Жизнь и приключения товарища Сталина от рождения до пядидесяти пяти лет (1878-1933)

– Выпьем, господа, за окончательную победу над революционной заразой! – произнес тост один из полицейских.

– За нашу победу! – чокнулся Сталин.

Несмотря на успех операции, практической пользы от нее оказалось немного. Большая часть похищенных денег состояла из пятисотрублевых купюр, номера которых были известны властям, которые разослали их список по российским и зарубежным банкам. Разменять их оказалось невозможно (в частности, на размене денег попался в Париже будущий нарком по иностранным делам СССР Максим Литвинов).

Николай Второй воспринял экспроприацию, как пощечину. Он потребовал от полиции немедленно поймать виновных.

В свою очередь Тифлисское руководство РСДРП, где преобладали меньшевики, вызвало к себе Сталина и накинулось на него с претензиями:

– Товарищ Коба, вы соображаете, что творите?!

– А что случилось? – сделал невинным лицо будущий вождь.

– Вы нагло наплевали на решения пятого съездов РСДРП!

– Никогда себе такого не позволял!

– Какое вы имели право ограбить карету с деньгами на Тифлисской площади?!

– Я человек семейный! – возразил Сталин. – Недавно стал отцом. Вы что считаете, что я вышел на площадь с грудным ребенком? Как вы себе такое представляете?

– Нам известно, что это сделали твои люди! – не отставали меньшевики.

– Думаю, если на кого-нибудь из вас завтра упадёт на голову кирпич, вы тоже будете обвинять меня! – пожал плечами Сталин. – В момент ограбления я сидел в таверне. У меня есть десяток свидетелей!

– Мы не говорим, что ты сам грабил. Мы говорим, что это сделали твои люди.

– На них было написано, что они мои?!

Тифлисский комитет РСДРП проголосовал за исключение Сталина из партии. Однако он уже принадлежал к общепартийному руководству и окончательное решение должны были принять партийные боссы, проживающие за границей. Когда документы, подтверждающие участие Сталина в экспроприации, и протокол собрания Тифлисского комитета были переправлены за границу, их взял посмотреть домой Ленин, после чего они бесследно исчезли.

Однако на этом меньшевики не успокоились. Не получив ответа из-за границы, они накатали донос жандармам.

25 марта 1908 года Сталина арестовали в Баку (до этого он несколько лет безуспешно разыскивался полицией).

– Допрыгались, Иосиф Виссарионович! – допрос вел статный краснолицый жандарм, ротмистр Зайцев. – Побег из ссылки – это уже серьезная статья. После побега много дел наворотил? По глазам вижу, что много. Не тяни! Рассказывай! Будешь запираться, поставим к стенке!

– Не понимаю, о чем вы, господин начальник?! – удивился Сталин.

– Тифлисская экспроприация твоих рук дело? Можешь не запираться. Мы знаем, что твоих.

– Я в это время был совершенно в другом месте, что подтвердят вам свидетели! – Сталин изобразил на лице негодование и сообщил список людей, которые могли подтвердить его алиби.

– Ты парень не глупый! – заметил ротмистр Зайцев, изучая список. – Зачем только сам голову в петлю суешь? Расскажи все, что знаешь, и сохранишь себе жизнь. Начнешь упираться, считай, что покойник. И не надо смотреть на меня, как на врага. Я твой единственный друг на всем белом свете. Я мечтаю спасти тебя, дурака! Так помоги мне! Прислушайся к голосу разума! Чистосердечное признание – это единственный шанс спасти себя!

– Ужасно мне (невинному человеку) такое слышать! – захлопал глазами Сталин. –Видимо, вы меня перепутали с каким-то негодяем!

– Ты дурака не валяй! – нахмурился жандарм. – Один раз ты уже попался на своих революционных делишках. Тогда ты легко отделался. Власть еще надеялась перевоспитать тебя. Но ты не оправдал ее доверия и цинично бежал. Четыре года неизвестно, где шлялся, и за это время совершенно обнаглел. Думаешь, я не знаю о чем ты думаешь? Ты, паразит, мечтаешь, что тебе снова все с рук сойдет. А хочешь я тебе скажу, как будет на самом деле? В лучшем случае вечная каторга, а в худшем смертная казнь! Понял куда ты попал, черт усатый?

– Неужели, если один раз хороший (в принципе) человек случайно оступился, его всю жизнь этим тыкать будут?! – на глазах у Сталина появилась скупая мужская слезинка. – Я не знаю, что вам против меня наплели, но твердо знаю одно: перед законом и царем нашим батюшкой у меня провинностей нет!

– Плачешь? – усмехнулся ротмистр. – А мне говорили, что поймали крутого революционера.

– Как не плакать, когда меня так жестоко оклеветали?! – высморкался в платок Сталин. – Я тихий мирный человек. Живу, как говорится, хлеб жую. Немного убогий. Чуть-чуть глуповат. Зато в политику не лезу. Живу по принципу моя хата с краю! Ни в чем таком не участвую! Мое дело славить Господа бога и императора Николая Второго за нашу счастливую жизнь!

– Ты надо мной издеваешься? Ты четыре года по чужим паспортам жил, чучело! – рявкнул Зайцев.

– И все это время усердно молился Господу нашему, чтобы он меня за сей великий грех простил.

– А тебе не приходило в голову явиться к нам с повинной?

– Позвольте, гражданин начальник, я вам расскажу всю правду о своей многострадальной жизни?!

– Весь внимания.

– С детства я почувствовал в себе неистребимое стремление к познанию Господа нашего Иисуса Христа, а также и его помазанников – царей православных…

– Меня твое детство не колышет! – грубо перебил Зайцев. – Меня интересует то время, когда ты стал подонком!

– Никогда не мог себе такого позволить, ибо, свято верую в Иисуса Христа!

– Первый раз вижу святошу с кучей уголовных статей! Кстати, тебя из семинарии за какие делишки турнули?

– Учебу в семинарии вынужден был оставить после окончания четвертого курса из-за недостатка денежных средства и огромным долгом перед сим святым учреждением. Моя бедная матушка не могла платить за меня по нищете своей, а отец бросил меня в нежном возрасте.

– Я бы тоже тебя бросил, паразита!

– Меня все бросают! – горестно вздохнул Сталин. – Клевещут и обижают! После семинарии я долго искал работу. В конце концов, устроился в обсерваторию наблюдать за погодой. Платили копейки, но другой работы не было. С целью получения заработка, вынужден был пойти расклеивать революционные листовки и раздавать газеты. Что в них печаталось я не знал, ибо это настолько противоречило моим убеждениям, что читать такую чудовищную ересь просто не было моральных сил. Так и жил, можно сказать, в стыде и позоре, пока меня (по милости нашего православного императора) не упекли в ссылку в Сибирь.