Жизнь и приключения Федюни и Борисыча

Федюня вздыхал и сокрушался о своём банкротстве, Борисычу было досадно – что из-за Федюниной беспечности они мучаются, и вопрос ещё не закрыт. Не дай Бог сейчас их ещё прищучит кто-нибудь с этим стеклом, шастающих в неположенное время в неположенных местах! Борисыч чуть рукой не махнул от отчаяния, да руки стеклом были заняты.

Втихаря, обливаясь холодным потом от скрипа стеклореза, от звонкого щелканья при постукивании по линии разделения, замирая при резком "отламывании" отрезанных кусочков, наконец-то, с грехом пополам получили из "афганского" куска более – менее подходящий "прямоугольник". Борисыч посмотрел на полотно, кривобокое оттого, что у стекла была маленькая площадь, и по краям параллелепипеда остались неровные пустоты, сплюнул от отвращения и приказал:

– Поползли.

Никуда они, конечно, не поползли, а, удерживая некрасивый отрезок, поковыляли в кубрик к Губареву.

Дело мастера боится, и через время кривобокое стекло было установлено на место краденого.

– Дальше чо? – спросил "стеклобой", не смея взглянуть на друга, нахлебавшегося от Федюниной бестолковости незаслуженных хлопот.

Борисыч пожал усталыми плечами и мотнул головой в сторону палаток – "отдыхать".

– А! Чуть не забыл. Ключи отдай майору, видел, этот-то – замполит приехал. Надо ж ему где-то спать?

Федюня кивнул и убежал.

Борисыч, едва не падая от усталости, добрался до своего места и повалился на койку.

Федюня поспел как раз к окончанию совещания, доложился майору Ерёменко, получил новый приказ, и со всех ног кинулся его выполнять.

Рано утром после подъёма у Федюни было прекрасное настроение в отличие от невыспавшегося хмурого Борисыча.

Он "бумкал" весёлую популярную песенку, насвистывал и чуть не приплясывал, поглядывая на хмурого друга с видом: "А вот я знаю, так знаю!"

– Чо? – спросил Борисыч, знавший Федюню, как облупленного.

– Борисыч, ты был прав! Бог есть, и он, правда, милостив! Знаешь, что вчера случилось?

– Ясен хрен, не знаю, – окрысился Борисыч. – Я твоей милостью вчера так наломался, что вырубился до утра. Едва – едва хватило сил таки встать и раздеться.

– Я пошёл рыжему ключи отдавать, а он приказал мне... – сделал эффектную паузу перед сюрпризом Федюня. – Приказал мне отдать ключи прапору Мерзликину.

Борисыч вскинул глаза на ликующего друга, не понимая ситуацию до конца.

– Чертовня какая-то! Куска в майорский кубрик? Зачем?

– Хохма вот в чём. Мы с тобой модуль где закончили вчера? Вон там, – показал рукой Федюня. – А замполитовский? Вон там, – указал он совсем в другом направлении. – В новом модуле будут все старшие офицеры, а конкретно Мерзликина и ещё троих прапоров со складов приказано разместить на новое место в бывший кубрик замполита. Отчего замполиту и отложили поездку в Кабул. Это вчера на собрании и решали. Знаешь почему? – не удержался и захохотал Федюня, – Потому что его бывший модуль недалеко от сортира! Замполит всех достал своим нытьём и жалобами на вонь. А Мерзликину по хрену, какой у него запах и какое у него стекло. Он вчера после "переезда" так назюзюкался с радости, что наверняка и не помнит ни черта.

Борисыч выдохнул с облегчением и перекрестился.

* * * В это же время прапорщик Мерзликин с трудом разлепил опухшие веки, сел на койке и, озираясь по сторонам, пытался сообразить, куда же это его занесла нелёгкая военная служба, и откуда так немилосердно ему дуло всю ночь в поясницу.

Глава 17

– Ну, вот и всё готово!

Сияющий, разрумянившийся Федюня, растопырив локти нёс к нам шампуры с готовым шашлыком. Принимая у него из рук по одному шампуру, я упирал каждый в дно глубокой миски и зажатым в свободной руке ломтем хлеба снимал куски мяса.

Сергей добавил свежей зелени, Борисыч наполнил стаканы.

Уселись. Ароматы перемешались и вызвали приступ волчьего аппетита.

Некоторое время говорить было некогда.

После первых прожёванных кусков, Федюня заговорил:

– Вот этот рецепт все-таки самый удачный! Правда?

Мы дружно молча закивали головами, так как рты наши были заняты работой, а Федюня продолжал:

– Борисычев рецепт. Куда мне до него! Вот кто готовить умеет! Он меня однажды от голодной смерти спас в Афгане, во, как!

Мы вопросительно посмотрели на Борисыча. Он утвердительно кивнул головой и подмигнул, давая понять – расскажу, когда Федюни не будет рядом.

Вскоре Федюне понадобилось отлучиться, и Борисыч, воспользовавшись случаем, рассказал об этой истории.

Варанах

– Жра-а-а-а-ть хочу-у-у-у-уу, – промычал в полог ротной палатки Федюня. Пытавшийся давно и безуспешно заснуть на своей койке, он крутился на ней часа полтора, но желание съесть хоть что-нибудь не давало забыться и заснуть.

– Тьфу ты, – вконец рассердился на голод Федюня и сел, с завистью глядя на Борисыча, мирно сопящего на соседней койке.

Дневной сон для солдата – штука редкая, необычная, но возможная, если уж ты дотянул до дембеля. Осталось служить месяц, ну, может быть, полтора от силы, если без залётов, а там уж...

– Эхххх... – только и оставалось вздыхать "дедам", втайне надеясь, что больше в их военной судьбе не будет рейдов по зелёнкам, горам и прочим осточертевшим рельефам, такого же осточертевшего Афгана.

Федюня дал себе зарок – не влететь нигде, чтобы дембель не задержали. Да и то, вон, у Борисыча всё в порядке, замполит обещал одной из первых команд домой отправить, а как только речь о нём, о Федюне заходила, майор только головой качал, сомнения выказывал, бормотал что-то под нос, вряд ли лестное и говорил:

– Посмотрим. Там посмотрим!

От этого "посмотрим" у Федюни всё леденело внутри, мысли копошились быстрые, скользкие и одна из них покоя не давала постоянно:

– Неужели узнал про поход к сорбозам за стеклом? – размышлял Федюня, – Да ну, вряд ли..., – успокаивался тут же, – Дембеля полугодовой давности уехали, молодых рядом не было. Нет, не знает! – почти уже остывал, и тут же вспыхивало, – А вдруг?! Борисыча отправят домой, а Федюня здесь без друга вообще с ума сойдёт!!! А Борисыч будет дома весело жареную курочку трескать!!!

А-а-а-а-а! Во всей своей красоте Федюне представилась сковорода, стоящая на домашней плите и кусочки курочки на ней. Эти кусочки были обжарены до аппетитной румяной корочки, под которой скрывался изумительный мясной сок, весь пропитанный душистой прелестью приправок.

– Тьфу ты, – опять сплюнул Федюня, – да когда же этот ужин!

Хотя особенно надеяться на столовские харчи не стоило. Ну, что там будет за ужином? Опять порошковая картошка, похожая не на пюре, а на жиденький кисель, и кусок минтая из консервы. Перед внутренним взором Федюни предстала домашняя "глыбокая" эмалированная миска, синенькая, с яркими цветочками по краям, полная того самого картофельного пюре, которое делала мама. Жёлтого от сливочного масла, густого такого, что трудно провернуть в нём деревянную ложку... Да с домашними котлетками гигантских размеров, потому что некогда было вертеть маленькие из-за постоянных вызовов на работу, съедавшей всё мамино время. Да к этой пюрешке и котлеткам ещё и солёные огурчики, с прилипшим к ним смородиновым, промариновавшимся в рассоле, листом!