Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы XXVII-LIV)

– Ну, дорогой мой сэр, - сказал мистер Пексниф, встретившись с Мартином в той аллее, которую старик облюбовал для своих прогулок, - как чувствует себя мой дорогой друг в это восхитительное утро?
– Вы это про меня? спросил мистер Чезлвит.
– - Ага!
– заметил мистер Пексниф.
– Нынче он опять плохо слышит, я вижу. Про кого же другого, дорогой мой сэр?
– Вы могли спросить про Мэри, - сказал старик.

– Да, действительно. Совершенно верно. Надеюсь, я мог бы спросить о ней, как о самом дорогом друге?
– заметил мистер Пексниф.

– Надеюсь, что так, - отвечал старый Мартин.
– Я думаю, она этого заслуживает.

– Думаете!
– воскликнул Пексниф.
– Думаете, мистер Чезлвит!

– Вы что-то говорите, - ответил Мартин, - но я не разбираю слов. Нельзя ли погромче!

– Становится глух, как пень, - сказал Пексниф.
– Я говорил, мой дорогой сэр, что боюсь, как бы мне не пришлось расстаться с Черри.

– А что она такого сделала?
– спросил старик.

– Спрашивает какие-то глупости, - пробормотал мистер Пексниф.
– Совсем нынче впал в детство.
– После чего он деликатно проревел: - Она ничего решительно не сделала, мой дорогой друг!

– Так зачем же вам с ней расставаться?
– спросил Мартин.

– Здоровье у нее стало уже не то, совсем не то, - сказал мистер Пексниф.
– Она скучает по сестре, мой дорогой сэр; ведь они с колыбели обожают друг друга. Вот я и хочу, чтобы она погостила в Лондоне для перемены обстановки. И подольше погостила, сэр, если ей захочется.

– Вы совершенно правы!
– воскликнул Мартин.
– Это весьма благоразумно.

– Я очень рад это слышать от вас. Надеюсь, вы составите мне компанию в нашем глухом углу, когда она уедет?

– Я пока не намерен уезжать отсюда, - был ответ Мартина.

– Тогда почему бы, - сказал мистер Пексниф, беря старика под руку и медленно прохаживаясь по аллее имеете с ним, - почему бы, мой дорогой сэр, вам не погостить у меня? Как ни скромна моя хижина, я уверен, что у меня вам будет гораздо удобнее, чем в сельской харчевне. И, простите меня, мистер Чезлвит, простите, если я скажу, что такое место, как "Дракон", едва ли годится для мисс Грейм, хотя оно и пользуется доброй славой (миссис Льюпин одна из достойнейших женщин в наших местах).

Мартин раздумывал с минуту, а потом сказал, пожав ему руку:

– Да. Вы совершенно правы, не годится.

– Один вид кеглей, - красноречиво продолжал мистер Пексниф, - может подействовать неблагоприятно на чувствительную душу.

– Это, разумеется, забава черни, - сказал старый Мартин.

– Самой низкой черни, - отвечал мистер Пексниф.
– Так почему же не перевезти мисс Грейм сюда, сэр? Чем это не дом для вас? И я в нем один, потому что Томаса Пинча я не считаю за человека. Наш прелестный друг займет спальню моей дочери, вы сами выберете для себя комнату; мы с вами не поссоримся, надеюсь!

– Вряд ли возможно, чтобы мы поссорились, - сказал Мартин.

Мистер Пексниф сжал его руку.

– Я вижу, мы понимаем друг друга, дорогой мой сэр! "Я его вокруг пальца могу обвести!" - подумал он торжествующе.

– Вопрос о вознаграждении вы, конечно, предоставите мне?
– спросил старик, помолчав с минуту.

– Ах, не будем говорить о вознаграждении!
– воскликнул Пексниф.

– Слушайте, - повторил Мартин, с проблеском прежнего упрямства, предоставьте вопрос о вознаграждении мне. Согласны?

– Если вы этого желаете, мой дорогой сэр.

– Я всегда этого желаю, - сказал старик.
– Вы знаете, что я всегда этого желаю. Я желаю платить наличными, даже если покупаю у вас. И все же я ваш должник, Пексниф, - настанет день, и вы получите все сполна.

Архитектор был так взволнован, что не мог говорить. Он попытался уронить слезу на руку своего покровителя, но не мог выжать ни единой капли из пересохшего источника.

– Пусть этот день придет как можно позже!
– благочестиво воскликнул он.
– Ах, сэр! Не могу выразить, как глубоко я сочувствую вам и всем вашим! Я намекаю на нашего прелестного юного друга.

– Это верно, - отвечал старик.
– Это верно. Она нуждается в сочувствии. Я неправильно ее воспитывал и этим принес ей вред. Хотя она и сирота, она могла бы найти себе защитника, которого и полюбила бы. Когда она была девочкой, я льстил себя мыслью, что, потворствуя своему капризу и ставя Мэри между собой и вероломными плутами, делаю ей добро. Теперь, когда она выросла, у меня нет такого утешения. Ей не на кого надеяться, кроме себя самой. Я поставил ее в такие отношения с миром, что любая собака может лаять на нее или ластиться к ней, если вздумает. Она действительно нуждается в добром отношении. Да, действительно нуждается.

– Нельзя ли изменить ее положение на более определенное?
– намекнул мистер Пексниф.

– Как же это устроить? Не сделать же мне из нее швею или гувернантку!

– Боже сохрани!
– сказал мистер Пексниф.
– Дорогой мой сэр, имеются другие пути. Да, имеются. Но я сейчас очень взволнован и смущен, мне не хотелось бы продолжать этот разговор. Я сам не знаю, что говорю. Позвольте мне возобновить его как-нибудь в другой раз.

– Вы не заболели?
– встревожился Мартин.

– Нет, нет!
– воскликнул Пексниф.
– Я совершенно здоров. Позвольте мне возобновить этот разговор как-нибудь в другой раз. Я пройдусь немножко. Благослови вас господь!

Старый Мартин тоже благословил его в ответ и пожал ему руку. Когда он повернулся и медленно побрел к дому. мистер Пексниф долго глядел ему вслед, совершенно оправившись от недавнего волнения, которое во всяком другом человеке можно было бы принять за притворное, за хитрость, пущенную в ход для того, чтобы нащупать почву. Происшедшая в старике перемена так мало отразилась на его осанке, что мистер Пексниф, глядя ему вслед, не мог не сказать себе: "И мне ничего не стоит обвести его вокруг пальца! Подумать только!"

Тут Мартин как раз оглянулся и ласково кивнул ему головой. Мистер Пексниф ответил тем же.

"А ведь было время, - продолжал мистер Пексниф, - и совсем еще недавно, что он и смотреть на меня не хотел! Утешительная перемена. Такова нежнейшая ткань человеческого сердца, таким весьма сложным путем оно смягчается! По внешности он кажется все таким же, а я могу обвести его вокруг пальца. Подумать только!"

И в самом деле, не было, по-видимому, ничего такого, на что мистер Пексниф не мог бы отважиться с Мартином Чезлвитом, ибо, что бы ни сделал и ни сказал мистер Пексниф, он всегда оказывался правым, и что бы он ни посоветовал, его всегда слушались. Мартин столько раз избегал ловушек, расставленных охотниками до чужих денег, и столько лет прятался в скорлупу недоверия и подозрительности - лишь для того, чтобы стать орудием и игрушкой в руках добродетельного Пекснифа. Вполне убежденный в этом, с сияющим от счастья лицом, архитектор отправился на утреннюю прогулку.