Жизнь Александры Ивановны

– - Графиня, ваше сиятельство!
– - закричала старуха, почти обезумевшая от нечаянного, никогда неожиданного посещения именитой гостьи.-- Помилуйте! что изволите приказать?

– - Не беспокойся, моя милая,-- отвечала графиня, блуждая глазами по комнате.

– - Боже мой! кого я вижу!
– - вскричала Александра Ивановна, которая долго смотрела на графиню в какой-то нерешимости, долго вслушивалась в разговор графини с ее мачехой, как бы не доверяя своему слуху.

– - Александрина! О, наконец я нашла тебя! Благодарение всевышнему! Что же ты неподвижна? Разве ты не узнала меня, разве ты уже не любишь меня?

И графиня простирала объятия к прежней своей питомице. Александра Ивановна не трогалась с места. Страшная борьба происходила в душе ее.

– - Что же… подойди же к ее сиятельству,-- шепнула ей Анна Тарасьевна.

– - О, скорей, скорей в мои объятия,-- продолжала графиня.

– - Я не смею, я не должна…-- начала Александра Ивановна.

– - Простите ее, матушка, ваше сиятельство,-- быстро перебила Анна Тарасьевна,-- она так обрадовалась… Ну, полно, опомнись,-- продолжала она, обращаясь к Александре Ивановне,-- поздоровайся же с ее сиятельством.

Александра Ивановна медлила. Старуха почти силой толкнула ее в объятия графини.

О, как судорожно, как болезненно билось сердце бедной Александры Ивановны, когда она обнималась с графинею!

– - Я так давно не видала тебя; но не думай, чтоб я не по-прежнему любила тебя. Бедное, бедное дитя, сколько ты, я думаю, претерпела в эти восемь лет, между тем как…

Графиня отерла слезу.

– - Обстоятельства не позволили мне тобою заняться. Совсем неожиданно я должна была удалиться из Петербурга, и ты осталась одна, без друга, без руководителя… сколько ты должна была претерпеть…

– - Да, я много плакала, когда вы уехали; мне казалось, я лишилась матери…

– - Матери?
– - повторила графиня с каким-то особенным чувством в голосе.-- Тебе казалось, что ты лишилась матери?

– - Да.

– - А теперь, в эту минуту, что чувствуешь ты?..

– - Мне кажется, что я опять нашла ее.

Графиня хотела что-то сказать, но вдруг остановилась и только молча обняла Александру Ивановну.

– - О, как я счастлива!
– - продолжала графиня после некоторого молчания.-- Но ты, ты, дочь моя, так же ли любишь меня?..

– - О, как же, ваше сиятельство; только у нас и речи было что об вас… уж так вас любит,-- перебила старуха.

– - Первым желанием моим по возвращении в Петербург,-- продолжала графиня,-- было увидеться с тобой, моя шалунья… О, ты была большая шалунья в детстве!.. Я употребляла все средства, чтоб найти вас, но старания мои были напрасны. Наконец бог сжалился надо мною… При выходе из церкви я встретила твою мачеху… Но почему же ты, друг мой, не пришла ко мне тогда же?.. я ждала. Или она тебе не говорила…

– - Графиня, я не смела…-- начала Александра Ивановна…

– - Виновата, матушка, ваше сиятельство… совсем запамятовала… ох, старость не радость! Только сегодня вспомнила…-- перебила старуха, делая глазами знаки Александре Ивановне.

– - Жаль, я ждала, ждала; наконец сердце мое не утерпело…

– - Как вы добры, графиня!

– - Но вот мы, слава богу, вместе. Расскажи-ка мне, друг мой, как вы жили здесь…

– - Ах, графиня,-- начала Александра Ивановна с глубоким вздохом.

Но Анна Тарасьевна опять перебила ее, сделав тот же выразительный знак глазами…

– - Уж как жили,-- заговорила она скороговоркою, не давая времени падчерице, которая в сильном беспокойстве снова было пробовала начать речь,-- пока жив был мой покойник, ну ни то ни се, и деньжонки водились… а как умер, разумеется, беда наша пришла: с утра до ночи за работой, тем только и хлеб добывали, матушка…

– - Жалко, но что делать, честная бедность все-таки лучше богатого бесчестья,-- сказала графиня.

Александра Ивановна хотела что-то сказать.

– - Молчи!
– - шепнула ей Анна Тарасьевна, делая опять прежнюю гримасу глазами.-- Уж так ли бились, только на бога и надеялись,-- продолжала старуха, обращаясь к графине,-- да на вашу честь…

– - Бедная Александрита! Ты много терпела, но наконец ты будешь награждена… Муж мой умер, детей у меня нет, родственников близких тоже; я уже сама стою одной ногой в гробу… ты не будешь жаловаться… я должна позаботиться о судьбе твоей…

Анна Тарасьевна с жадностию вслушивалась в слова графини. Александра Ивановна была в страшном беспокойстве. Несколько раз она хотела говорить, но то повелительный взгляд мачехи удерживал ее, то голос невольно замирал на ее устах от внутреннего волнения.

– - Покуда я жива,-- продолжала графиня, обращаясь к Александре Ивановне,-- ты будешь жить в моем доме, вместе со мною…

– - Графиня,-- воскликнула Александра Ивановна решительно,-- я…

– - Наконец господь сжалился над нами!
– - перебила Анна Тарасьевна, стараясь заглушить голос падчерицы.

– - А когда богу угодно будет,-- продолжала графиня,-- призвать меня на суд свой, что, вероятно, случится скоро, тогда я даю обещание оставить тебе, милая Александрина, всё мое имение…

– - О, как вы добры, матушка графиня; вы просто праведница: наградит вас бог по заслугам…

– - Вот, друг мой, что я давно хотела тебе сказать, зачем я тебя искала… Надеюсь, ты простишь мне, что восемь лет я принуждена была оставить тебя на произвол судьбы.

Александра Ивановна молчала. Страшная буря происходила в душе ее.

– - Что ж ты не благодаришь ее сиятельство, чего ты испугалась?
– - шептала ей торжествующая Анна Тарасьевна.

Но Александра Ивановна совсем не об том думала. Долго в чертах ее заметна была нерешительность, смешанная с совершенным отчаянием; наконец она решилась; черты ее приняли величественную твердость: лицо просияло.

– - Графиня,-- воскликнула она, падая перед нею на колена,-- выслушайте меня… Я недостойна вас, недостойна ваших милостей. Вы ужаснетесь, если я скажу вам, кого за несколько минут сжимали вы в своих объятиях…

– - Что ты, с ума сошла!
– - прошептала ей старуха, но на сей раз старания ее удержать падчерицу были тщетны.

– - Не мешайте мне; дайте мне произнести собственный приговор свой,-- продолжала Александра Ивановна твердо и решительно.-- Графиня, обратите свои милости на другую: я недостойна их. Вы теперь удивляетесь, вы готовы собственными слезами искупить мои, но погодите минуту -- вы будете гнушаться мною; вы с негодованием оттолкнете ту, которую осыпали вашею благосклонностию… О, я знаю слово, страшное слово, которое оттолкнет вас от меня, сделает вас врагом моим из благодетельницы, вырвет с корнем малейший остаток привязанности ко мне… О, я хорошо знаю такое слово… и я назову его… это слово -- позор, позор…