Жизнь и приключения Заморыша

– Ты что, с ума сошел?
– удивилась Маша.

– Молчать!
– крикнул я.
– Делай, что приказываю! Спи!..

– Ступай отсюда!
– ответила Маша.
– Я задачу решаю, а ты тут дурака валяешь.

Но я продолжал кричать:

– Спать!.. Спать!.. Спать!..

Маша встала, шлепнула меня и вытолкала из комнаты. Я стоял за дверью и размышлял, почему у меня ничего не получилось. Неужели книги наврали? Такие дорогие книги - и врут? А может, потому, что Маша мне сестра? Как ей поддаться таинственным силам, заключенным во мне, если она- шлепала меня с самого моего младенчества! Надо попробовать на постороннем.

Из нашей комнаты я пошел в зал чайной. Там сидело человек десять босяков и нищих. Сидел и тряпичник Сидоркин, по прозвищу Подберионуча. Вот этот, кажется, мне подойдет. Был он тихий, робкий, всегда сонный.

Только от него неважно пахло: он собирал и складывал в мешок кости, грязные тряпки, рваные калоши, жестянки из-под дегтя и всякую другую дрянь. Ну, что же запах! Можно и потерпеть. Ведь терпел же я, когда сидел с ним рядом и слушал забавные истории: то как он в мусорном ящике алмаз нашел и шесть месяцев жил на широкую ногу, по-княжески; то как в него влюбилась одна купчиха, подарила ему золотой перстень с огромным бриллиантом, и он целый год жил по-графски. Босяки ему не верили, но слушали, не спуская с него глаз, потому что каждому хотелось пожить по-княжески хотя бы один день. Послушав, они с досадой говорили: "Ну и врешь же ты, проклятый, собачья кость, гнилое мясо! Только расстроил понапрасну, свиное ухо!.." К этому Сидоркину я и подошел:

– Сидоркин, хочешь, я тебя усыплю?

Он посмотрел на меня своими светлыми добрыми глазами и заискивающе спросил:

– Это как же? Попотчуешь водочкой, что ли?

– Нет, я тебя гипнозом усыплю. Смотри на меня!
– Я принялся делать пассы.
– Спи!

Сидоркин с сожалением развел руками:

– Рад бы, милый, уснуть, да папаша твой не позволяет нам здесь спать. А так, почему бы не поспать часокдругой. Я в ночлежке ночую. А там разве поспишь спокойно. Один храпит тебе в ухо, другой в карман лезет.

В тот же день я отнес "Хатха-йога" в библиотеку и уселся за уроки.

С Илькой я помирился еще раньше. Встретившись с ним в классе после неудачных опытов, я сказал:

– Илька, ну какую глупость ты мне посоветовал насчет гипноза!

Он удивленно поднял брови:

– Я тебе советовал? Я? Смеешься?

– А то кто? Забыл, как сказал мне, чтоб я усыпил гипнозом стражников Петра?

– Шуток не понимаешь, - презрительно оттопырил Илька губу.
– На что их усыплять? Вот дадим царю по шапке, стражники и сами разбегутся.

КУПЕЦ-ВЫЖИГА

С некоторых пор к нам в чайную стал заходить статный мужчина лет сорока, с короткими усами, в лоснящемся сюртуке и помятой, уже не белой, а серой манишке. Босяки называли его "адвокат". Он и на самом деле был адвокатом, но за какую-то дерзкую речь против царских судей ему запретили выступать на суде, он запил и опустился. Напившись, скандалил. И у нас буйствовал: перевернул однажды стол, ругался, называл общество трезвости обществом мерзости, грозил поджечь чайную.

Пришел городовой и сказал: "Не извольте, барин, безобразничать". Хоть адвокат и опустился, а все-таки для городового он был барином. "А то что будет?" - дерзко спросил адвокат. "Известно, что: в участок отведу".
– "Не имеешь никакого криминально-юриспруденческого права", - сказал адвокат. И озадаченный городовой ушел.

Однажды адвокат взобрался на стол и оттуда принялся кричать, грозя кулаком: "Ужас и отвращение к тебе питает наша общая мать-родина, давно уже свыклась она с мыслью, что ты только и мечтаешь о ее гибели!.. Ни одного преступления не было совершено без твоего участия; ни одного гнусного злодеяния не обошлось без тебя..." Околоточный надзиратель Гришин, который это слышал, повел его в участок. Но к вечеру адвокат опять появился у нас и, хохоча, сказал:

– Ну не идиот? Я читал речь Цицерона против Катилины, а он, невежда, решил, что я о нашем царе так говорю. Вот оно как получилось: невзначай, а кстати. Сунул приставу золотой, и меня отпустили. О твари! Все продажные, все! Всех подкупить можно!

Я подошел к нему и тихо спросил:

– А стражников тоже подкупить можно?

– Каких стражников?
– Он недоуменно посмотрел на меня.

– А тех, которые стерегут каторжников.

– Ха! Они говорят с человеком, а сами на руку ему смотрят.

Вот об этих словах адвоката я и вспомнил, когда зашел к Алехе купить тетрадку, а он спросил меня, хочу ли я разбогатеть.

Раньше Алеха носил по базару корзину с книжками, календарями, открытками, перочинными ножами. Тогда он был худой и звали его просто Алешка.

Потом он выстроил деревянную лавку, завел большую книжную торговлю, растолстел, и его стали звать "Алеха Пузатый". Богатеть я не собирался. Зачем мне богатеть?

Но добыть денег, чтоб подкупить стражников, - вот о чем я теперь мечтал.

– А как?
– спросил я Алеху.
– Как разбогатеть?

– Да так же, как и я богател. Будешь от меня получать картинки и продавать в привозе мужикам. Я с тебя - четыре копейки, а ты с мужика - пятак. На меня уже много пацанов работает. Кто календари носит, кто конверты с почтовой бумагой, кто карандаши. А ты будешь картинки. Поторгуешь так года три - и тоже в купцы выйдешь.

– А зачем мужикам картинки? Что они, маленькие?

– Зачем! На стенку прибить! Мужики любят картинки. Особенно генералов. Об этом еще господин Некрасов в своем полном собрании сочинений писал. Вот, послушай.
– Он полистал, слюнявя пальцы, потрепанную книжку и стал читать:

– А генералов надобно?

Спросил их купчик-выжига

"И генералов дай!

Да только ты по совести,

Чтоб были настоящие

Потолще, погрозней...

Давай больших, осанистых,

Грудь с гору, глаз навыкате,

Да чтобы больше звезд!"

Понял? Вот я тебе таких и дам сотню. Продашь - целковый заработаешь. А там еще подкину.

– Значит, это я и буду купцом-выжигой?

– Ну да! А иначе как же в нашем деле? Вона! Будешь мямлить да стыдливость распускать - тебя другой обскачет. В коммерции, как на войне: либо сам убьешь, либо тебя убьют.

За тетрадку он денег не взял и даже подарил мне потрепанную книжку - ту самую "Королеву Марго", из-за которой Витька остался на второй год.

– Так как? Пойдешь ко мне в компанию?

Я сказал, что отвечу завтра.

И думал целый день. Сделаться купцом да еще выжигой мне совсем не хотелось. Купцов я не любил. Одна Медведева чего стоила.

Но мысль о Петре не давала мне покоя. Собрать рублей хоть сто, а там можно и на розыски пуститься.

Не знаю, что бы я решил в конце концов, если б к нам не зашел один человек.

Вечером я приготовил уроки, пришел из нашей комнаты в зал чайной и остановился, удивленный: вся наша семья - отец, мама, Маша и Витя - разместилась за столом и внимательно слушала, что рассказывал какой-то незнакомый мне мужчина. Лицо у человека было изможденное, а карие блестящие глаза смотрели так, будто им было больно. Отец спросил: