Жизнь этого парня

Мать ответила:

– Он должен будет потерпеть еще немного, только и всего.

– Мальчишки не могут ждать велика, Розмари. Мальчишкам нужен велик сейчас!

Мать пожала плечами и натянуто улыбнулась, как она обычно это делала, когда попадала в неловкое положение.

– У меня нет денег, – сказала она тихо.

После слова деньги воцарилось тяжелое молчание.

Затем Гил сказал:

– Джад, сделаем еще один раунд. Глянь, не осталось ли там имбирного эля для нашего нападающего.

Джад поднялся и покинул комнату.

Гил сказал:

– Какой велосипед ты бы хотел, Джек?

– Думаю, «Швинн».

– Правда? Ты бы предпочел иметь «Швинн», а не английский гоночный? – Он увидел, что я засомневался. – Или все-таки тебе бы хотелось английский гоночный?

Я кивнул.

– Ну, скажи же! Я не могу читать твои мысли.

– Я бы предпочел английский гоночный.

– Так-то лучше. Теперь уточним, о каком именно английском гоночном идет речь?

Джад принес напиток. Мой был горький. Я узнал в нем коктейль «Коллинз».

Мать наклонилась вперед и сказала:

– Гил.

Он поднял руку.

– Так какой именно, Джек?

– «Роли», – ответил я.

Гил улыбнулся, и я улыбнулся в ответ.

– Вкус шампанского, – сказал он, – пойдет на пользу. Какого цвета?

– Красного.

– Красный. Достаточно яркий. Я думаю, мы можем это устроить. Ты все понял, Джад? Один велосипед, английский гоночный, «Роли», красный.

– Понял, – ответил Джад.

Моя мать поблагодарила, но сказала, что не может принять этого. Гил сказал, что это я должен буду принять, а не она. Она начала спорить, не равнодушно, а со всей решимостью. Гил не хотел слушать ни слова. В какой-то момент он даже положил руки поверх ушей.

Наконец она сдалась. Она отклонилась назад и отпила пива. И я увидел, что, несмотря на все, что она говорила, она была поистине счастлива от того, как все шло, не только потому, что это означало конец нашим ссорам, а еще и потому, что все же она очень хотела, чтобы у меня был велосипед.

Я увидел, что, несмотря на все, что она говорила, она была поистине счастлива от того, как все шло, не только потому, что это означало конец нашим ссорам, а еще и потому, что все же она очень хотела, чтобы у меня был велосипед.

– Как тебе арахис, Джек? – спросил Гил.

Я сказал, что мне нравится.

– Здорово, – сказал он, – это просто здорово.

Гил и моя мать выпили еще несколько бутылок пива и разговаривали, пока Джад и я смотрели по телику квалификационные соревнования гидропланов. Вечером Джад отвез нас назад в пансион. Мы с матерью лежали какое-то время на кроватях с выключенным светом, чувствуя ветерок с моря, слушая шум в вершинах деревьев снаружи. Она спросила, не возражаю ли я остаться дома один этой ночью. Она была приглашена на ужин.

– С кем? – спросил я. – С Гилом и Джадом?

– С Гилом, – ответила она.

– Нет, – сказал я. Я был рад. Это бы только упрочило все, о чем мы говорили сегодня.

Комната наполнилась тенями. Мать поднялась и пошла в душ. Затем надела широкую голубую юбку, и мексиканскую блузку с открытыми плечами, и прекрасное украшение из бирюзы, которое купил для нее мой отец, когда они катались по Аризоне до войны. Серьги, ожерелье, тяжелый браслет, ремешок из раковин. Она немного загорела в тот день, и голубизна бирюзы выглядела особенно ярко, подчеркивая голубизну ее глаз. Она мазнула парфюм за ушами, на сгибах под локтями, на запястьях. Она потерла запястья друг о друга и коснулась ими шеи и груди. Она вертелась из стороны в сторону, осматривая себя в зеркале. Потом остановилась и осмотрела себя спереди с серьезным видом. Не отрывая глаз от зеркала, она спросила меня, как она выглядит. Действительно очень мило, ответил я ей.

– Ты всегда так говоришь.

– Ну, это же правда.

– Ладно, – сказала она.

Она последний раз взглянула на себя, и мы пошли вниз.

Мэриан и Кэти вошли, когда мать готовила для меня ужин. Они заставили ее повертеться перед ними, обе улыбались и восклицали, а Мэриан отогнала ее от плиты и сама взялась за мой ужин, чтобы мать не поставила пятен на свою блузку. На их вопросы мать отвечала уклончиво. Они поддразнивали ее на тему загадочного мужчины. И когда за окном прозвучал автомобильный сигнал, пошли провожать ее в коридор, поправляя ее одежду, разглаживая волосы, снабжая последними инструкциями.

– Ему следовало бы подойти к двери, – сказала Мэриан, когда они вернулись на кухню.

Кэти пожала плечами и уткнулась взглядом в стол. Она была уже сильно беременна к тому времени и, вероятно, чувствовала неуверенность, имеет ли она право решать, как и что лучше на свидании.

– Ему следовало бы подойти к двери, – сказала Мэриан снова.

Спал я плохо той ночью. Так было всегда, когда матери не было рядом, что, впрочем, случалось не так уж часто в последнее время. Она вернулась поздно. Я слышал, как она поднималась по лестнице и как приближались ее шаги по коридору. Дверь открылась и закрылась. Войдя, мать на мгновение замерла, затем прошла через комнату и села на свою кровать. Она тихо плакала.

– Мам? – отозвался я.

Мне нравилось делать это, не потому что она была несчастна, а потому что я был нужен ей, и это ощущение нужности давало мне силы. Когда я успокаивал ее, то успокаивался сам.

Когда она не ответила, я встал и подошел к ней.

– Что случилось, мам?

Она посмотрела на меня, попыталась сказать что-то, потрясла головой. Я присел с ней рядом и обнял ее. Она захлебывалась, ей не хватало дыхания, как будто кто-то держал ее под водой.

Я покачивал ее и что-то нашептывал. Я уже привык к этому, и мне нравилось делать это, не потому, что она была несчастна, а потому, что я был нужен ей, и это ощущение нужности давало мне силы. Когда я успокаивал ее, то успокаивался сам.

Она была уставшей, и я помог ей улечься в постель. У нее чуть кружилась голова, она смеялась и подшучивала над собой, но не позволила мне убрать руку, пока не заснула.

Утром мы немного сторонились друг друга от смущения. Мне как-то удалось не задавать ей вопросов. Той ночью я тренировался в самообладании, но эта тренировка казалась показной, я знал, что слишком слаб, чтобы сохранить чувство самоконтроля.

Мать читала.

– Мам?

Она посмотрела на меня.

– А что там насчет «Роли»?

Она вернулась к своей книге, не ответив. Больше я ничего не спрашивал.

* * *

Мэриан, Кэти и моя мать решили снимать жилье вместе. Моя мать предложила найти дом и нашла его. Это был самый неприглядный прыщ на теле Западного Сиэтла. Краска висела лохмотьями с боков, голая древесина выветрилась до серого, мерцающего блеска. Двор был по колено в сорняках. Провисающие карнизы подпирались длинными досками, а передние ступени прогнили. Чтобы попасть внутрь, нужно было обойти дом сзади. За домом притаился частично рухнувший сарай, маленькие дети любили забираться туда, привлекаемые возможностью играть с разбитым стеклом и ржавыми инструментами.