Жизнь и приключения Мартина Чезлвита
Шрифт:
— Куда этот ваш больной едет? — спросил Свидлпайп.
— В Хартфордшир, там у него родные места. Только ему уж ничего не поможет, — заметила миссис Гэмп, — ни родные, ни чужие.
— Неужто ему так плохо? — полюбопытствовал брадобрей.
Миссис Гэмп загадочно покачала головой и поджала губы.
— Бывает и в мозгах воспаление, — сказала она, — все равно как в легких. Сколько ни пей противных микстур, от этого не вылечишься, хоть бы тебя всего расперло и на воздух подняло.
— Ах ты господи! — сказал брадобрей, округляя глаза и становясь похожим на ворона. — Боже мой!
— Да. Все равно хоть бы ты
— О каких же это некоторых вещах? — спросил Полли, от любопытства жадно грызя ногти. — О привидениях, что ли?
Миссис Гэмп, которая зашла, быть может, гораздо дальше, чем намеревалась, подстегиваемая настойчивым любопытством брадобрея, необыкновенно многозначительно фыркнула и сказала, что это совершенно не важно.
— Я уезжаю с моим пациентом в дилижансе нынче после обеда, — продолжала она, — пробуду с ним денек-другой, пока найдется для него деревенская сиделка (провалиться этим деревенским сиделкам, много такие растрепы смыслят в нашем деле!), а потом вернусь, — вот из-за этого я и беспокоюсь, мистер Свидлпайп. Думаю все-таки, что без меня ничего особенного не случится, а уж там, как говорит миссис Гаррис, миссис Гилл может выбрать какое угодно время; мне совершенно все равно, — что днем, что ночью.
Пока длился этот монолог, который миссис Гэмп адресовала исключительно брадобрею, мистер Бейли завязывал галстук, надевал фрак и корчил самому себе рожи, глядясь в зеркало. Но теперь миссис Гэмп обратилась к нему, что заставило его повернуться и принять участие в разговоре.
— Я думаю, вы не были в Сити, сударь, то есть у мистера Чезлвита, — спросила миссис Гэмп, — после того как мы с вами там повстречались?
— Как же, был, Сара. Нынче ночью.
— Нынче ночью! — воскликнул брадобрей.
— Да, Полли, вот именно. Можешь даже сказать — нынче утром, если тебе охота придираться к слову. Он у нас обедал.
— У кого это «у нас», озорник? — спросила миссис Гэмп весьма сердито напирая на эти слова.
— У нас с хозяином, Сара. Он обедал у нас в доме. Подвыпили мы здорово, Сара. До того даже, что пришлось мне везти его домой в наемной карете в три часа утра. — Язык у Бейли чесался рассказать все, что за этим последовало, но, зная, что это легко могло дойти до ушей его хозяина, а также памятуя неоднократные наказы мистера Кримпла «не болтать», он воздержался, прибавив только: — Она так и не ложилась, все ждала его.
— А ведь ежели сообразить как следует, — сердито заметила миссис Гэмп, — так она должна бы знать, что ей ничего подобного делать нельзя, к чему же она себя переутомляет? Ну как они, милый, ласковы друг с другом?
— Да ничего, — ответил Бейли, — довольно-таки ласковы.
— Приятно слышать, — сказала миссис Гэмп, опять многозначительно фыркая.
— Они еще не так давно женаты, — заметил Поль, потирая руки, — с чего же им не быть ласковыми пока что.
— Само собой, — произнесла миссис Гэмп, в третий раз подавая многозначительный сигнал.
— Особенно, — продолжал брадобрей, — ежели у джентльмена такой характер, как вы говорите, миссис Гэмп.
— Я говорю, что вижу, мистер Свидлпайп, — сказала миссис Гэмп. — Боже сохрани, чтобы оно было иначе! Только ведь чужая душа потемки; кабы там
были стеклянные окна, пришлось бы некоторым из нас держать ставни закрытыми, смею вас уверить!— Но ведь вы не хотите сказать… — начал Поль Свидлпайп.
— Нет, не хочу, — резко оборвала его миссис Гэмп. — И не думаю даже. И никакая инквизиция, никакие там испанские сапоги [101] не заставят меня сознаться, будто я думала. Я только одно скажу, — прибавила добрая женщина, вставая и закутываясь в шаль, — что в «Быке» меня ждут, так нечего терять драгоценное время.
101
Испанские сапоги — средневековое орудие пытки.
Маленький брадобрей, в своем неудержимом любопытстве возымевший сильное желание увидеть пациента миссис Гэмп, предложил мистеру Бейли проводить ее до гостиницы и дождаться там отправления дилижанса. Молодой джентльмен выразил на это свое согласие, и они отправились все вместе.
Дойдя до гостиницы, миссис Гэмп, которая была облачена для дороги в последнее по счету траурное платье, предоставила своим друзьям развлекаться во дворе, а сама поднялась в комнату больного, где ее товарка по профессии, миссис Приг, уже одевала пациента.
Он был так истощен, что, казалось, стоит только ему двинуться с места, и кости загремят друг о дружку. Щеки у него ввалились, глаза были неестественно велики. Он лежал, откинувшись на спинку кресла, больше похожий на мертвеца, чем на живого человека, и при появлении миссис Гэмп обратил к двери свои томные глаза с таким усилием, как будто одно это движение стоило ему невероятного труда.
— Ну, как мы себя нынче чувствуем? — спросила миссис Гэмп. — Выглядим-то мы просто чудесно.
— Выглядим чудесно, а чувствуем себя неважно, — отвечала миссис Приг довольно сердито. — Встали, должно быть, с левой ноги, вот теперь и злимся на всех. Первый раз такого больного вижу. И умываться-то не стал бы ни за что, будь его воля.
— Она мне мыла в рот напихала. — сказал несчастный пациент слабым голосом.
— А вы чего ж не закрываете рот? — отвечала миссис Приг. — Кто же это станет вам умывать сначала одно, потом другое? Охота была глаза себе портить, возиться со всякой мелочью за полкроны в день! Хотите, чтоб с вами нянчились, так платили бы как следует.
— О боже мой! — простонал пациент. — Боже мой, боже мой!
— Ну вот, — сказала миссис Приг, — вот так он себя и ведет все время, с тех пор как я его подняла с постели, можете мне поверить.
— Это вместо благодарности за все наши заботы, — отозвалась миссис Гэмп. — Постыдились бы, сударь, право, постыдились бы!
Тут миссис Приг схватила пациента за подбородок и принялась драть щеткой его злополучную голову.
— Небось вам и это не понравится! — заметила миссис Приг, останавливаясь, чтобы поглядеть на больного.
Очень возможно, что ему это действительно не понравилось, потому что щетка была так жестка, как только может быть жестко произведение современной техники, и даже веки у больного покраснели от трения. Миссис Приг была очень довольна, что ее предположение оправдалось, и заметила, что она «так и думала».