Жизнь и приключения товарища Сталина от рождения до пядидесяти пяти лет (1878-1933)

Казалось, установив невиновность Сталина, его следовало освободить, однако Фемида, вцепившись кому-либо в зад, не любит давать задний ход.

Проходил месяц за месяцем, а дело не двигалось с мертвой точки. Сталин принялся бомбардировать различные инстанции прошениями и жалобами.

Так в прошении на имя главноуправляющего гражданской частью на Кавказе князя Г. С. Голицына он писал:

«Все усиливающийся удушливый кашель и беспомощное положение состарившейся матери моей, оставленной мужем вот уже 12 лет и видящей во мне единственную опору в жизни, заставляет меня обратиться с нижайшей просьбой освобождения из-под ареста под надзор полиции. Умоляю канцелярию главноначальствующего не оставить меня без внимания и ответить на мое прошение. Проситель Иосиф Джугашвили. 23 ноября 1902 г.».

– У тебя оказывается мама есть? – удивился его сокамерник, подглядев письмо.

– Мамы у всех есть! – усмехнулся в бороду Сталин.

Забрасывая государственные учреждения просьбами и жалобами, на которые, надо отдать им должное, никто не реагировал, Сталин параллельно действовал в другом направлении, подготавливая бунт заключенных.

28 июля 1903 года заключенные кутаисской тюрьмы, где сидел будущий вождь, неожиданно взбунтовались, прорвались к тюремным воротам и принялись в них колотить. Ворота были железные, и звуки разносились по всему Кутаиси. К тюрьме прибежали любопытные дамочки, которые начали кричать и визжать от страха. К ним присоединились дети и подростки. В городе начался переполох.

На шум прискакали губернатор и прокурор.

Сталин предъявил администрации умеренные требования: сделать в камерах нары (заключенные спали на цементном полу), соблюдать вежливость в обращении с арестантами и предоставлять баню не реже двух раз в месяц.

– Господи! Я думал тут светопреставление, а тут нар у заключенных нет! – вытер пот со лба губернатор. – Немедленно организовать. И в баню водить регулярно! Сделайте так, чтобы я больше никогда сюда не приезжал!

Перепуганная администрация поспешила выполнить все требования. Больше того, начальник тюрьмы, опасаясь, что Сталин продолжит подрывную деятельность во вверенной ему епархии, поспешил от него избавиться. Он употребил все свои связи и влияние, чтобы дело Джугашвили поскорей закончилось (тот сидел уже полтора года).

Осенью 1903 года Сталин был приговорен в административном порядке (без передачи его дела в суд) к ссылке в Сибирь сроком на 2 года за участие в запрещенной социал-демократической партии.

Надо сказать, что в те времена ссылка была самым легким наказанием из всех возможных. Ссыльного доставляли за казенный счет на место ссылки, а дальше он был предоставлен самому себе. По отношении к государству у него была всего одна обязанность – отмечаться в установленный срок (обычно 1 или 2 раза в месяц) в полицейском участке. Зато у ссыльного появлялось право просить у государства пособие, чего были лишены простые смертные, вынужденные сами зарабатывать себе на жизнь.

– Российское государство озаботилось тем, чтобы я посмотрел мир! – усмехнулся Сталин, когда ему вручили копию приговора. – Я бы предпочел, чтобы меня отправили в ссылку в Сочи или Одессу. Впрочем, Сибирь так Сибирь. Мне рассказывали, что там очень красиво и живут замечательные люди!

Осенью 1903 года Джугашвили впервые покинул Грузию и в арестантском вагоне отправился по этапу через Новороссийск, Ростов-на-Дону, Самару и Челябинск в Иркутск.

Одет он был по грузинским меркам тепло: в щеголеватую кавказскую бурку, папаху, две пары парусиновых штанов и кожаные штиблеты с галошами.

В день, когда он сошел с поезда в Иркутске, мороз ударил под сорок градусов, дул сильный пронизывающий ветер, начиналась пурга.

Полицейские, которые должны были встречать его с поезда, решили поберечь здоровье и вместо того, чтобы пойти на вокзал, засели в кабаке.

Сталин бегал туда-сюда по пирону, пытаясь согреться. Вскоре вокруг него собралась толпа. Неизбалованные зрелищами сибиряки показывали на него пальцами и дико ржали.

– Тебе не жарко, генацвале?! – кричал подвыпивший ямщик.

– Где твой тулуп, дядя? Пропил или потерял? – надрывался хамоватый подросток.

– Иди ко мне, малыш! Обогрею! – гоготала дородная некрасивая проститутка.

Сталин в первый раз в жизни оказался в смешном положении и, надо сказать, с честью вышел из ситуации.

– Добрый день, товарищи. Что-то у вас здесь жарковато! – Сталин снял бесполезную папаху и стал ею обмахиваться. – Я, друзья мои, с детства люблю закаляться. Усовершенствовал свой организм до того, что могу при любом морозе ходить голым, как летом. Только ради приличия, чтобы не пугать женщин, которые здесь собрались, пришлось накинуть на себя бурку. Так и хочется ее снять. Но под ней у меня ничего нет.

Толпа, которая горела желанием позабавиться, разочарованно стала расходиться. Лишь самые упорные продолжали стоять, надеясь, что Сталин на их глазах превратится в сосульку.

– Мне в таком климате очень трудно находиться! – продолжал спокойно рассуждать Сталин. – Слишком у вас тут жарковато! Мне бы махнуть на Северный полюс. Раздеться до гола и сигануть в прорубь в Северно-Ледовитый океан!

Когда последний зевака ушел, Сталин что есть сил рванул до первой гостиницы.

– Срочно разотрите меня спиртом! – были его первые и единственные слова, после чего он упал в обморок.

К счастью, опытные в этом деле портье и горничные тут же бросились спасать будущего вождя от неминуемой смерти: его раздели и хорошенько растерли.

Уже утром в гостиницу заявилась полиция с предписанием срочно доставить Джугашвили в городок Балаганск (больше 200 километров от Иркутска). Еле живого Сталина погрузили на носилки (сам он ходить не мог), накрыли рогожей и тронулись в путь.

Однако, когда его чуть живого доставили в Балаганск, местное начальство только поморщилось.

– Чего вы его к нам притащили? Везите в Новую Уду.

Сталина понесли в Новую Уду (примерно 70 верст от Балаганска).

Там его почти бездыханное тело занесли в одиноко стоящий маленький покосивший домишко, к которому уже подступало болото.

Хозяйка дома, пожилая вдова Марфа Ивановна Литвинцева, встретила нежданных гостей воплями и бранью.

– Вы зачем мне ЭТО принесли? Мне только трупов здесь не хватало! Я вам не похоронное бюро! Немедленно уберите его к чертовой матери!

– Уймись, Марфа! – полицейские отодвинули ее в сторону. – Наше дело маленькое. Нам велели доставить, мы доставили!

– Что же вы творите, негодяи?! Имейте ввиду, что я этого так не оставлю! Вы меня еще не знаете! Я до самого царя дойду! Упаду к нему в ножки, что меня (порядочную женщину) так унизили! Где это видано, чтобы к честным вдовам трупы подбрасывали?

– Остынь, мать! – полицейские поставили носилки на пол. – Мы – люди служивые. Нам начальство приказало, мы исполнили. Дальше с ним сама возись. Хочешь ешь его, хочешь соли, хочешь маринуй. Не нашего ума дело. Так что налей нам по рюмке водки, и мы пошли.