Жизнь экспромтом

— Я сейчас тебе все объясню!

Сборы не заняли много времени. Просто удивительно, каким образом за два месяца большая часть ее одежды превратилась в старое и поношенное барахло? Господи, неужели она когда-то это носила? — думала Фрэнки, доставая какую-то ужасную юбку с плиссировкой по бокам. В прошлом году такую рекламировали в журнале «Вог», а в этом году она уже, наверное, в магазине распродаж. Она засунула ее в мусорное ведро и утешила себя мыслью, что очищает свой гардероб от ненужного барахла, так что, когда она вернется в Лондон, у нее будет замечательный предлог пройтись по магазинам. Одна проблема: она не знала с чем. Ее кредитные карты практически на нуле, израсходованы до лимита, долг Рите составляет больше тысячи долларов.

Она постаралась отбросить мысль о плачевном состоянии своих финансов, опустошила два ящика туалетного столика, побросала одежду и книги в чемодан. Она вернет Рите долг, как только найдет работу. Она посмотрела на свой багаж. Чемоданы так и ломились от вещей, и ей пришлось сесть на них, чтобы умять облезлый винил и застегнуть молнии. В горле у нее стоял комок. Ну, вот и все. Теперь, когда близится развязка и ее мучениям приходит конец, она не находит в себе сил, чтобы уйти. Она оглядела спальню, заглянула в другие помещения квартиры и поняла, насколько успела ко всему этому привязаться. Даже не осознавая этого, она давно уже считала это место своим домом.

— Ну вот как будто и все, — повторила она вслух свои мысли, пытаясь говорить весело и беззаботно.

Фрэнки вынесла багаж в прихожую. Почему это вещи, стоит их только упаковать, становятся в три раза тяжелее, чем в развернутом состоянии? Она поставила чемоданы в угол и слегка отдышалась.

— Ты уже уезжаешь? А я тебе только что заварил чаю из солодки! — После пережитого в спальне шока Дориан оделся вполне пристойно, в спортивные штаны и майку «ты моей голой задницы никогда не видела». Он хлопотал у плиты, раскладывал на столе закуски, чтобы тем самым хоть как-то скрыть свою неловкость. Гордый своей репутацией «короля в постели», вечно намекающий на какие-то невероятные сексуальные и любовные победы, он был застигнут врасплох в женском бюстгальтере и подвязках. Это наносило удар по его мужскому самолюбию. И этот удар не остался незамеченным для Фрэнки.

— Я тебе говорила, чтобы ты больше не заваривал здесь свой чай? От него так несет, все вокруг провоняло! — проворчала Рита, благодушно всучивая ему в руки кухонное полотенце.

Фрэнки улыбнулась. Рита уверяла ее, что у них всего лишь секс, — она даже шутила, что Дориан лучше вибратора, но, глядя на них вместе, смеющихся и довольных, она скорее могла бы предположить, что между ними существует нечто большее, чем череда одновременных оргазмов. Они очень напоминали давно поженившуюся счастливую пару.

— Я лучше пойду. Хью все это время сидит и ждет в машине. Мы собираемся поехать прямо в аэропорт. — Она посмотрела на Риту. — Он сказал, что ему, по всей видимости, лучше сюда не заходить.

— Черт возьми, женщина, скажи ему, чтобы он зашел! Я хочу посмотреть на твоего будущего мужа! — Дориан ухмылялся, пытаясь сделать вид, что у него не осталось никаких тяжелых чувств по поводу того, что произошло в Лас-Вегасе. Но тут он взглянул на Риту и изменил тактику. — Хотя, может быть, ты и права. Сейчас все шоссе забиты до отказа. — Он обнял Фрэнки за талию, крепко прижал к себе и одарил страстным поцелуем. — До свидания, очаровательная. Помни, что с собой надо обращаться бережно. — Он внезапно очень разволновался.

Фрэнки слабо улыбнулась. Она будет очень скучать по Дориану. В Фулхеме не найдется ни одного человека, хоть отдаленно похожего на него.

— Ну что ж, я полагаю, что все в порядке. — Рита вышла на крыльцо прямо в халате. Она старалась держаться твердо, но прощальные сцены ей всегда удавались плохо. Она кусала губы и готова была вот-вот зареветь во весь голос.

Фрэнки тоже с трудом выдавила из себя улыбку. Оставалась только одна недоговоренная вещь. Она еще ни разу не обмолвилась словом о Рилли. Она боялась всего, что может сказать ей Рита. Но дальше оттягивать было некуда: у них оставалось всего несколько минут.

Но ей не пришлось ни о чем спрашивать. Рита словно все прочла по ее лицу.

— Я ему сказала, что ты сегодня приедешь за вещами. Что вечером ты скорей всего улетаешь. — Она заставила себя посмотреть на Фрэнки, но постаралась не встречаться с ней взглядом. — Он не хотел тебя видеть. — Она улыбнулась извиняющей улыбкой. — Но он хотел, чтобы я передала тебе это. Он сказал, чтобы я дождалась, пока ты все не упакуешь. Я думаю, что он хотел оставить тебе небольшое напоминание о Ла-Ла.

Она достала из кармана фотографию и протянула ее Фрэнки. Это была черно-белая фотография, изображающая Фрэнки на пляже Малибу. Волны снизу промочили ее джинсы, и она, смеясь, убегала от прибоя. Вообще-то она терпеть не могла, когда ее фотографировали, и чувствовала себя перед камерой очень скованной и неловкой. Но в тот день Рилли заставил ее забыть об объективе и чувствовать себя свободной, естественной и непосредственной. Погрузившись в воспоминания, Фрэнки рассматривала фотографию. Никогда еще она не видела себя такой счастливой.

— Я была не права, — перебила ее мысли Рита.

— Что? — Она с трудом оторвалась от фотографии.

— Это был не просто загул… по крайней мере, для него.

Они без слов взглянули друг на друга.

— Фрэнки, ты не можешь побыстрее? У нас времени в обрез! — выкрикнул из машины Хью и для убедительности подудел в клаксон.

— Да… уже иду… — пробормотала Фрэнки.

Она сглотнула застрявший в горле комок, обняла Риту, которая заблаговременно — на тот случай, если она все-таки заплачет, — надела черные очки, и, махнув ей на прощанье рукой, направилась к Хью, который вышел из машины, чтобы загрузить в багажник ее чемоданы. Назад она больше не оглядывалась.

ГЛАВА 41

— «Квантас», «Вирджин», «Дельта», «Авиалинии Малайзии»… — Хью вслух читал названия авиакомпаний в поисках знакомых красно-бело-голубых символов Британских авиалиний. В аэропорте Лос-Анджелеса, как всегда, царила суматоха, пространство гудело от тысяч людских голосов и топота ног, люди сновали вокруг, тащили багаж, плохо упакованные сувениры, родственники и друзья спешили пожелать им счастливого пути, одетые в униформу охранники переговаривались по уоки-токи, ветераны Вьетнамской войны гремели ведерками с мелочью, прося милостыню. Вслед за Хью, который шагал впереди с грузовой тележкой, Фрэнки прошла терминал и оказалась в кондиционированном пространстве аэропорта, прохлада которого была особенно заметной после удушающей уличной жары. Кругом были очереди, в ожидании регистрации люди сжимали в руках паспорта и билеты.

— А-а-а, вот это где! — браво провозгласил Хью, но тут же выругался: — Черт, вполне типично. Как всегда, наша самая длинная… — Очередь людей и их внушительных пожитков извивалась между белыми барьерными лентами. Хью обиженно встал в самый конец. — Ты в порядке, дорогая? Что-то ты слишком молчалива.

— Да, в порядке. — Фрэнки с трудом заставила себя улыбнуться. Но на самом деле она не была в порядке. Она была, что называется, в самом настоящем беспорядке. В течение всего пути в аэропорт она, не переставая, думала о последних Ритиных словах: «Это был не просто загул… по крайней мере, для него». Они поставили все ее прежние суждения под вопрос. Она так долго пыталась убедить себя в том, что для Рилли их связь была всего лишь мимолетным праздничным романом, — и уже почти убедила себя в этом, — и вдруг поняла, что все это время просто боялась посмотреть правде в глаза.

В ту первую ночь, которую они провели вместе с Рилли, после вечеринки, он сказал ей нечто такое, чего она никак не могла забыть. Что человек тогда поймет, что его связь с другим человеком закончилась, когда, засыпая вечером или просыпаясь утром, он больше не будет о нем думать. Когда его лицо, если закрыть глаза, больше не встанет перед его мысленным взором. Так вот, в прошлую ночь, когда она лежала рядом с Хью и пыталась примериться к его спокойному и ровному дыханию, вовсе не он витал в ее мыслях в этом сумеречном состоянии между сном и бодрствованием, и не его лицо увидела она первым, когда проснулась утром. Лицо это принадлежало Рилли.