, страдающая оттого, что меня все позабыли, сама, по примеру своих детей и внуков, пусть и на мгновение, но забыла о самом главном человеке, отождествляющем продолжение меня самой в этом мире…

Добравшись до постели, я прорыдала в подушку до самого рассвета.

Глава 16

Болящие от выплаканных за ночь слёз глаза беспокоили меня не меньше, чем ожог предплечья, но к моменту приезда Закари, Присциллы и Бена я привела себя в порядок. Сегодня был не особенно жаркий летний полдень, по небу ходили облака – дети везли меня в дом у озера. Закари предпочитал молча слушать обожающую поболтать Присциллу, и я тоже отдала предпочтение роли слушателя. Именно от Присциллы я узнала о том, что Валери вместо семейной поездки за город решила отправиться в гости к лучшей подруге Серафине. Сидящий слева от меня Бен, с головой ушедший в свой планшет, за всю дорогу не проронил ни слова. В конце пути я попробовала поинтересоваться у пятнадцатилетнего подростка, какие у него планы на лето, на что он пожал плечами и, не отрывая взгляда от своей игрушки, ответил коротким: “Да ничего особенного”. Бен был неплохим мальчиком, вот только слишком зависимым от интернета, отчего разговаривать с ним было даже сложнее, чем с Закари в его возрасте.

Наконец мы приехали к дорогому моему сердцу дому, который я любила называть домом Шона. Маленький, но двухэтажный, деревянный и уже заметно постаревший, с дощатым крыльцом и резными перилами, особенно красивым он был осенью… Жаль, что сейчас не осень.

Закари вытащил из багажника мою ручную кладь, заполненную вещами, которыми я не планировала воспользоваться, и мы последовали за Присциллой и Бенном, отправившимся открывать входную дверь дома.

– Мы сомневались, – вдруг подал голос Закари, когда мы уже стали подниматься на крыльцо, – мудро ли оставлять тебя одну, да еще и на целую неделю.

– Я оставалась здесь прошлым летом на целый месяц, и никто из вас не переживал на этот счет. Что изменилось с тех пор?

– Дорогая наша, ты стала старше, – отозвалась моя невестка, встретившая нас в прихожей.

“Ну да, конечно, именно это вас всех и беспокоит, а не кое-что другое”, – мысленно проворчала я и сразу же одернула себя – ни в коем случае нельзя становиться вредной старухой.

– Не забывайте писать нам смс-ки, обязательно каждый вечер, чтобы мы не переживали.

“Не они мне должны писать – а я им. Я должна позаботиться о том, чтобы они не переживали – не они должны заботиться о моём спокойствии. Звонок не нужен – смс-ки вполне достаточно”.

Мы зашли в гостиную, Закари обернулся через плечо:

– Может быть, оставить твои вещи на первом этаже?

– Я не буду спать в гостиной на диване – у меня всё ещё достаточно крепкие ноги, чтобы ходить туда-обратно по лестнице, так что будь добр, отнеси мои вещи в спальню наверх.

Возможно мой голос прозвучал немного строго – просто мне надоело чувствовать себя немощной обузой, какую из меня регулярно пытаются вылепить мои взрослые дети.

Подойдя к панорамному окну, я хотела насладиться видом, но вдруг услышала шепот Присциллы. Она наверняка думала, что я не услышу её, но сейчас мой слуховой аппарат был накручен на максимум, так что я расслышала каждое слово в её желающем остаться неуслышанным шепоте:

– Да не спорь ты, занеси наверх, знаешь ведь, что люди в таком возрасте упрямее ослов.

Вот так вот меня не со зла, а скорее из неотесанности, сравнили с ослицей, что меня отчего-то вдруг даже задело… Была ли я когда-нибудь упрямее ослов? Я упрямо воспитывала не своих детей, упрямо считая их своими, а позже их детей упрямо обозначала своими собственными внуками – это считается?

У родителей Присциллы пять дочерей – Присцилла четвёртая по счёту. Когда они состарились, их тоже хотели сдать в престарелый дом, но в последний момент их старшая сестра перетянула ситуацию на себя и перевезла их обоих жить в свой роскошный дом на окраине города. У меня было трое детей и никто из них не пожелал забрать меня к себе, и никто из них не попробовал отстоять моё право на самостоятельную жизнь в собственной квартире – каждый из них посягнул на мою свободную старость.

Дети спешили успеть на вечеринку в честь дня рождения подруги Присциллы, так что прощание прошло быстро: меня вскользь приобняли, Бен приобнял меня чуть дольше, пусть и не выпуская планшета из рук, после чего все они поспешили к выходу.

– Подождите…

– Что такое, мама? – обернулся Закари.

– Когда вы получите своё наследство, не обделите Рокки, пожалуйста.

– Ах да, Рокки… – взметнула руками Присцилла. – Ну, до получения наследства нам ещё нужно разобраться хотя бы с датой и местом проведения аукциона…