Жизнь и смерть генерала Корнилова

Но этот разговор произойдёт завтра, а сегодня Корнилов находился дома. Этой встречи он так долго ждал...

— Всё, больше я ни тебя, ни детей от себя не отпущу, — сказал он Таисии Владимировне. — Мне, как генерал-лейтенанту, даже на фронте положены сносные условия. Будете жить вместе со мной, а во время боевых действий — перемещаться во второй эшелон и двигаться вместе с ним. — Он вновь обнял жену, прижал её голову к груди, носом зарылся в волосы, втянул ноздрями сухой приятный запах.

— Я приготовила к твоему приезду праздничный обед, — шёпотом, едва различимо произнесла Таисия Владимировна.

— Я слышал, в Петрограде плохо с продуктами?

— Плохо, — призналась Таисия Владимировна, — но я кое-что достала к твоему приезду... Мы так ждали тебя!

— Больше ты ни в чём не будешь нуждаться, — пообещал Корнилов.

Перед окном жалобно тряс ветками, ссыпая с крупных тяжёлых листьев плотную морось, каштан, несколько маленьких птичек сбились в плотную стайку под шапкой перехлестнувшихся веток, не пробиваемых сверху водяной пысью, и заглядывали в квартиру наёмного дома Мейпариани, в которой горел электрический свет. Внизу, в выбоинах асфальта, пузырилась тёмная холодная вода.

Корнилов подумал, что какой бы тяжёлой ни была доля солдата, — неважно, в каком чине этот солдат находится, в генеральском или он обычный рядовой, — его жизнь всегда бывает легче, если у него хорошо прикрыт тыл, есть дом, где можно отлежаться, залечить раны, есть очаг, около которого можно обогреться...

Тыл у Корнилова был прикрыт надёжно.

На следующий день Корнилов появился в военном министерстве. Первая встреча — в коридоре, с осанистым человеком в генеральской форме, неторопливо шагавшим по зелёному ковру с папкой в руке. Корнилов прищурился, стараясь разглядеть лицо генерала — в плену у него стали сдавать глаза, — тот тоже пригляделся к нему и обрадованно вскинул руки:

— Ба-ба-ба, Лавр Георгиевич собственной персоной!

Это был генерал Аверьянов, человек в военном ведомстве не последний. Корнилов обнялся с ним.

Аверьянов ухватил Корнилова под локоть.

— Пошли-ка ко мне в кабинет, попьём чайку, — предложил он.

Кабинет у Аверьянова был огромный, уютный, тихий, не хуже, чем у министра. И чай был отменный — китайский, присланный из Иркутска, где располагались знаменитые чайные склады и работала фабрика. И печенье было первоклассным — из подвалов магазина Филиппова. Аверьянов усадил Корнилова в кресло, сам сел напротив.

— Имей в виду, — сказал он, — кое у кого из высших чинов нашего ведомства есть желание повесить на тебя разгром сорок восьмой дивизии.

Корнилов грустно усмехнулся:

— Вместо того, чтобы поддержать хотя бы артиллерийским огнём, не говоря уже о людских резервах, о помощи, меня оставили подыхать вместе с дивизией в зубах у немцев, а теперь обвиняют в том, что я остался жив... И кто же так упорно пытается меня утопить?

Аверьянов не стал скрывать:

— Больше всех — твой бывший командующий генерал Брусилов.

Корнилов сморщился:

— Паркетный шаркун!

Брусилов был одним из немногих высших военачальников в России, кто не окончил Академию Генерального штаба.

— Зато у него есть другие качества, совершенно неоценимые, которых нет у нас с тобою, — сказал Аверьянов.

— Какие?

— А кто учил государя подавать строевые команды?

В своё время Брусилов был начальником кавалерийского училища, среди его учеников имелись и блистательные особы, в том числе и будущий император Николай Александрович.

Поставить командный голос — штука непростая, Брусилов всё делал, чтобы у будущего государя голос был громовым, старался как мог, но поставить голос, чтобы тот звучал, как иерихонская труба, не сумел — пороху не хватило. Впрочем, сделанного Брусилову хватило с избытком, чтобы построить блестящую карьеру.

— И чего же хочет господин Брусилов? — спросил Корнилов.

Аверьянов сжал глаза в негодующие щёлки, по лицу его проскользила быстрая тень.

— Отдать тебя под суд. — Аверьянов сделал крупный глоток чая, качнул головой. — Страшные времена наступают.

Корнилов также отпил чай из стакана.

— Но я чувствую, наступят ещё страшнее. А что собой представляет новый военный министр генерал Поливанов [34] ?

— Как ты говоришь, паркетный шаркун. — Аверьянов повторил безжалостные слова Корнилова. — В правительстве сидит одна бездарь, премьер Горемыкин [35] насквозь пропах нафталином, каждый день приходится посыпать его этой пакостью, чтобы не съела моль...

— Сколько лет Горемыкину?

34

Поливанов Алексей Андреевич (1855-1920) — генерал от инфантерии (1915). Участвовал в Русско-турецкой войне 1877-1878 гг.; в 1899-1904 гг. служил в Главном штабе; в 1905-1906 гг. начальник Главного штаба; в 1906-1912 гг. помощник военного министра. В 1912-1915 гг.- член Государственного совета, с июня 1915 по март 1916 г. — военный министр и председатель Особого совещания по обороне государства, затем в отставке. С февраля 1920 г. служил в Красной Армии (член Военно-законодательного совета, член Особого совещания при Главкоме).

35

Горемыкин Иван Логгинович (1839-1917) — в 1895-1899 гг. — министр внутренних дел, в апреле-июле 1906 и 1914-1916 гг. — председатель Совета министров.

— Ста ещё нет, но скоро будет. Когда Поливанов явился к нему представляться, так дед этот, уже не различающий ногтей на собственных пальцах, совершенно слепой, засек блеск орденов на груди министра, перепутал его с дамой и кинулся целовать руку.

— Тьфу! — отплюнулся Корнилов.

— В общем, предстоит тебе, друг мой, великая борьба, — с горечью констатировал Аверьянов, отпил ещё немного чая и поставил стакан на стол. — Но ты, Лавр Георгиевич, голову не склоняй, помни, что ты не один, у тебя есть друзья, в том числе и боевые.

— На фронте борьба, здесь борьба, — с печалью проговорил Корнилов, — когда же всё это кончится?

Помощь Корнилову пришла не только от верного генерала Аверьянова, но и с театра военных действий, от командующего войсками Юго-Западного фронта Иванова и командира корпуса Цурикова. Брусилову не удалось очернить Корнилова.

Более того, Корнилов вскоре узнал, что ему назначил аудиенцию сам государь. Аудиенция была простой, сердечной — государь решил пообедать вместе с Корниловым и генералом Врангелем. За обедом, между первым и вторым блюдами, под стопку коньяка, он сообщил Корнилову, что Комитет георгиевских кавалеров решил рассмотреть вопрос о награждении генерал-лейтенанта орденом. Каким именно орденом, государь не сказал, но и без слов было понятно — Святого Георгия III степени. Комитет георгиевских кавалеров рассматривал только такие наградные дела.

— Думаю, что всё будет в порядке, — благодушно заметил государь.

Корнилов благодарно кивнул, улыбнулся про себя: случаев, чтобы Комитет георгиевских кавалеров ослушался царя, ещё не было, государь знал, что говорил.

Разговор зашёл и о дальнейшей судьбе Корнилова.

— Вы стали в России национальным героем, — заметил государь, — нет, пожалуй, газеты, которая не рассказала бы о вашем подвиге.

— К сожалению, газетам свойственно допускать преувеличения, — заметил Корнилов, — сделали из меня этакого Алёшу Поповича, а я никаких подвигов не совершил, я просто выполнил свой долг и постарался не нарушить клятву, которую дал: «За Веру, Царя и Отечество». Под этой клятвой стоит моя подпись.