Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы I-XXVI)

Мартин только вздохнул и покачал головой.

– Погодите минутку, - весело сказал Марк, - я сбегаю к соседям, спрошу, что лучше принимать, и займу у них лекарства; и завтра же вы будете опять здоровы. Я сию минуту вернусь. Как-нибудь крепитесь, сэр, пока меня не будет, что бы ни случилось!

Бросив топор, он пустился бегом, но, отойдя немного, остановился, оглянулся и побежал опять.

– Ну, мистер Тэпли, - сказал Марк, с размаху стукнув себя в грудь подбодрения ради, - послушайте-ка, что я вам скажу. Дело, кажется, плохо, молодой человек: так плохо, что дальше некуда. Другого такого случая испытать ваш веселый характер у вас не будет, любезный. А потому, мистер Тэпли, теперь-то и следует вам развернуться вовсю - теперь или никогда!

ГЛАВА XXIV

докладывает о том, как обстоит дело с несложными, вопросами любви, ненависти, ревности и мести

– Эй, Пексниф!
– крикнул мистер Джонас из гостиной.
– Что ж, откроет кто-нибудь, наконец, эту вашу дурацкую дверь?

– Сию минуту, мистер Джонас, сию минуту!

– Черт возьми, - проворчал сирота, - не очень-то вы спешите. Не знаю, кто это, но стучались уже три раза, и каждый раз так громко, что проснулись бы даже...
– ему было так неприятно думать о пробуждении мертвых, что слово застряло у него на языке, и вместо того он произнес: "семеро спящих" *.

– Сию минуту, мистер Джонас, сию минуту, - повторил Пексниф.
– Томас Пинч, - он был до такой степени взволнован, что никак не мог решить, назвать ли ему Тома своим дорогим другом или, наоборот, негодяем, и на всякий случай погрозил ему кулаком, - подите к моим дочерям и скажите им, кто у нас. Да тише, тише! Вы слышали меня, сэр?

– Иду, иду, сэр!
– отозвался Том и, не зная, что и думать, отправился выполнять поручение.

– Вы - хе-хе-хе!
– вы извините меня, мистер Джонас, если я прикрою дверь на минутку?
– сказал Пексниф.
– Это, может быть, деловой визит. Я даже почти уверен, что так оно и есть. Благодарю вас.
– Затем мистер Пексниф, негромко напевая какой-то простенький мотивчик, надел садовую шляпу, схватил лопату и отворил парадную дверь, появившись на пороге с таким безмятежным видом, словно он в вертограде своем заслышал чей-то робкий стук, но не был вполне уверен, так ли это.

Увидев перед собой джентльмена и леди, он отступил назад, выказав при этом ровно столько замешательства, сколько полагалось выказать добродетельному человеку с кристально-чистой совестью, - единственно от удивления. Но уже в следующую минуту память вернулась к нему, и он воскликнул:

– Мистер Чезлвит! Смею ли я верить своим глазам! Дорогой мой, досточтимый! Счастливый час! Поистине, радостный час! Прошу вас, дорогой мой, входите же. Вы' застаете меня в рабочем платье. Я знаю, вы извините меня. Старинное занятие - садоводство: простое, без всяких затей, ибо, если я не ошибаюсь, Адам был первым садовником, первым нашим коллегой. Моей Евы, как это ни грустно, нет более на свете, но...
– тут он указал на лопату и покачал головой, как будто веселый тон давался ему не без труда, - но я еще немножко занимаюсь Адамовым ремеслом.

Разговаривая так, он довел их до парадной гостиной, где находились портрет кисти Спиллера и бюст работы Спокера.

– Мои дочери, - продолжал мистер Пексниф, - будут вне себя от радости. Если бы меня могла утомить эта тема разговора, я бы давным-давно утомился, дорогой мой, потому что они постоянно предвкушали это счастье, то и дело вспоминая о нашей встрече с вами в пансионе миссис Тоджерс. А их прелестная юная подруга, - разливался мистер Пексниф, - которую они так хотят узнать и полюбить, - ибо действительно, узнать ее - значит полюбить, - надеюсь, что вижу ее в добром здоровье? Надеюсь, что, сказав: "Добро пожаловать под мою скромную кровлю", я найду отклик в ее сердце. Весьма привлекательное выражение лица, досточтимый мистер Чезлвит, весьма и весьма!

– Мэри, - сказал старик, - мистер Пексниф льстит нам. Но лесть от него стоит выслушать. Она не продажная и идет от сердца. Мы думали, что мистер...

– Пинч, - подсказала Мэри.

– Что мистер Пинч придет раньше нас.

– Он и пришел раньше вас, достоуважаемый, - отвечал Пексниф, возвысив голос в назидание Тому, который стоял на лестнице, - и, должно быть, собирался сказать мне о вашем приходе, но я попросил его сначала постучаться к моим дочерям и справиться, как себя чувствует Чарити, милое мое дитя, она что-то не так здорова, как мне хотелось бы. Да, - сказал мистер Пексниф, отвечая на их взгляды, - к сожалению, она не совсем здорова. Это просто нервы, и ничего более. Я не беспокоюсь. Мистер Пинч! Томас!
– воскликнул мистер Пексниф самым ласковым голосом.
– Войдите, прошу вас. Вы здесь не чужой. Томас - мой друг, и даже старинный друг, надо вам сказать, мистер Чезлвит.

– Благодарю вас, сэр, - сказал Том.
– Вы так любезно представляете меня и говорите обо мне в таких выражениях, что я должен этим гордиться.

– Старина Томас!
– шутливо воскликнул его хозяин.
– Господь с вами!

Том доложил мистеру Пекснифу, что девицы скоро выйдут и все самое лучшее, что только есть в доме, будет сейчас же подано на стол под их общим наблюдением. Он говорил, а гость зорко смотрел на него, хотя и не таким жестким взглядом, как обычно; не ускользнуло от старика и обоюдное смущение Тома и молодой девушки, чему бы он его ни приписывал.

– Пексниф, - сказал старый Мартин после некоторого молчания, вставая и отводя мистера Пекснифа в сторону, поближе к окну, - меня глубоко потрясла весть о смерти брата. Много лет мы были с ним как чужие. Единственное мое утешение в том, что он, возможно, стал лучше и жил счастливее, оттого что не связывал со мной никаких надежд и планов. Мир праху его! В детстве мы играли с ним вместе, и для нас обоих было бы лучше, если бы мы оба тогда умерли.

Увидев, что он настроен так кротко, мистер Пексниф сразу понял, что можно выйти из затруднительного положения и не выбрасывая Джонаса за борт.

– Чтобы кто-то мог стать счастливее, не зная вас, - в этом вы позвольте мне усомниться, досточтимый, - возразил он.
– Но что мистер Энтони на склоне лет обрел счастье в привязанности своего превосходного сына - примерный сын, досточтимый сэр, примерный сын!
– и в заботах одного дальнего родственника, который всеми силами старался услужить ему - это я могу сказать вам, сэр.

– Как же так?
– спросил старик.
– Ведь вы не наследник.

– Вы еще не совсем поняли мой характер, я вижу, - сказал мистер Пексниф, с грустью пожимая ему руку.
– Нет, сэр, я не наследник. И горжусь тем, что я не наследник. И горжусь тем, что обе мои дочери тоже не наследницы. Однако, сэр, я находился при нем по его собственной просьбе. Он понимал меня несколько лучше, сэр. Он написал мне: "Я болен. Я умираю. Приезжайте". Я поехал к нему. Я сидел возле его постели, я стоял над его могилой. Даже рискуя огорчить вас, я это сделал, сэр. И пусть это признание приведет к немедленной разлуке с вами, к разрыву тех нежных уз, которые соединили нас так недавно, все же я не могу молчать, сэр. Но я не наследкик, - повторил мистер Пексниф, безмятежно улыбаясь, - и никогда не надеялся стать наследником. Я знал, что не буду наследником.

– Его сын - примерный сын?
– воскликнул старик.
– Что вы говорите? Мой брат нашел в своем богатстве всегдашнюю казнь богатых, корень их несчастий: где бы он ни был, он приносил с собой развращающее влияние денег и сеял вокруг заразу, даже у собственного очага. Его родного сына деньги сделали алчным наследником, который ежедневно и ежечасно измерял все сокращающееся расстояние между своим отцом и могилой и проклинал его за то, что он замешкался на ртом страшном пути.

– Нет!
– храбро воскликнул мистер Пексниф.
– Отнюдь нет, сэр!

– Но когда в последний раз мы виделись с ним, я заметил эту тень в его доме, - сказал Мартин Чезлвит, - и даже предупредил его. Как мне не узнать эту тень, когда я вижу ее? Мне, которому она сопутствует столько лет!

– Я это отрицаю, - с жаром отвечал мистер Пексниф, - Решительно отрицаю. Осиротевший юноша находится сейчас здесь, в этом доме, стремясь обрести в перемене обстановки утраченный душевный покой. Неужели я не воздам должного этому молодому человеку, когда даже гробовщики и могильщики были тронуты его поведением? Когда даже бессловесные плакальщики во всеуслышание воздавали ему хвалу и сам доктор не знал, как успокоить свои взволнованные чувства? Есть и еще одна особа, по фамилии Гэмп, сэр, миссис Гэмп, спросите у нее. Она видела мистера Джонаса в это трудное время. Спросите у нее, сэр. Она почтенная, но вовсе не сентиментальная женщина, и подтвердит вам мои слова. Одна строка, адресованная миссис Гэмп, - у торговца птицами, Кингсгейт-стрит, Верхний Холборн, Лондон, - встретит самое внимательное отношение, не сомневаюсь в этом. Пусть ее расспросят, сэр. Бей, но выслушай! Прыгайте, мистер Чезлвит, но осмотритесь сначала! Простите, дорогой мой, что я так разгорячился, - сказал мистер Пексниф, беря старика за обе руки, - но я честен, и мой долг - засвидетельствовать правду!