Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы XXVII-LIV)

– Нет, еще не женился, - сказал Том, краснея.
– И вряд ли женится, я думаю, если... если предмет его страсти мисс Грейм.

– Подите вы, мистер Пинч!
– негодующе воскликнула Чарити.
– Вас очень легко обмануть! Вы не знаете, на какие фокусы способны эти твари. Ах, какой это безнравственный мир!

– Вы не замужем?
– намекнул Том, чтобы перевести разговор на другое.

– Н-нет!
– сказала Черри, обводя концом зонтика плиту на тротуаре. Я... но, право, это совершенно невозможно объяснить. Вы не зайдете к нам?

– Так, значит, вы живете здесь?
– спросил Том.

– Да, - ответила мисс Пексниф, указывая зонтиком на пансион миссис Тоджерс, - пока я живу у этой дамы.

Сильное ударение на слове "пока" дало Тому понять, что от него ждут какого-нибудь замечания по этому поводу, и оттого он сказал:

– Только пока? Вы скоро уезжаете домой?

– Нет, мистер Пинч, - возразила Чарити.
– Нет, покорно благодарю! Нет! Мачеха, которая моложе, то есть я хочу сказать... почти одних со мной лет, мне вовсе не подходит. Вовсе не подходит!
– повторила Чарити, задрожав от злости.

– Я потому так подумал, что вы сказали "пока", - заметил Том.

– Ну, право, честное слово! Вот уж не думала, что вы ко мне так пристанете с этим, мистер Пинч, - сказала Чарити, краснея, - не то я не сделала бы такой глупости, не намекнула бы на... нет, право... может быть, все-таки зайдете?

Том упомянул, уклоняясь от приглашения, что у него есть дело в Фэрнивелс-Инне и что по дороге из Излингтона он несколько раз ошибся поворотом и попал вместо того к Монументу. Мисс Пексниф долго жеманилась, когда он спросил, не знает ли она, как пройти в Фэрнивелс-Инн, и в конце концов набралась смелости ответить:

– Один джентльмен, с которым мы друзья, то есть не то чтобы он был мне друг, а так, один знакомый... Ах, право, я сама не знаю, что говорю, мистер Пинч! Не думайте, пожалуйста, что мы помолвлены, а если даже и помолвлены, то это пока еще вовсе не решено. Так вот, он идет сейчас в Фэрнивелс-Инн по одному небольшому делу, и я уверена, будет очень рад проводить вас, чтобы вы опять не заблудились. Самое лучшее, зайдите к нам. Вы, верно, еще застанете здесь сестру Мерри, - сказала она, как-то особенно вздернув нос и улыбаясь не слишком приятно.

– Тогда уж лучше я попробую как-нибудь сам найти дорогу, - сказал Том, - я боюсь, что она не очень рада будет меня видеть. Это несчастное происшествие, которое дало повод к нашей дружеской беседе с глазу на глаз, вряд ли могло внушить ей добрые чувства ко мне. Хотя, в сущности, я был не виноват.

– Она об этом и не слыхала, можете быть уверены, - сказала Чарити, поджимая губы и кивая Тому.
– Да если бы даже и услыхала - не думаю, чтобы она очень рассердилась на вас.

– Что вы говорите?
– воскликнул Том, не на шутку огорчившись этим намеком.

– Я ничего не говорю, - отвечала Чарити.
– Если бы я не знала, как гадки сами по себе предательство и обман, то, наверно, убедилась бы теперь, видя, как они вознаграждаются... да, как они вознаграждаются!
– Тут она улыбнулась, все так же криво.
– Но я ровно ничего не говорю. Наоборот, пренебрегаю этим. Вам лучше всего зайти.

В этих словах чувствовалось нечто затаенное, что заинтересовало Тома и встревожило его жалостливое сердце. Когда он в нерешительности взглянул на Чарити, то не мог не заметить на ее лице борьбы между чувством торжества и чувством стыда; не мог он также не видеть, что, встретившись глазами даже с ним, которого она ни во что не ставила, мисс Пексниф отвернулась, хотя все ее существо дышало желчным вызовом.

Тому пришла в голову тревожная мысль, смутная догадка, что перемена в его отношениях с Пекснифом каким-то образом сказалась и на его отношении к другим людям, дав ему возможность понимать то, чего он раньше и не подозревал. И все же он не постигал истинного смысла маневров Чарити. Он, разумеется, и понятия не имел о том, что, поскольку он был свидетелем и очевидцем ее унижения, она с радостью ухватилась за этот случай уязвить свою сестру, сделав Тома свидетелем ее гораздо более глубокого унижения; он ничего об этом не знал, и сестра эта представлялась ему все тем же легкомысленным, беспечным, заурядным созданьем, каким была всегда, все с тем же пренебрежительным отношением к Тому Пинчу, чего она даже не трудилась скрывать. Словом, у него осталось только смутное впечатление, что мисс Пексниф злится и ведет себя не по-сестрински; и, любопытствуя, в чем дело, он пошел за ней по ее приглашению.

Дверь отворили, и Черри, попросив Тома следовать за ней, подвела его к дверям гостиной.

– Ах, Мерри, - сказала она, заглядывая в комнату, - до чего я рада, что ты еще не ушла домой. Как ты думаешь, кого я встретила на улице и привела повидаться с тобой? Мистера Пинча! Вот он! Представляю себе, как ты удивлена.

Она была не более удивлена, чем Том, увидев ее, - далеко не так; гораздо меньше.

– Мистер Пинч ушел от папы, дорогая моя, - продолжала Черри, - и у него самые блестящие виды на будущее. Я пообещала, что Огастес проводит его, ему это по дороге. Огастес, дитя мое, где вы?

С этими словами мисс Пексниф выпорхнула из гостиной, визгливо призывая мистера Модля, и оставила Тома Пинча наедине с сестрой.

Если бы она всегда была ему самым добрым другом; если бы во времена его рабства она обращалась с ним с тем уважением, в каком везде и всюду отказано честным труженикам, если бы она старалась облегчить ему каждую минуту этих трудных лет; если б она постоянно щадила и никогда не оскорбляла его, - то и тогда его честное сердце не могло бы проникнуться более глубокой жалостью к ней, не могло бы так начисто освободиться от всех неприятных воспоминаний, как теперь.

– Боже мой! Из всех людей на свете я меньше всего, разумеется, ожидала увидеть вас!

Тому грустно было слышать, что она разговаривает все так же, по старой своей привычке. Этого он не ожидал. Он не замечал противоречия и в том, что ему грустно видеть ее настолько непохожей на прежнюю Мерри, и вместе с тем грустно слышать, что она разговаривает совсем по-старому. И то и другое равным образом огорчало его.

– Не знаю, какое вам удовольствие видеться со мной. Не могу понять, что это вам вздумалось? Я никогда особенно не искала вашего общества. Мы с вами, кажется, всегда недолюбливали друг друга, мистер Пинч. Ее шляпка лежала рядом на диване, и, говоря, она все время теребила ленты, очевидно не сознавая, чем заняты ее руки.

– Мы никогда не ссорились, - сказал Том. Он был прав: ибо нельзя ссориться в одиночку, как нельзя без противника играть в шахматы или драться на дуэли.
– Я надеялся, что вы будете рады пожать руку старому другу. Не станем вспоминать прошлое, - сказал Том.
– Если я когда-нибудь обидел вас, простите меня.

Она взглянула на него, потом выронила шляпку из рук, закрыла ими изменившееся лицо и залилась слезами.
– О мистер Пинч!
– сказала она.
– Хоть я всегда обращалась с вами плохо, а все же верила, что вы умеете прощать. Я не думала, что вы можете быть так жестоки.