Жизнь боя
Шрифт:
— Сколько раз в неделю вы занимаетесь любовью? — стала допытываться она.
Я развел руками от удивления.
— Послушай, — сказал я, — если ты не можешь молчать, возвращайся восвояси! Ты сошла с ума, но я-то не сумасшедший…
— Вот те на! — воскликнула Кализия. — Значит, между вами ничего нет? Однако ты мужчина… Там, возле моря, бои спят со своими хозяйками, так принято… Здесь вы слишком боитесь белых… Это глупо. Уверяю тебя, что…
— Ладно, ладно, — прервал я ее.
Мы застелили кровать покрывалом. Госпожа вошла в спальню, но ничего не сказала о нашей работе.
— Вот это женщина! — опять похвалила ее чертовка Кализия, когда мы остались одни.
Кализия
Сегодня после обеда внезапно вернулся комендант. Мы не ждали его раньше конца недели. Госпожа и та была озадачена.
Комендант осунулся. В своих измятых грязных шортах он походил на мальчишку, убежавшего из школы. Он не сказал ни слова, когда вышел из машины. Взял портфель, коснулся губами лба госпожи и, тяжело ступая, направился в свою комнату. Госпожа приказала нам разгрузить машину и тотчас же последовала за ним. Она оставила дверь открытой.
Она окликнула мужа, спросила, что случилось. Комендант что-то пробурчал в ответ, жена засыпала его вопросами. В конце концов он сказал, что вряд ли она очень беспокоилась о нем — вид у нее цветущий. Она возразила коменданту, что он несправедлив.
Она растянулась в гамаке на веранде и о чем-то задумалась. Отдохнув, комендант заказал душ. Вскоре, вымытый, напомаженный, он обрел свой обычный вид. Теперь на нем был белый льняной костюм. Он пробежал деловую почту, которую рассыльный приносил в его отсутствие. Госпожа молчала. Комендант, казалось, вовсе позабыл о ней. Он вышел, прогулялся по саду, засунув руки в карманы, потом вернулся на веранду, хотел подойти к жене, но свернул в гостиную.
Госпожа спрыгнула с гамака и в свою очередь вышла в сад. Комендант позвал меня и велел сходить за госпожой. Она пристально смотрела перед собой, сжимая двумя пальцами подбородок. Она не заметила моего приближения и вздрогнула, когда я кашлянул. Молча выслушала меня и последовала за мной.
Когда комендант окликнул меня, мне показалось, что он неожиданно для себя принял решение поговорить с госпожой. Он лежал на диване и что-то держал в руке. В это время он обычно пил аперитив. Госпожа вошла. Я, как всегда, задержался в гостиной возле холодильника. Комендант не смотрел на жену, казалось, он был погружен в какие-то горькие мысли.
— Что с тобой? — спросила госпожа, дотронувшись до его плеча.
Комендант отстранился, но, заметив меня, позволил жене прикоснуться к нему. Он по-прежнему держал под столом сжатую в кулак руку. Мы с госпожой не спускали глаз с этой руки. Он поднял стакан свободной рукой и одним духом опорожнил его. Потребовал:
— Коньяку, черт возьми!
Он наполнил два стакана и выпил их залпом. Госпожа хотела остановить его. Комендант раздраженно отдернул руку. Госпожа убежала в спальню.
Комендант хотел было встать, но поскользнулся и рухнул на пол. Я кинулся, чтобы помочь ему. Он принялся всячески поносить меня. Никогда я не видел его в таком состоянии, даже до приезда госпожи. С грехом пополам ему удалось сесть. Он долго созерцал потолок, скрестив на животе руки. Госпожа пулей вылетела из спальни и велела мне уходить.
— Нет, пусть остается! — взревел комендант. — Оставайся!
Он пересел на край дивана и уставился на жену, словно окаменевшую посреди гостиной. Вдруг он с размаху что-то бросил ей под ноги. Предмет упал на пол и покатился к холодильнику. Это была зажигалка… г-на Моро. Я видел эту зажигалку только раз, когда г-н Моро обедал в резиденции, но сразу узнал ее.
Госпожа схватилась за голову и упала в кресло.
— Что ты на это скажешь, моя
милая? — крикнул комендант, указывая на зажигалку.При этих словах плечи госпожи задрожали, но она взяла себя в руки и гордо подняла голову.
— Бой, оставь нас! — сказала она властно.
— Оставить нас! — вскричал комендант. — Разве у нас есть секреты? Все данганские бои осведомлены об этом! Да, ты спишь с Моро! А еще считала его неотесанным!..
Госпожа встала. Она принялась шагать по комнате, ломая руки. Комендант следил за ней взглядом, полным ненависти. Она ходила взад и вперед, посматривая на зажигалку. Повернулась на каблуках и встала прямо перед мужем. Комендант тотчас же устремил взгляд поверх ее плеча, затем отвернулся к открытому окну.
— Отныне мы чужие, — проговорил он. — Ты недолго ждала, чтобы изменить мне даже здесь… Туземцы узнали об этом много раньше меня!
Он слабо усмехнулся и продолжал:
— Для них я теперь только «Ngovina уа ngal a ves zut bisalak a be metua»! He понимаешь? Конечно, нет! Ты всегда презирала туземные наречия… Что бы я ни делал, отныне я для них лишь комендант, жена которого валяется на спине в канавах и машинах.
— Неправда! — закричала она. — Неправда!
Она разрыдалась.
— Я не знал, что имею честь быть рогоносцем и что обязан этой честью господину Моро! — сказал комендант, с глубоким презрением произнося слово «господин». — Да, на этот раз ты нашла себе любовника в грязи! — Помолчав, он продолжал: — Ты не поверишь, до чего я себе противен…
Госпожа все еще плакала. Комендант снова растянулся на диване.
— Послушай, дорогой… — сказала госпожа, отведя руки от лица, залитого слезами.
— Знаю, знаю, — перебил ее комендант, принужденно смеясь, — песенка мне знакома! Твой главный недостаток! Потеря контроля над собой! Конфликт духа и плоти! Вот что, я сыт этим по горло! Слышишь? По горло! Ты всегда принимала меня за дурака! А твои поездки в машине по четвергам! А этот Моро, о котором ты упоминала лишь изредка и с таким презрением! Ты пригласила его под предлогом, что нам не следует пренебрегать им, хотя он человек не нашего круга! Милочка моя, я уже понимал, куда ты клонишь… Туземцы уже звали меня «Ngovina уа ngal a ves zut bisalak a be metua»! Только я не знал, он ли это!.. Ты служил им посредником? — крикнул он, оборачиваясь ко мне. — Небось делал это ради сигарет Моро и подачек госпожи, а?
Он горестно покачал головой и снова упал на диван. Госпожа по-прежнему плакала. Часы в резиденции пробили полночь.
Комендант искоса посмотрел на меня, и я почувствовал взгляд госпожи, хотя лицо ее было закрыто руками. Я снял фартук. Прежде чем выйти на веранду, где я каждый вечер вешал его после работы, я поклонился и пожелал им спокойной ночи.
Комендант завозился на диване и повернулся лицом к стене. Госпожа заперла дверь, едва я переступил порог.
Снаружи была ночь, словно созданная для слепцов. Ночь без единой звездочки, без единого светляка…
Кализия слушала меня, открыв рот. Изредка она щелкала пальцами в знак удивления. Когда я закончил рассказ о сцене, разыгравшейся в моем присутствии, она с опаской взглянула на меня и отвернулась.
— На твоем месте, — заговорила она, — я сразу ушла бы, не стала дожидаться, пока река поглотит меня. Наши предки говорили: спасаться надо вовремя, когда вода доходит лишь до колен. Пока ты здесь, комендант не сможет забыть. Глупо, конечно, но с белыми это так… Для него ты… как бы это сказать… словно глаз колдуна, который все видит и знает. Вор или человек, за которым есть грешок, не может быть спокоен под этим взглядом…