Жизнь и учение св. Григория Богослова
Шрифт:
Жить в нищете, домогаясь славы" "…
"Деньги для людей драгоценнее всего" ";
"Нет ничего более жалкого, чем нищий человек" ";
"Без меди и Феб не прорицает" "…
Но одобряй следующие мудрые изречения:
"Если от недоброго дела получаешь прибыль,
Считай, что это — залог несчастий" ";
"Не во всем ищи выгод, но сдерживай себя" ";
"Страшно добиваться успеха неправедными способами" "…
"Хоть и бедняк, а богат добродетелью" "… [334]
334
PG 37, 706–708 = 2.184–185.
Мы не будем пересказывать многочисленные истории из жизни философов, которые встречаются в сочинениях Григория Богослова. Подчеркнем лишь, что он рассматривает эти истории как богатый дидактический материал, на котором он сам был воспитан и который, как он считает, содержит много назидательных примеров. Поскольку истории
"Христианское любомудрие" "
Обратимся теперь к тому, что на языке Григория называется христианской философией–любомудрием, к его концепции философского образа жизни. [335] Как мы помним, Григорий любил говорить о себе самом как философе, о том, что он" "философствует в безмолвии" ", о том, что жизнь философа предпочтительнее для него, чем что бы то ни было иное. Итак, о какой" "философии" "идет речь в данном контексте?
335
О значении термина" "философия" "в языке Каппадокийцев см. Pelikan. Culture, 177–183.
Прежде всего, речь идет о философии, которая имеет небесное, а не земное происхождение, она есть плод Божественного Откровения, а не человеческих исканий: этим она коренным образом отличается от языческой. Христианское учение, говорит Григорий, излагается" "догматически, а не состязательно, по способу рыбаков, а не по–аристотелевски, духовно, а не хитросплетенно, по законам Церкви, а не рынка, для пользы, а не напоказ" ". [336] Предметы христианской философии — мир, материя, душа, ангелы и демоны, воскресение, суд, возмездие, страдания Христовы и, наконец, сам Бог. [337] Христианская философия есть ни что иное, как богословие: философствовать значит размышлять о Боге и познавать Его, насколько такое познание возможно человеку. [338]
336
Сл. 23, 12, 11–14; SC 270, 304–306 = 1.334.
337
Сл. 27, 10, 12–23; SC 250, 96=98 = 1.391.
338
Сл. 27, 3, 1–27; SC 250, 76–78 = 1,386–387.
Речь также идет о философии как некоем высшем призвании человека, как образе жизни, который сродни монашеству и к которому призваны немногие избранные:"Вести образ жизни философа (philosophein) - как выше всего, так и труднее всего, и немногие способны к ней, а только те, кто призваны к этому великим Промыслом Божиим, который подает предызбранным руку помощи" ". [339] Истинная философия есть любовь к благу — не ради будущих наград, но ради самого блага. [340] Она есть путь к вершинам богопознания — отрешение от мира, пребывание с Богом, восхождение через низшее к высшему, приобретение постоянного и вечного посредством скоропреходящего. [341]
339
Сл. 7, 9, 27–30; SC 405, 202 = 1.165.
340
Сл. 4, 60, 5–7; SC 309, 168 = 1.87.
341
Сл. 43, 13, 30–33; SC 384, 146 = 1.611.
Наиболее полно учение о христианской философии изложено Григорием в Слове 25–м,"В похвалу философа Ирона" ". Приветствуя прибывшего в Константинополь Ирона–Максима — того самого, который вскоре станет его злейшим врагом — Григорий говорит о том, как античное философское наследие, в частности киническая философия, может в жизни человека сочетаться с христианским благочестием. Синтез античной мудрости и благочестивого образа жизни, философского поиска и богословского откровения, разума и веры, философии и христианства — вот основная тема Слова. Добавим, что образ христианина в философской мантии, созданный Григорием в 25–м Слове, не может не напомнить нам об Иустине–философе, который за два столетия до Григория тоже трудился над созданием синтеза между христианством и философией.
Григорий говорит об Ироне как" "любителе мудрости" "(philosophos), а о себе — как" "служителе мудрости" "(sophias therapeutes). [342] Григорий приглашает Ирона встать рядом с ним у священного Престола, на котором приносится евхаристическая жертва и совершается посредством Евхаристии обожение человека. [343]
Тем самым подчеркивается родство между философией и богослужением: в видении Григория философ стоит рядом со священником, любитель мудрости рядом со служителем Софии–Христа. Задача обоих — восхвалять добро, не отставать друг от друга в добродетели и стремиться к блаженству. [344]342
Сл. 25, 1, 1–3; SC 284, 156 = 1.357.
343
Сл. 25, 1, 2, 19–22; 160 = 1.359.
344
Cл. 25, 1, 17–20; 158 = 1.358.
Григорий называет Ирона" "гражданом всей вселенной" "как киника,"поскольку не позволяет киническая философия ограничиваться узкими пределами" ". [345] Говоря о жизни своего героя, Григорий подчеркивает, что он — философ по призванию, причем сознательно избравший христианское" "любомудрие" "вместо языческого:
Когда пришло ему время избрать род жизни.., узревает он нечто великое, смелое и превышающее уровень многих людей. Роскошь он презирает, а также богатство и власть… Философии же посвящает себя, госпоже над страстями, мужественно стремится к добру, отрешается от материального прежде разложения материи, возвышается над видимым, величием природы и благородством выбора прилепившись к непреходящему. А когда уже он был так настроен, тогда не счел даже нужным рассуждать о том, какую лучше избрать философию: внешнюю, играющую тенями истины под видом и личиной философии, или нашу, кажущуюся смиренной, но внутренне возвышенную и ведущую к Богу. Напотив, от всего сердца избирает он нашу, совершенно не обратив разума к худшему и не увлекшись изяществом слога, о котором так заботятся эллинские философы. [346]
345
Сл. 25, 3, 19–20; 162 = 1.359. Диоген Синопский" "единственным государством для себя считал весь мир" ". О себе он говорил:"Я — гражданин мира" ". См. Диоген Лаэртский. О жизни VI, 72; VI, 63.
346
Сл. 25, 4, 2–25; 164 = 1.360.
Под" "нашей философией" "Григорий подразумевает здесь христианскую веру, которой противопоставляется внешнее изящество и внутренняя пустота греческой философии. Однако" "наша философия" " — это не только доктрина, учение, образ мыслей: это также образ жизни, а именно тот, при котором уединение, полу–отшельничество сочетается со стремлением приносить пользу обществу. Развивая традиционную со времен античности тему созерцания и деятельности, [347] Григорий говорит об истинном философе как человеке, который стремится сочетать и то и другое:
347
Об этой теме у Григория см. Љpidlik. Grйgoire, 113ff.
Он видел, что жизнь пустынническая, отшельническая, сопровождающаяся удалением и отчуждением от людей, велика, высока и превышает все человеческое; однако она предназначена только для самих преуспевающих в ней и отрицает общение и человеколюбие, свойственные любви, которая, как он знал, есть одна из наиболее достохвальных добродетелей; кроме того, такая жизнь не подвергается проверке, так как лишена упражнения в конкретных делах и потому несравнима с другими родами жизни. Жизнь же общественная, среди других, напротив, и служит испытанием добродетели, и распространяется на многих, и ближе подходит к Божиему домостроительству, которое сотворило все и связало любовью, которое и наш род, отпавший от блага из-за прившедшего зла, снова призвало благодаря соединению и общению с нами. [348]
348
Сл. 25, 5, 1–13; 166 = 1.360–361.
Иначе говоря, общественная жизнь более соответствует новозаветному Откровению; претворить в жизнь евангельские заповеди можно только живя среди людей; вне общества активное доброделание невозможно. Нельзя не вспомнить, читая эти строки, что вопрос о том, какой образ жизни следует предпочесть — созерцательный или деятельный — стоял весьма остро для самого Григория, когда он думал о выборе пути после окончания Афинской Академии.
Итак,"наша философия" " — это, во–первых, правая вера, во–вторых, сбалансированный образ жизни, совмещающий созерцание и деятельность на пользу ближним. Каково соотношение этой философии с учением античных философов? Григорий весьма категоричен в своем утверждении о том, что христианину следует" "отослать" "подальше от себя большинство древних философских систем; он может лишь заимствовать некоторые положительные свойства древних философов, в частности киников. Ирон, по словам Григория, именно так и поступил, отвергнув в античной философии все, что противоречило христианскому учению и образу жизни, и сохранив лишь то, что этому не противоречило: