Жизнь и смерть ордена тамплиеров. 1120-1314

В чем проявилось это влияние? Нам слишком часто повторяли, — основываясь на показаниях нескольких тамплиеров на процессе, — что св. Бернард дал ордену Храма устав, который сам же и составил. Но все эти свидетельства, позднейшие и редкие, отражают не историческую действительность, а приукрашенное представление тамплиеров о своем ордене. [27] Однако достаточно процитировать пролог самого устава:

Об обычае и установлении рыцарского ордена мы услышали на общем капитуле из уст названного магистра, брата Гуго де Пейена. И, сознавая всю малость своего разумения, мы одобрили то, что сочли за благо, а то, что показалось нам неразумным, отвергли. А все, что не могло быть сказано или записано нами на настоящем соборе… мы оставили на рассмотрение нашего досточтимого отца Гонория и благородного патриарха Иерусалимского Этьена де ла Ферте, которому известны дела восточной земли и бедных рыцарей Христовых. <…> Я же убогий Жан Мишель… написал эту страницу по распоряжению собора и преподобного отца Бернарда, аббата Клерво, которому было поручено и доверено это божественное служение.

27

K. Schottmuller. Der Untergang des Templerordens. Berlin, 1887. V. 2. P. 67; показания Жиро Беро 1 июля 1308 r. См. также, Trial… P. 137.

Если бы Бернард написал этот устав, тамплиеры не преминули бы похвастаться этим.

На самом деле, цистерцианское влияние проявилось совсем в другой плоскости. Не долго думая, историки указали на преемственность между бенедиктинцами и военными орденами; и лишь сравнительно недавно они обратили внимание на учение августинцев. В целом устав св. Августина являлся руководством для регулярных каноников кафедральной церкви. На первоначальном этапе новый орден был приписан к регулярным каноникам храма Гроба Господня в Иерусалиме. Однако очень скоро возникли разногласия, которые могут показаться парадоксальными, поскольку распространение общин регулярных каноников началось совсем недавно и, какказалось, полностью соответствовало планам григорианской реформы Церкви. Вспомним уже процитированный нами отрывок из произведения Эрнуля, которым долгое время незаслуженно пренебрегали: «И мы повинуемся священнику и не занимаемся военным ремеслом». Для новых рыцарей Христовых регулярные каноники были, в первую очередь и исключительно, клириками. Нужен же был новый подход, который примирил бы монашеские и священнические идеалы с с потребностями крестовых походов.

Цистерцианское монашество, возникшее в начале XII в. после «обращения» нескольких знатных юношей, пресытившихся мирской жизнью, сумело понять эти чаяния — тем не менее не поддавшись им. Св. Бернард был и остался монахом, но он помог тамплиерам найти свою особую нишу. Вообще говоря, роль Сите в возникновении большей части военных орденов XII и XIII вв. ныне оценивается достаточно высоко. [28]

Равным образом, орден Сито старался воздействовать прямо на души, чтобы вдохнуть в мирян дух цистерцианства. Григорианская реформа приступила к выполнению амбициозной программы христианизации общества. Первая фаза была нацелена на нравственное оздоровление самой Церкви (борьба против симонии и конкубината среди священников) и клирикализацию монашеского сословия (это была задача монастыря Клюни). Она освободила клириков от опеки мирян, вознеся первых высоко над вторыми. На втором этапе григо-рианцы пожелали распространить реформу нравственности на мирян, например предложив им образец святости — рыцаря Христова. Верный этому плану, орден Сито сумел насадить фундаментальное представление о том, что нет спасения души без внутреннего перерождения, к какому бы сословию общества ни принадлежал человек и какую бы функцию он ни выполнял по воле Создателя. Св. Бернард был достаточно чуток к реалиям общества своего времени, чтобы не требовать от всех, чтобы они шли его путем. Он разработал другие пути к спасению, и в том числе дорогу, избранную тамплиерами.

28

G. de Valous. Quelques observations sur la toute primitive observance des templiers et la Regula pauperum commilitinum Christi Templi Salomonis // Melanges saint Bernard. Dijon, 1954. A. Linagr Conde. Tipologia de vida monastica en los ordenes militares // Yermo, 12 (1974).

Его понимание и помощь оказались чрезвычайно полезными и действенными в момент этого подлинного кризиса самосознания, который потряс новое воинство ко времени собора в Труа (незадолго до и после него, если быть точным).

Кризис

Примирить монашеский и рыцарский идеал? Устав 1128 г. добился этого, по крайней мере, в теоретическом плане. Но, даже будучи плодом девятилетнего опыта, мог ли устав дать ответ на все вопросы, которые здесь, на земле, в Иерусалиме, волновали братьев из воинства Христова? Разумеется, нет. Знаменитый текст св. Бернарда «De laude novae militiae» («Похвала новому воинству») следует понимать как ответ на жгучие вопросы общины, переживающей кризис идентичности.

Чтобы проанализировать этот кризис, нужно убедить себя в том, что брат из воинства бедных рыцарей Христовых — а именно так именовал себя орден — не является грубым солдафоном, скрывающим черноту своей души под красивым белым плащом Сито, который ему позволено было носить по решению собора в Труа (разве не так одевались монахи Сито?). Он искренне жаждал спасения. Конечно, впоследствии орден стал менее требовательным при приеме новых членов, но в 1130 г. орден Храма еще не был похож на Иностранный легион. При этом было бы совершенно неправильно видеть в тамплиерах всего лишь военизированных цистерцианцев, идеалом которых было монашество и созерцательная жизнь, а служение с оружием в руках представляло собой лишь перерыв в аскетическом, по сути, существовании. [29] Монах или воин? Нет, монах и воин. В этом-то и заключается проблема.

29

Я здесь воспроизвожу некоторые неожиданные формулы из спорной работы D. Seward. The Monks of War: The Military Religious Orders, Londres, 1972.

В течение двух лет, с 1127 по 1129 г., Гуго де Пейен отсутствовал, находясь на Западе. А на Святой земле тамплиеры по-прежнему сгибались под тяжестью непосильной задачи: гораздо чаще, чем они, возможно, желали, им приходилось пускать в ход оружие, сражаться, убивать. Были ли они уверены, что все убитые ими разбойники и грабители были неверными? Бок о бок с ними жили местные христиане. Бог узнает своих? В 1130 г. эти слова, произнесенные во время разгрома Безье в начале альбигойского крестового похода, еще не были в ходу. Было ли у тамплиеров право убивать? Именно этот вопрос подрывал боевой дух братьев нового ордена. В 1129 г. они впервые сражались как настоящие солдаты и были разбиты, понеся большие потери. Это было тяжелое испытание, физическое и моральное, как для них самих, так и для латинских государств, которые только что получили значительное подкрепление, прибывшее с Запада вместе с Гуго де Пейеном.

Должно быть, тамплиеры ощущали этот кризис сознания еще более живо оттого, что знали: их выбор, хотя и одобренный высшими церковными властями, не получил единодушного признания. Даже в Церкви многих тревожило это «новое безобразие», каковым представлялось им новое воинство. Жан Леклерк, задавшись вопросом об отношении св. Бернарда к войне, приводит мнение одного цистерцианца по имени Исаак Стеллийский: «Если что-то можно сделать законным путем, то не появится ли искушение делать это с удовольствием?». — Исаак не обвиняет — он сомневается. [30]

30

J. Leclercq. Saint Bernard's Attitude Toward War. P. 29.

Другой показательный текст, раскрывающий то, какие вопросы волновали определенные круги, — это адресованное Гуго письмо от Гига, приора Гран-Шартрез, вероятно написанное в 1128 г.:

Поистине, мы не можем призывать вас к материальным войнам и зримым сражениям; еще менее мы способны воодушевлять вас на битвы духа, которые составляют наше ежедневное занятие, но мы хотим, по крайней мере, предупредить вас, чтобы вы к этому стремились. В самом деле, бесполезно атаковать внешнего врага, если сначала не побежден внутренний… Так завоюем же самих себя, возлюбленные друзья, и тогда сможем без опасений сражаться с врагами вовне. Очистим наши души от пороков и тогда сможем очистить землю от варваров.

И чуть далее Гиг цитирует Послание к эфесянам:

«потому что наша брань не против крови и плоти, написано в том же месте, но против начальств, против властей, против миропровителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Эф. 6,12), то есть против пороков и их подстрекателей — демонов. [31]

Ощущая эту настороженность и получая известия о проблемах своих братьев за морем, Гуго де Пейен перешел в контрнаступление.

Прежде всего он обратился к тамплиерам. В рукописи, которая хранится в Ниме, находится письмо, написанное неким Гуго Грешником (Peccator) к своим братьям воинам Христовым (milites Christi). В рукописи это письмо дополнено вариантом устава ордена Храма и копией «Похвалы» св. Бернарда. Вначале это письмо приписывали Гуго Сен-Викторскому. Жан Леклерк, основываясь на явной связи между письмом и «Похвалой», посчитал, что этот текст написан Гуго де Пейеном. [32] Недавнее исследование Йозефа Флекенштайна снова поставило под сомнение эту идентификацию. По мнению Флекенштайна, автор письма слишком сведущ в каноническом праве, чтобы его можно было отождествить с Гуго де Пейеном. Тем не менее заботы у Гуго Грешника и магистра ордена Храма совпадают: де Пейен вполне мог бы подписаться под эти письмом. [33]

31

Lettres des premiers chartreux. Sources chretiennes. 1962. P. 155–160.

32

J. Leclercq. Un document sur les debuts des templiers // Revue d'histoire ecclesiastique, 52 (1957).

33

J. Fleckenstein. Die Rechtfertigung der geistlichen Ritterorder nach der Schrift De laude militiae Bernards von Clairvaux // Die geistlichen Ritterorden Europas… S. 9–22.

В этом письме идет речь о том, что кое-кто порицает рыцарей Христовых за их «военное ремесло», пагубное занятие, которое не может вести к спасению, так как оно отвлекает их от молитвы. Эти упреки задевают тамплиеров и порождают в их сердцах сомнения, однако они необоснованны и являются кознями лукавого. Сомнения нужно отбросить, ибо они суть признак гордости. Смирение, чистосердечие, бдительность — нужно исполнять свой долг, не позволяя себя смущать. Цель ордена состоит в том, чтобы бороться с врагами веры, защищая христиан.

В общем, это текст, призванный поддержать священное воодушевление. А возможно, еще и предостеречь паству от пагубного влияния инакомыслящих?

Но Гуго де Пейен на этом не остановился — ведь под сомнение была поставлена сама законность существования ордена — через каких-то десять лет после его основания… В этот момент он обращается к св. Бернарду, общепризнанному авторитету в христианском мире. Тот отвечает своему другу заслуженно знаменитой «Похвалой»:

Если я не ошибаюсь, три раза ты просил меня, дражайший Гуго, написать проповедь с поучением для тебя и твоих соратников. <…> Ты сказал мне, что для вас было бы истинной поддержкой, если бы я воодушевил вас своим посланием, раз не могу помочь вам оружием.