Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы XXVII-LIV)

– Итак, молодая особа, - сказал старик, глядя на нее с сильнейшим неодобрением, - вы нынче выходите замуж!

– Да, сэр, - скромно ответила мисс Пексниф, - выхожу... Я... мой туалет... ну право же, миссис Тоджерс!

– Вы смущены, я вижу, - сказал старый Мартин.
– Я этому ничуть не удивляюсь. Вы неудачно выбрали время для вашей свадьбы.

– Извините меня, мистер Чезлвит, - ответила Черри, мгновенно вспыхнув от злости, - но если вы желаете что-нибудь сказать на этот счет, я попрошу вас обратиться к Огастесу. Вряд ли вы сочтете приличным заводить ссору со мной, когда Огастес во всякое время готов поговорить с вами. Мне нет никакого дела до того, как там обманывали моего папашу, - колко продолжала мисс Пексниф, - и поскольку я желаю быть в хороших отношениях со всеми в такой день, то была бы очень рада, если б вы оказали нам честь позавтракать с нами. Но я не стану вас приглашать - вижу, что другие уже завладели вами и восстановили вас против меня. Надеюсь, что я, как полагается, привязана к другим и, как полагается, жалею других; но я же не могу всегда подчиняться и подслуживаться к ним. Это было бы уж слишком. Думаю, что я достаточно уважаю для этого и себя и того человека, который сегодня назовет меня своей супругой.

– Так как ваша сестра - мне так кажется, сама она ничего на этот счет не говорила - видит очень мало внимания от вас, то она уезжает со мной, сказал мистер Чезлвит.

– Я очень довольна, что ей, наконец, хоть в чем-нибудь повезло, отвечала мисс Пексниф, вздернув нос.
– Нисколько не удивляюсь, что такое торжественное событие не радует ее - нисколько не радует, - но я тут ничего не могу поделать, мистер Чезлвит: вина не моя.

– Довольно, мисс Пексниф, - спокойно сказал старик, - мне хотелось бы, чтобы вы при таких обстоятельствах простились с сестрой более ласково. Тогда я стал бы вам другом. В один прекрасный день вам может понадобиться друг.

– Все мои друзья, мистер Чезлвит, с вашего позволения, и все мои родные, - с достоинством возразила мисс Пексниф, - отныне заключаются в Огастесе. Пока Огастес принадлежит мне, я в друзьях не нуждаюсь. Со всякими разговорами о друзьях, сэр, я попрошу вас раз и навсегда обращаться к Огастесу. Таково мое мнение о том обряде, который свершится перед алтарем и соединит меня с Огастесом. Я ни к кому не питаю злобы, а тем более в минуту своего торжества, а тем более к родной сестре. Напротив, я поздравляю ее. Если вы не слышали, как я ее поздравляла, я не виновата. И так как ради Огастеса я не должна опаздывать в такой день, когда он, натурально, имеет право быть... быть нетерпеливым, - ах, в самом деле, миссис Тоджерс!
– то я должна попросить у вас позволения уйти, сэр.

С этими словами подвенечная вуаль удалилась настолько торжественно, насколько это было совместимо с канифасовым шлафроком.

Старый Мартин подал руку младшей сестре и повел ее к выходу, не говоря ни слова. Миссис Тоджерс в парадном платье, развевавшемся по ветру, проводила их до кареты, при расставании бросилась Мерри на шею и, заливаясь слезами, побежала обратно в свой грязный дом. У нее, у миссис Тоджерс, было тощее, изможденное тело, но в нем жила здоровая душа. Быть может, добрый самаритянин тоже был худой и изможденный и жизнь давалась ему не легко. Почем знать!

Мистер Чезлвит пристально провожал ее взглядом и посмотрел на мистера Тэпли только тогда, когда она закрыла за собой дверь.

– Что с вами, Марк?
– сказал он, едва взглянув на него.
– В чем дело?

– Самый удивительный случай, сэр!
– отвечал Марк, едва овладев своим голосом и с трудом выговаривая слова.
– Такое совпадение, каких просто не бывает! Провалиться мне, если это не наши старые соседи, сэр!

– Какие соседи?
– спросил старый Мартин, выглядывая в окно кареты. Где?

– Я прогуливался взад и вперед, пяти шагов не будет отсюда, - волнуясь, говорил Марк, - и вдруг оба они идут прямо на меня, словно собственные призраки, да так я и подумал! Самый удивительный случай, сэр, прямо-таки небывалый! Меня теперь одним щелчком с ног свалить можно!

– Что вы этим хотите сказать?
– воскликнул старый Мартин, который, глядя на Марка, и сам взволновался не меньше, чем этот чудак.
– Соседи? Где?

– Здесь, сэр!
– отвечал мистер Тэпли.
– Здесь, в Лондоне! Здесь, на этой самой мостовой! Вот они, сэр! Разве я их не знаю! Благослови господи их милые лица! Разве я их не знаю!

Восклицая так, мистер Тэпли не только указывал на скромного вида мужчину и женщину, стоявших тут же, на площадке Монумента, но снова и снова бросался обнимать их по очереди, то одного, то другого.

– Соседи? Откуда?
– кричал старик, безуспешно стараясь открыть дверцу кареты.

– Соседи из Америки! Соседи из Эдема, - кричал Марк.
– Соседи на болоте, соседи в дебрях, соседи во время лихорадки! Ведь она ходила за нами! Ведь он помогал нам! Ведь мы оба умерли бы без них! Ведь они едва вырвались оттуда, и ни одного ребенка не осталось им в утешение! А вы говорите, какие соседи!

И он опять бросился обнимать их, совершенно обезумев от радости, и скакал вокруг них, и вертелся между ними, словно исполняя какую-то бешеную пляску диких.

Как только мистер Чезлвит понял, кто такие были эти люди, он все-таки ухитрился отворить дверцу кареты и соскочил к ним; и словно сумасшествие мистера Тэпли было заразительно, тоже немедленно принялся пожимать им руки и всячески проявлять живейшую радость.

– Садитесь сзади!
– сказал он.
– Садитесь на задние места! Поедем со мной. А вы садитесь на козлы, Марк. Домой! Домой!

– Домой!
– крикнул мистер Тэпли, в порыве восторга хватая руку старика.
– Именно то, что я думаю! Домой, и уже навсегда! Извините за вольность, сэр, никак не могу удержаться. Пожелаем успеха "Веселому Тэпли"! Все в доме к их услугам, ни в чем отказа не будет, кроме счета. Домой, конечно! Ура!

И, как только он опять усадил старика в карету, они покатили домой, погоняя вовсю; Марк по дороге нисколько не умерил своего пыла - напротив, давал ему волю, совершенно не стесняясь, словно находился посреди Солсберийской равнины.

Между тем в пансионе миссис Тоджерс начали собираться свадебные гости. Мистер Джинкинс, единственный приглашенный из постояльцев, явился первым. Он был с белым бантом в петлице и в новом с иголочки синем фраке саксонского сукна двойной ширины высшего качества (так он был описан в счете), с какими-то замысловатыми украшениями на карманах, придуманными искусником портным в честь такого события. Несчастный Огастес уже не восставал и против Джинкинса. У него не хватало на это душевных сил.

– Пускай его приходит, - сказал он в ответ мисс Пексниф, когда она настаивала на этом, - пускай приходит! Он всю жизнь был для меня камнем преткновения. Может, так надо, чтоб он был тут. Ха-ха! Что ж! Пускай и Джинкинс приходит!

Джинкинс пришел с удовольствием; он не заставил себя ждать и явился первым. Несколько минут он оставался наедине с завтраком, который был сервирован в гостиной с необычайным вкусом и пышностью. Но скоро к нему присоединилась миссис Тоджерс, а потом кузен-холостяк, супруги Спотлтоу и волосатый молодой человек, прибывшие один вслед за другим.

Мистер Спотлтоу поощрил Джинкинса снисходительным поклоном.

– Рад познакомиться с вами, сэр. Поздравляю вас!
– сказал он под впечатлением, что Джинкинс и есть счастливец.