Жизнь «до»
Шрифт:
Еще одна вспышка, даже ярче, чем предыдущие, и я, а вместе со мной и Бранов, ухнула в сияющую бездну.
Глава 3. Кикимора болотная
Пока летела, орала я до того пронзительно, что горло теперь сотни когтистых кошачьих лапок драло. Плюхнувшись на что-то мягкое, я пискнула, намереваясь дать волю остаткам голоса, но настойчивый горячий шепот, а вместе с ним и ладонь аспиранта прочно запечатали рот.
– Молчи! Тихо!
Что происходит? Тараканы в голове пустились в пляс. Сновали туда-сюда,
Я замерла, пытаясь разобраться, что к чему.
Мягко. Очень мягко. Тишина и темнота. Вот только запах… До того смрадный дух доставлял такой дискомфорт, что даже приятное тепло, расползающееся по спине от прижавшегося ко мне мужчины, не в силах было его хоть как-то компенсировать.
– Тише, – снова повторил аспирант. – Я тебя сейчас отпущу, но ты пообещаешь слушаться, идет?
Еще чего! Но все же, безопасности ради, покивала. Пусть думает, что я буду паинькой, а едва представится момент… Думаю, удар в пах любого обезоружить способен.
– Что за фигня? – выдохнула я, едва обрела относительную свободу. – Где я? Куда вы меня…?
Руки своей жизнью зажили. Я пыталась ощупать все вокруг, чтобы понять хоть что-то, но неизменно натыкалась то на пучки влажной, чуть острой по краям травы, то на препода.
– Прекрати! – возмутился тот, когда я в сотый раз ухватила его не то за руку, не то за ногу. – И замолчи. Тихо!
Я послушно замерла, прислушиваясь и таращась в темноту. Где-то вдалеке раздалось не то кваканье, не то птичья песня. Едва слышное журчание воды, шелест, всплеск и еще Бог знает что.
Задрав голову, с удивлением отметила, что довольно темное небо испещрено какими-то корявыми линиями.
Постойте. Мы в лесу, что ли?
– Ян Викторыч…
Мужчина возился где-то неподалеку. Я позвала снова. Затем снова и еще разок. Но с каждой новой попыткой мой голос становился все тише и тоньше да так и сошел на нет. Словно у меня батарейки сели.
Я встала на четвереньки, пытаясь подняться.
Уму непостижимо! Как такое могло произойти? Еще секунду назад были почти в центре города-миллионника, а теперь здесь, в непролазной темноте среди травы, воды и смрада! Может, это был террористический акт? Помню лишь вспышку света. Лежит мое тело по кусочкам теперь где-то там…
Всхлипнув и осознав, что даже холода как такого не чувствую, я забеспокоилась еще пуще. За окном, вообще-то, почти зима была. Снег! Конец ноября, етить-колотить! А тут мхи-лишайники какие-то всюду.
– Ян Викторович, мы с вами что… умерли?
Аспирант недовольно засопел, завозился. Если и впрямь умерли, то его это, похоже, совершенно не огорчало.
Я же безмолвно затряслась. Слезы хлынули из глаз, и теперь повторить страшное слово, знаменующее конец жизни, конец всего и вся, даже в мыслях я никак не могла.
– Тише, тише, – аккуратно взял меня под локоть Бранов, хотя в голосе его скользило ясно различимое раздражение. – Живы мы. Не паникуй, Маша. Успокойся.
От сердца тут же отлегло, а холод, сковавший тело и ошибочно принятый за холод загробного
мира, вмиг отступил.– Мика, – поправила я, умудрившись вставить слово в перерывах между теперь уже слезами облегчения и счастья. – Не Маша. Мика.
– Хорошо, – беспрекословно согласился он. – Все будет хорошо, Мика. Ты только слушай меня и делай, что скажу, окей?
Я потрясла головой в знак согласия.
– Вот и отлично. Тогда давай, шагай за мной и свети под ноги. У тебя же мобильник есть?
– Он в сумке остался, – покрутилась я, но темнота вокруг: хоть глаз коли. – А я не знаю, где сумка.
– Так, – Бранов пошарил по карманам. – Тогда держи мой.
Послушно взяв телефон, я провела пальцем по сенсорному экрану. На заставке величественный еловый лес и дорога, уходящая за горизонт. Стандартненько, но хоть не обнаженная девушка или, что еще хуже, фото подружки.
У него наверняка ведь есть подружка? Или нет? Странно, но мне вдруг стало жутко интересно. Я осветила широкую мужскую спину, словно она могла хоть как-то прояснить ситуацию.
Да о чем я думаю вообще? Вокруг какая-то чертовщина творится, а я как…
Голубоватый луч, источаемый дисплеем, тут же послушно уткнулся мне в ноги. Прошли еще совсем немного, как звучный всплеск воды раздался совсем рядом. Может, рыба?
– Что это было?
Я принялась метаться, освещая все вокруг, когда аспирант выхватил у меня свой гаджет и погасил экран.
Воцарилась тишина. Неестественная, жуткая. И если до сих про все вокруг дышало, пусть и не совсем активной, но жизнью, то в эту секунду все обитатели этого странного места словно враз испарились.
Сказать, что страшно стало, значит, ничего не сказать.
– Тшш…тшшш…
– Да я и так молчу! – возмутилась я, гневно вглядываясь в черноту, в которой секунду назад пропал аспирант.
– Я ничего не говорил, – мгновенно отозвался он.
Тшшш…
– Эй! Вы почему меня лапаете?!
– Тихо!
– Ах ты извращенец!
Вцепившись ногтями в схватившую меня руку, я, пискнув, тут же разжала хватку. Холодное, склизкое… Это что угодно, но не человек!
– Ян Викторови-ич, Ян… Йаааааан!
На секунду вспыхнувший огонек мобильника осветил встающие одна за другой и торчащие теперь из воды, будто головки сушеных цветов, змеиные морды. Они разевали рты и поочередно издавали то самое «тшшшш… тшшшш». Кто погромче и понастойчивее, а кто будто бы сонно и чуть удивленно.
Одна из конечностей существа, полагаю хвост, крепко-накрепко обвился вокруг моей талии и сжимал ее похлеще, чем аспирантские ручищи мои запястья.
Мгновение, и я, цепляясь за клочья травы на болотных кочках, оказалась на земле. Как выяснилось, до сих пор я познала далеко не все возможности своего голоса. Визг вышел такой, что любая оперная дива от зависти удавилась бы.
Бранов отчаянно пытался вытянуть меня из змеиных объятий, но мне, находящейся на грани забвения, было ясно одно. Меня либо целиком сожрет эта змеюка, либо я разорвусь пополам. Но тогда мои ноги все равно сожрет змеюка.