Жизнь и приключения Заморыша (с илл.)

– Где тут расправить, чтоб просохло?

Повесив пальто на дверь, он обтер тряпочкой сапоги, вымыл руки, одернул рубаху и подступил ко мне с кулаками:

– Ты за что моего отца ругал, а? Вот я тебе покажу, как честных людей оскорблять!

Я попятился:

– Твоего отца?! Я?! Что ты, Илька! Я твоего отца даже не видел с тех пор, как на нас казаки напали.

– А, ты еще отказываешься! А кто кричал на отца: «Мироед! Паук!»? Не ты?!

Я раскрыл рот. Илька расхохотался.

– Подожди, подожди! – воскликнул я. – Так, значит, этот лавочник – Тарас Иванович? А я все думаю, чьи же эти глаза, так мне знакомые! Но как он изменился!

– Изменишься от такой жизни! Да и времени немало утекло. К тому же – борода. А в общем, хорошо: если даже ты не узнал, значит, дело в шляпе.

– Но зачем же ты натравил меня на него? А, понимаю!.. Мироед, живодер – это маска, а под ней…

– Вот это самое, – перебил меня Илька. – Молодец, Митя! А знаешь, что о тебе говорил урядник?

– Кому говорил?

– Лавочнику. Ведь он, урядник, на другой же день побывал в лавочке. Выпил с отцом бутылку водки, взял «взаймы» десятку и ушел. А про тебя сказал: «Мальчишка, сопляк. Тоже в драку лезет. Не обращайте внимания, я вас в обиду не дам. Торгуйте себе на здоровье, выходите в крупные люди».

Тут уж мы оба расхохотались.

– Постой, – спохватился я, – ведь ты, наверно, голодный.

Мы перешли в кухню и принялись печь картошку в поддувале, в золе. До чего ж она вкусна, эта запеченная картошка, в хрустящей кожуре! Разломишь – и от одного пара слюнки текут. Нашлись и соленые огурцы, и лук, и подсолнечное масло. Поели, выпили горячего чаю, улеглись рядышком в кровать – и пошли воспоминания. И как Илька у меня задачи в училище списывал, и как мы царя из золоченой рамы выдрали и в мусорный ящик бросили, и как я от монахов убежал, и как мы трое – Илька, я и Зойка – с казаками дрались.

– Ах, Зойка, Зойка, где она теперь, где? – сказал я.

– Гм… – начал было Илька и умолк.

Потом я рассказал, как трудно мне учить письму и чтению грамотных ребят вместе с неграмотными.

– Да ты что, обалдел?! – возмутился Илька. – Так и профессор начнет ходить на голове, если его посадить за одну парту с гимназистом.

– Но что же мне делать, что?! – с отчаянием воскликнул я.

– Как – что? Да рассади их. Одних – в первое отделение, других – во второе.

– Но я же тебе сказал, что инспектор запрещает.

– А ты плюнь на его запрещение. Делай так, как подсказывает разум. Подумаешь, инспектор! Паршивый царский чиновник.

– А если он с ревизией придет?

– Ну и что ж! На этот день опять сведи всех в первом отделении. А лучше так прямо ему и скажи: я еще с ума не спятил, чтобы учить грамотных ребят палочки писать. Так, мол, недолго и бунт у мужиков вызвать. Он бунта испугается и прикусит язык. Действуй смелее. Инспектора бояться, так лучше и на свете не жить.

Я с горечью воскликнул:

– Илька, ну почему мне самому не пришло это в голову! А ведь совсем недавно я советовал одному крестьянину не бояться людей. Неужели я таким и останусь трусом, безвольным существом, словом, заморышем?

Он обнял меня и ласково сказал:

– Не горюй, Митя. Это потому, что ты в хлюпкой среде жил. Ничего, постепенно закалишься. Ого, таким железным будешь, что хоть штыки из тебя делай!

– Ладно, постараюсь быть штыком и проколоть самого инспектора, – ответил я. – Ну, а как все-таки быть с лавочником? Ведь нельзя ж на гнилой бумаге учить ребят письму.

– Об этом отец уже подумал. Вот тебе его наказ: организуй кооператив.

– Кооператив?! Ка-акой кооператив?! – удивился я.

– А школьный, из учеников. Закупите сами в городе тетрадки и продавайте своим членам по сходной цене. Двух зайцев поймаете: и писать будете на хорошей бумаге, и нос «лавочнику» утрете.

Такому решению «трудной проблемы» я несказанно обрадовался:

– Илька, это ж великолепно! Даже не двух, а трех зайцев!

– А третий какой?

– Дух коллективизма.

– Правильно, – одобрительно кивнул Илька. – Я ж говорил, что котелок у тебя варит. – Он подумал и с той важностью, с которой еще в детстве показывал мне свою осведомленность в политических делах, сказал: – Но сильно кооперативом не увлекайся. Будут тебе поручения и поважнее. А то вот за границей некоторые смирненькие социалисты все спасение видят в кооперативах. Сто лет уже кооперативы разводят, а рабочий люд как гнул спину на буржуев, так и теперь гнет.

– Какое же мне будет поручение «поважнее»? – спросил я, стараясь не выдать охватившего меня волнения.

Илька опять помолчал.

– Видишь, батя мой учился, как говорится, на медные гроши. Книжки он читает свободно и проникает в самое их существо. Тут его никакие ликвидаторы не собьют – ни Мартов, ни Потресов, ни Дан. – Произнеся эти три имени, Илька искоса взглянул на меня, желая, видимо, проверить, какое впечатление произвела его осведомленность. – Да, а вот по части там всяких запятых, твердых знаков и ятей он слабоват. Я, сам знаешь, и двух классов не закончил, от жандармов скрывался. Так что разбираюсь в этой грамматике с синтаксисом не дюже лучше отца. А ты, как-никак, в училище до последнего класса дошел и даже на учителя выдержал, значит, все знаки препинания тебя слушаются, как солдаты фельдфебеля. Ну, и, конечно, не напишешь корову через ять. А главное, сумеешь так слова расставить, чтоб каждому человеку, даже малограмотному, вся суть вопроса была б видна как на ладони. Вот по этой части отец и хочет тебя использовать. Как ты, согласен?

– Я на все согласен, но ты скажи: что я должен делать? Учить вас знакам препинания, что ли?

– Не догадываешься? Ну, сейчас объясню. Ты от своего инспектора пакеты получаешь? Разные там предписания, циркуляры?

– Да, конечно.

– Кто ж их тебе доставляет?

– Пакет идет почтой до волостного села, до Бацановки. А оттуда волостное правление с оказией сюда направляет.

– То-то, что с оказией. Значит, не случись оказии, пакет так и будет в волости лежать?

– Так и будет. До города десять верст, а пакеты иной раз только на двенадцатый день приходят.

– Скоро этому безобразию конец наступит. Почту из Бацановки во все пункты волости будет развозить почтарка. А поселится она у вас, в Новосергеевке, на квартире у «лавочника», потому что «лавочнику» этому она племянницей приходится. Сам урядник за нее хлопотал перед волостным старшиной. Что значит хорошо угостить начальство и дать ему десятку «взаймы».

Илька беззвучно засмеялся, отчего под нами затряслась кровать.

– Дальше, дальше!.. – нетерпеливо потребовал я.

– А дальше все само собой понятно. Почтарка доставит тебе пакет от «инспектора», ты его распечатаешь и приведешь «предписания» в порядок. Потом сдашь на почту через ту же почтарку. Писать надо хоть и ясно, но коротко. Помнишь, как говорил в нашем училище Лев Савельич: «Во многоглаголании несть спасения». Для образца я дам тебе одну штуку. – Илька встал, отпорол перочинным ножичком подкладку на своем пальто и двумя пальцами извлек конверт величиною с почтовую открытку. – На. Садись за стол и вчитывайся. Так примерно и мы будем печатать. Читай и запоминай, а я пока подремлю. Часа через два ты меня разбудишь и выпустишь.