Жизнь девы Марии

все небо, и напрячься лишь чуть-чуть

душе пришлось, пока Ее не встретил

Тот, Кто знал всю Ее, могуч и светел,

чтоб вознести в Божественную суть.

II

Кто мог бы знать, как долго уповало

на завершенье в небе бытие

и рядом с Воскрешенным пустовало

без года четверть века для Нее

оставленное место, и они

привыкли к неопознанной святыне,

Ее величье созерцая в Сыне,

чей свет и в Ней сияет искони.

Когда Она вошла в небесный свет,

то потянулась вся к Нему невольно,

но нестерпимый луч Ей сделал больно:

казалось, рядом с Ним Ей места нет.

Тогда Она приблизилась к другим

и в сонм блаженных, робкая, вступила,

как будто не Она их искупила,

но взорвалась Она сама таким

сияньем, что соседей ослепила,

и ангелы спросили: Кто она?

И Тот, Чья ипостась им не видна,

изволил Бога-Сына Бог-Отец

остановить, и трепетный венец

над пустотой забрезжил нежно вдруг,

заоблачный след одиноких мук,

пусть временных, но и для Бога столь

болезненных, что не проходит боль.

Смятения от взоров не тая,

склонясь, Она сказать хотела: я

есмь боль Его, но, истомясь вдали,

к нему рванулась. Ангелы стремглав

слетелись к Ней, запели, поддержав

Ее восторг - и к Сыну вознесли.

III

А Фома-апостол опоздал,

хоть спешил он к ней что было силы,

но Фому проворный ангел ждал

и промолвил: "Камень сдвинь с могилы,

чтобы опровергнуть суесловье;

знай: Она положена была

чистою лавандой в изголовье

человеку, чья душа цела,

чтобы впредь пристанище земное

Ею пахло, словно полотно.

Смертное (ты слышишь) и больное

Ею навсегда напоено.

Видишь, здесь Она лежала в белом.

Из виду не упусти холста,

выбеленного пречистым телом,

ибо Светоносная чиста.

Содрогнулось под Ее стопой

небо, но когда Она вставала,

то почти не смяла покрывала;

преклони колени, глянь и пой!