Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы I-XXVI)

– Достойный сэр!
– воскликнул мистер Пексниф, схватывая протянутую ему руку.
– Вам ли сожалеть о тем. что вы думали обо мне несправедливо! Вам ли, с вашими седыми волосами!

– Сожаления, - сказал Мартин, - неотъемлемый удел седых волос, и хотя бы эта доля человеческого наследия у меня общая со всеми людьми. Но довольно об этом. Я сожалею, что так долго чуждался вас. Если б я узнал вас раньше и раньше начал обращаться с вами, как вы того заслуживаете, я, возможно, был бы счастливее.

Мистер Пексниф воззрился на потолок и сжал в умилении руки.

– Ваши дочери, - сказал Мартин после недолгого молчания.
– Я их не знаю. Похожи они на вас?

– В подбородке моей младшей дочери и носу старшей, - ответствовал вдовец, - возродился ангел на земле - не я, но их родительница, святая женщина!

– Я говорю не о внешности, - возразил старик.
– О духовном сходстве, о духовном!

– Не мне об этом судить, - ответил мистер Пексниф с кроткой улыбкой. Я сделал все, что мог, сэр.

– Мне бы хотелось их видеть, - сказал Мартин.
– Они тут где-нибудь близко?

Да, они были очень близко: по правде сказать, они подслушивали за дверью с самого начала разговора и до последней минуты, но тут поспешно ретировались. Стерев следы родительской слабости со своих глаз и, таким образом, дав дочерям время подняться наверх, мистер Пексниф отворил дверь и ласково крикнул в коридор:

– Дорогие мои девочки, где вы?

– Здесь, милый папа!
– ответил издали голос Чарити.

– Прошу тебя, сойди в малую гостиную, душа моя, - сказал мистер Пексниф, - и приведи с собой сестру.

– Хорошо, милый папа!
– крикнула в ответ Мерри; и обе сейчас же сошли вниз (воплощенное послушание!), напевая на ходу.

Трудно описать, как удивились обе мисс Пексниф при виде незнакомого гостя, сидевшего вместе с их милым папой. Невозможно изобразить, как обе они замерли в немом изумлении при его словах: "Дети мои, это мистер Чезлвит!" Когда же мистер Пексниф сказал им, что они теперь друзья с мистером Чезлвитом и что добрые и ласковые речи мистера Чезлвита потрясли его душу и проникли в самое сердце, обе мисс Пексниф воскликнули в один голос: "Слава богу!" - и бросились на шею старику. И обняв его с таким пылким чувством, которое просто не поддается описанию, они потом не отходили ни на шаг от его кресла, ухаживали за ним и вообще веди себя так, будто никогда не мечтали о другом счастье на земле, кроме возможности предупреждать все его желания, служить ему, излить на закат его- жизни всю ту любовь, которая могла бы до краев заполнить их существование с самого детства, если бы только он сам милый упрямец!
– согласился тогда принять эту бесценную жертву.

Старик внимательно переводил глаза с одной на другую, потом взглянул на мистера Пекснифа.

– Как их зовут?
– спросил он мистера Пекснифа, случайно поймав его опускающийся взор, до сих пор набожно возведенный горе, с тем выражением, какое стихотворцы исстари приписывают птичке, испускающей последний вздох при раскатах грома и блеске молнии.

Мистер Пексниф назвал их имена и прибавил торопливо, в надежде, как, вероятно, сказали бы клеветники, что у старика могла появиться мысль о завещании:

– Быть может, дорогие мои, вам лучше написать свои имена. Ваши скромные автографы сами по себе не имеют ценности, но истинная любовь конечно оценит их.

– Истинная любовь, - сказал старик, - обратится на живые оригиналы. Не беспокойтесь, милые мои, я не так скоро вас забуду, Чарити и Мерси, чтобы мне понадобились напоминания. Кузен!

– Сэр?
– с готовностью отозвался мистер Пексниф.

– Неужели вы никогда не садитесь?

– Нет, отчего же, сэр, иногда сажусь, - ответил мистер Пексниф, который стоял все это время.

– Не угодно ли вам сесть?

– Как можете вы спрашивать, сэр, - возразил мистер Пексниф, моментально скользнув на стул, - хочу ли я сделать то, чего желаете вы?

– Я вижу, вы доверяетесь мне, - сказал Мартин, - и намерения у вас добрые; однако вам едва ли известно, что такое стариковские причуды. Вы не знаете, каково поддакивать старику во всех его пристрастиях и предубеждениях, потакать его предрассудкам, слушаться его во всем, терпеть подозрительность и придирки и тем не менее всегда с одинаковым усердием прислуживать ему. Когда я вспоминаю, сколько у меня недостатков, и недостатков поистине исключительных, судя уже по тому, как несправедливо я думал о вас, - мне кажется, я не смею рассчитывать на вашу дружбу.

– Досточтимый сэр, - ответил его родственник, - зачем предаваться таким тягостным размышлениям? Было более чем естественно с вашей стороны сделать одну незначительную ошибку, когда во всех других отношениях вы нисколько не ошибались и оказались безусловно правы, - к сожалению, безусловно и бесспорно правы, - видя всех окружающих вас в самом черном свете!

– Да, правда, - ответил старик.
– Вы очень снисходительны ко мне.

– Мои дочери и я, мы всегда говорили, - воскликнул мистер Пексниф еще более подобострастно, - что хотя мы и оплакиваем наше тяжкое несчастье, то есть то, что нас поставили на одну доску с людьми низкими и корыстными, все же мы этому не удивляемся. Дорогие мои, помните, мы об этом говорили?

Еще бы не помнить! Сотни раз!

– Мы не жаловались, - продолжал мистер Пексниф.
– Время от времени мы позволяли себе утешаться мыслью, что истина все же победит и добродетель восторжествует, - но не часто. Милые мои, вы помните Это?

Ну конечно! Какие же тут могут быть сомнения, милый папа? Вот странный вопрос!

– А когда я увидел вас, - заключил мистер Пексниф еще более почтительно, - в той маленькой, скромной деревушке, где мы, если позволительно так выразиться, влачим существование, я только позволил себе заметить, что вы во мне несколько ошибаетесь, досточтимый; и это было, мне кажется, все.

– Нет, не все, - ответил Мартин, который сидел, прикрыв лоб рукой, и только теперь взглянул на мистера Пекснифа.
– Вы сказали гораздо больше; и это вместе с другими обстоятельствами, которые стали мне известны, открыло мне глаза. Вы вполне бескорыстно замолвили слово за... надо ли говорить, за кого! Вы знаете, о ком я говорю.

Смятение изобразилось на лице мистера Пекснифа, и, крепко сжав трепетные руки, он ответил смиренно:

– Совершенно бескорыстно, сэр, уверяю вас.

– Я это знаю, - сказал старик, спокойно как всегда.
– Я уверен в этом. Я так и сказал. И с тем же бескорыстием вы отвлекли от меня стаю гарпий и сами сделались их жертвой. Другой на вашем месте сначала дал бы им проявить всю их алчность, чтобы по сравнению с ними выиграть в моем мнении. А вы пожалели меня и отвлекли их, за что мне и следует вас поблагодарить. Так что, видите, мне известно все, что произошло за моей спиной, хоть я и уехал оттуда!

– Вы меня удивляете, сэр!
– воскликнул мистер Пексниф, что было истинной правдой.

– Но это еще не все, что мне известно о вашем поведении, - продолжал старик.
– У вас в доме есть новый жилец.

– Да, сэр, есть, - ответил архитектор.

– Он должен уехать, - сказал старик.

– Куда? К вам?
– растерянно и с дрожью в голосе спросил мистер Пексниф.

– Туда, где сможет - найти себе приют, - отвечал старик.
– Он обманул вас.

– Надеюсь, что нет, - с жаром сказал мистер Пексниф.
– Верю и надеюсь, что нет. Я был в высшей степени расположен к этому молодому человеку. Надеюсь, нельзя будет доказать, что он лишил себя всяких прав на мою поддержку. Обман, обман, уважаемый мистер Чезлвит, - ничего не может быть хуже обмана. Если будет установлено, что он меня обманул, я сочту себя вынужденным немедленно отречься от него.