Жизнь и время Чосера

Внешне темой Гауэра является тут любовь, и, подобно Чосеру (и Августину за десять веков до него), он, разрабатывая эту тему, отождествляет Женщину с земной жизнью. Подобно тому как придворный влюбленный, потерявший голову от любви к чужой жене, может пожелать, чтобы его дама сердца дала ему больше того, на что он вправе рассчитывать, так и чувственный, духовно ограниченный человек может захотеть получить от земной жизни больше, чем позволяет ему провидение. Так в чем же истинное назначение земной жизни? «Держитесь с ней отчужденно, – говорит нравственный Гауэр. – Пусть ваше рукопожатие будет легким, как бы поспешным, но ни в коем случае не крепким». Иными словами, отнюдь не любовь является темой Гауэра; любовь служит ему только отправным пунктом для перехода к догматам веры. Как и в более ранних своих поэмах, «Зерцале размышляющего» и «Гласе вопиющего», Гауэр с интересом наблюдает добродетели и пороки мира сего и стремится дать хороший совет. Не такая уж плохая программа, но только не следует смешивать ее с программой Джеффри Чосера.

Чосер был певцом любви – подлинным, а не кажущимся. Всякий человек может в ту или иную пору своей жизни разделять взгляд Гауэра на любовь – широкий, зрелый, философский. Так же смотрит на любовь и молодой Троил; но вот его грудь пронзает незримая стрела; он чувствует в сердце острую, отнюдь не воображаемую боль, муку пополам с невыразимой радостью, которую испытывал каждый из нас, и ему ничего не остается, как очертя голову устремиться навстречу любви, что бы ни говорили религия и философия. Так происходит почти во всех поэтических произведениях Чосера. Он не пересказывает хвастливых историй о подвигах рыцарей короля Артура (если не считать комической любовной истории, рассказанной батской ткачихой), не предлагает грандиозных изображений человека, как Ленгленд или Гауэр в «Зерцале» или «Гласе вопиющего». Он пишет о счастливых и несчастных влюбленных, соблазнителях, верных мужьях, обезумевшем вдовце, злобном гомосексуалисте и – снова и снова – о прилежном и уравновешенном философе, размышляющем о любви и пытающемся найти несомненные истины в мире, где нет ничего несомненного, о себе. H даже когда он пишет о других вещах: проделках жуликов – кармелитов и приставов церковного суда, – мученичестве святой, невзгодах богачей и горестях бедняков или же о конфликте господ и подданных, – ключом к пониманию неизменно служит философия любви в широком боэцианском смысле [26] (о которой мы еще будем говорить далее).

26

Боэций, или, точнее, Аниций Манлий Северин (480–524) – позднее римский философ и государственный деятель. В трактате «Утешение философское», написанном в тюрьме в ожидании казни и окрашенном в стоические тона, развивает христианские и неоплатонические идеи, толкует о ничтожестве земных благ, преимуществе чистой совести, душевного спокойствия и любви к ближнему. Трактат пользовался широкой известностью в средние века и оказал влияние на литературу.

Итак, напрашивается вопрос: какова же была позиция Чосера по отношению к любви? Считал ли он вслед за Августином, жившим за много столетий до него, что любовь бывает либо благотворительной, в старом значении слова – бескорыстной, исполненной сострадания и желания помочь, либо плотской, то есть резко эгоистичной? Или же он, подобно Платону, склонялся к мнению, что любить женщину, или кольцо с изумрудом, или что-либо еще – значит обладать способностью к более благородной и возвышенной любви? Сказать, что Чосер занимал в этом вопросе сугубо августинианскую позицию, значило бы отнести его к разряду средневековых поэтов в том догматически узком понимании средневековья, которое было порождено в основном эпохой Возрождения. Сказать же, что он склонялся (больше, чем Августин) к платонизму, что он находил способы, оправдывать лежащую в основе человеческой натуры любовь к жизни – к породистым скакунам, красивым женщинам, верным друзьям, – значит отождествить творчество Чосера с тем аспектом средневековья, который достиг полного, или, во всяком случае, вполне осознанного, расцвета в эпоху Возрождения и который мы обычно связываем с понятием «современный». В жизни Чосер, конечно, вовсе не обязательно должен был стать либо августинианцем, либо платоником (да и само это противопоставление ложно). Людям, в том числе и гениям, чаще всего не свойственно доктринерство. В большинстве своем люди, даже мудрейшие из них, просто-напросто плывут по течению, воздерживаясь от высказывания определенных мнений, строя догадки и предположения, с надеждой хватаясь за то, что можно использовать в данный момент, вслепую перебирая эмоцию за эмоцией вплоть до гробовой доски. И это было особенно верно в отношении людей, живших в конце XIV века, после того как Уильям Оккам [27] разрубил узел, связывавший науку с религией. Картина упорядоченного мироздания, нарисованная Фомой Аквинским [28] в «Сумме теологии» – сочинении, написанном в XIII столетии, – оказалась чуть ли не полностью отвергнутой, во всяком случае в Англии, под одновременным натиском идей Роберта Гростеста [29] и Роджера Бэкона, [30] которые благодаря открытиям в области оптики обнаружили, что в мире нет ничего определенного, за исключением знаний, полученных через богооткровение в Библии, но даже и тут предпринимались попытки применить историко-критический подход. Эта средневековая формулировка принципа неопределенности стала идеей огромного значения для своего времени, а в XIV веке ее значение еще больше возрастало благодаря ознакомлению с ней более широкого круга лиц. Оксфордские философы – ученики Бэкона (с некоторыми из них Чосер, вероятно, дружил) – донесли эту идею до сознания своих образованных современников, и она чувствительным нервом проходит через все творчество Чосера. Глубокая неуверенность в миропорядке (лишь божеская любовь и милосердие не ставились им под сомнение) была одной из причин, позволивших Чосеру скептически относиться к суровым старым богословским учениям, утверждать в своем творчестве земную жизнь и воспевать любовь так, как это не смог бы сделать поэт, меньше знакомый с современной наукой и философией, – Джон Гауэр, например.

27

Уильям Оккам (ок. 1285–1349) – средневековый английский теолог, логик, церковно-политический писатель и философ, крупнейший представитель номинализма. Утверждал, что понятия, не сводимые к интуитивному знанию и не поддающиеся проверке опытом, должны исключаться из науки. Им сформулирован принцип «Сущности не следует умножать без необходимости», получивший наименование «бритвы Оккама». Он выступал за разделение сфер философии и теологии; в политике – против папских притязаний на светскую власть.

28

Фома Аквинский, или Фома Аквинат (ок. 1225–1274) – средневековый итальянский философ и теолог, крупнейший представитель идеалистической философии католицизма. Монах-доминиканец, доктор Парижского университета, он читал курсы лекций в Париже, Кёльне, Риме, Болонье, Неаполе. Главные сочинения – «Сумма против язычников», «Сумма теологии» и «Комментарии к сочинениям Аристотеля». Фома Аквинский отступал от господствовавшего в католической философии платоновского направления и положил в основу своего учения идеи Аристотеля, приспособив их к христианскому вероучению. Философ-энциклопедист, он упорядочил и завершил систему средневековой схоластики. Католическая церковь причислила его к «учителям церкви» и в 1323 г. канонизировала как святого.

29

Роберт Гростест (? – 1253) – английский церковный деятель и ученый, первый ректор Оксфордского университета, перевел с греческого ряд богословских и философских сочинений, и в частности «Никомахову этику» Аристотеля. Выступал против папских посягательств на вмешательство в дела английской церкви.

30

Роджер Бэкон (ок. 1214–1292) – средневековый английский ученый-естествоиспытатель, философ, математик, профессор Оксфордского университета. Отдавая в своих работах дань алхимии, астрологии и магии, Роджер Бэкон одновременно выдвинул ряд смелых научных догадок и сделал важные открытия в области оптики. Считал основой всякого познания опыт и стремился отделить философию от богословия.

Мы видим, что интуитивно удовлетворяющее нас традиционное представление о Чосере, согласно которому он был не мрачным сатириком, презиравшим все земное, а добродушным и исполненным сочувствия к людям юмористом, слугой возлюбленных, как он сам называл себя в «Троиле», человеком, радовавшимся жизни и влюбленным в нее, хотя порой настроенным к ней весьма критично, по-прежнему сохраняет – во всяком случае, в общих чертах – свою достоверность. Оно согласуется и с историей жизни самого Чосера, и с характером того общества, в котором он вращался, и с его поэзией. В антитезе Роджера Бэкона «опыт» (научный эксперимент или прямое наблюдение) против «авторитета» Чосер был прежде всего на стороне живой жизни, хотя и к авторитету относился со здравым уважением, благодаря чему в свой ненадежный век сумел сохранить голову на плечах. Традиционное представление о Чосере, кроме того, согласуется с многочисленными данными, свидетельствующими о том, что эмоционально Чосер был теснее всего связан с тем течением средневековой мысли, представители которого – Боэций, Макробий и Бонавентура, [31] – исповедовавшие своего рода христианский неоплатонизм, рассматривали (подобно Платону) земную жизнь как лестницу, ведущую человека к богу (с помощью поста и молитвы, добавил бы Бонавентура). Чосер одинаково умел ладить и с этим, и с тем светом, с жизнью земной и грядущей, хотя ему было лучше, чем кому бы то ни было, известно, кик трудно тут сохранить надлежащее равновесие.

31

Джованни Бонавентура (1221–1274) – итальянский философ-мистик, представитель средневековой схоластики, глава францисканского ордена. Будучи последователем августиновского неоплатонизма, развивал учение об условиях и ступенях созерцания бога; условием познания истины считал благочестивую жизнь и молитву.

У Чосера был наблюдательный, критический ум, о чем свидетельствует вся его поэзия. Ни один недостаток в мужчине, женщине или стихотворении не ускользал от его внимания. Но, подмечая эти недостатки, он больше развлекался, чем осуждал. Ему доставлял истинное удовольствие окружающий зеленый средневековый мир со всеми его обитателями; он извлекал наслаждение даже из скверных стихов, которые под старость часто пародировал, иронически восхваляя их. Пусть другие насмехаются над слабыми виршами, приводящими в восторг не слишком утонченных английских феодалов, – он, Чосер, видел, какие возможности повеселиться и подурачиться таят в себе эти скачущие размеры и хромающие рифмы. Вот почему, невзирая на всю свою репутацию «серьезного» поэта, он мог весело написать:

Внемлите, судари! Сейчас Я вам поведаю рассказ Веселый и забавный Жил-был на свете сэр Топас, В турнирах и боях не раз Участник самый славный [32]

В мрачную, тревожную эпоху, какой она видится нам из сегодняшнего дня, Чосер был спокойным оптимистом, ясно мыслившим, полным веры. При всей своей любви к иронии – оттенок иронии лежит на всех его поэтических произведениях – он утверждал земную жизнь (не говоря уже о будущей) каждой клеточкой своего большого сердца. Радость, удовольствие без малейшей примеси сентиментального простодушия – таково впечатление, которое по сей день оставляет поэзия Чосера и личность автора, встающая со страниц его поэм. Это не бесхитростная доверчивость легковерного человека в легковерный век: никакой другой поэт не писал более проницательно об обескураживающей сложности бытия. Но, несмотря на все смутные движения ума и сердца, несмотря на всю неясность грандиозного замысла господня, жизнь была в глазах Чосера великолепна, но, к сожалению, слишком коротка. H когда мы читаем его теперь, шесть столетий спустя, он нас немедленно убеждает.

32

Чосер Джеффри. Кентерберийские рассказы. M, Художественная литература, 1973, с. 198 – (Библиотека всемирной литературы) – Перев, с англ. И. Кашкина и О. Румера. – Всюду далее цитаты приводятся по этому изданию.

Я почти не касался в этом введении той специфики, с которой читатель столкнется в ходе чтения книги. Как я уже говорил, время от времени речь будет идти о конкретных моментах истории Англии XIV века. Как дипломат и любимый придворный, поэт Чосер находился в центре многих исторических событий своей эпохи, и его непосредственно затрагивали крутые повороты истории. Даже те события, в которых он сам и не принимал участия, иногда способны пролить свет на его личность и его творчество. Что касается моей версии жизнеописания Чосера, то я стремился не к сногсшибательной оригинальности, а к полноте, точности и, насколько возможно, писательской живости в изложении фактов. Иными словами, я старался придать своему повествованию интересную форму, ориентироваться на лучшие авторитеты и избегать распространенных ошибочных представлений. Не раз высказывались догадки, что Чосер родился в небогатой семье; что он был неудачно женат; что на склоне лет он много болел и его поэтический дар угас; что, будучи человеком расточительным, он умер в бедности или даже – как полагали такие его ранние биографы, как Уильям Годвин, [33] – в тюрьме. Вероятно, в некоторых случаях так и не удастся неопровержимо доказать, что одни биографы были правы, а другие ошибались, но я в моей версии биографии Чосера – местами гипотетической и, как правило, опирающейся на труды других исследователей – утверждаю, что все перечисленные выше догадки не соответствуют действительности. Чосер был сыном сравнительно богатых родителей и благодаря прилежанию, юридическим способностям, уму и необычайному обаянию, которым не мог не обладать посланец в Италию (однажды он ездил туда, чтобы занять для короля денег), он всю жизнь преумножал свои богатства – во всяком случае, на бумаге, ибо во времена Чосера не так-то легко было иной раз получить деньги, которые тебе задолжало правительство. Каковы бы ни были обстоятельства его женитьбы на Филиппе Роэт – мы довольно подробно рассмотрим эту любопытную историю позже, – Чосер был счастлив в браке, любил своих детей и преданно относился к своему давнему другу, а впоследствии свояку – Гонту. Чосер почти до самой смерти был здоровым, сильным, энергичным человеком, в политике он придерживался консервативных взглядов, опасался крестьянской стихии (как потому, что ему было что терять, так и по другим причинам) и не доверял усиливавшейся палате общин, даже когда сам заседал в ней. Он был не только роялистом в широком смысле этого слова, не только членом партии короля, но и таким приверженцем королевской власти, который готов был пойти на риск тесного политического содружества с Ричардом II, несмотря на угрозы выступивших против короля феодалов. Последние годы своей жизни Чосер провел, устраивая свои пошатнувшиеся дела, занимаясь – без особого энтузиазма – юриспруденцией и выполняя поручения короля. В перерывах между этими занятиями он, когда было время и настроение, перерабатывал и шлифовал всю совокупность своих поэтических произведений, многие части которой он так и не успел привести в порядок. Чосер умер, оставив некоторые свои вещи незавершенными, сняв концовки у других, не поместив большие фрагменты в предназначавшийся для них контекст. Умер он от старости. (Ему было тогда пятьдесят девять или шестьдесят лет, но его шестьдесят нельзя равнять с нынешним шестидесятилетним возрастом. В шестьдесят пять лет Эдуард III, этот закаленный воин, превратился в дряхлого, слабоумного старика.)

33

Уильям Годвин (1736–1836) – английский писатель, публицист и историк, автор четырехтомного «Жизнеописания Джеффри Чосера» (1803).

Рассказывая о жизни Чосера, я с неизбежностью буду касаться там и тут его поэзии, благодаря которой, собственно, и вызван наш интерес к личности этого мудрого и мягкого королевского чиновника. Однако моя книга не литературоведческое исследование поэзии Чосера. Иной раз его стихи бросают свет на факты его биографии, иной же раз – причем чаще, чем это признают современные литературоведы, – они впрямую комментируют поступки людей, события и идеи языком, понятным его читателям-современникам. Главная причина, по которой я стараюсь не вдаваться здесь в разбор поэзии Чосера, заключается в том, что я надеюсь написать о ней так подробно, как она того заслуживает, в следующий раз.

Глава 1 Родословная Чосера и несколько слов об истории Англии XIV века

Джеффри Чосер родился, скорее всего, в 1340 году, а возможно, где-нибудь в начале 1341 года или незадолго до 1340 года. Назывались и другие даты – начиная от 1328 года (считать эту дату годом рождения Чосера предложил комментатор елизаветинской эпохи Спейт, и его предположение потом некритически принималось на веру целые столетия) и кончая 1346 годом, – но профессор Джордж Уильяме, проанализировав все имеющиеся данные, внес в этот вопрос достаточную ясность, не допускающую сколько-нибудь обоснованных сомнений. [34]

34

George Williams. A New View of Chaucer (Durham, North Carolina, Duke University Press, 1965, p. 10–16). Целый ряд исследователей, и в том числе Дж. М. Мэнли, полагает, что Чосер родился позже – в 1345 или 1346 году, – ссылаясь в обоснование своей точки зрения главным образом на то, что его поэма «Книга герцогини», написанная не ранее 1369 года, является-де слишком незрелым произведением для поэта почти тридцатилетнего возраста; однако все литературоведы, исследовавшие в последнее время поэму, в один голос утверждают, что на самом деле это один из маленьких шедевров Чосера, вещь тонкая и вполне зрелая.

В качестве другого довода в обоснование той точки зрения, что Чосер родился около 1345 года, приводят общепринятую в прошлом версию, согласно которой в 1357 году Чосер был пажом при дворе графини Ольстерской. Проведенный Уильямсом аналитический разбор этой версии слишком сложен, чтобы пытаться, хотя бы коротко, изложить его здесь, но он пришел к следующему справедливому заключению: «Расходные книги двора графини не доказывают и даже не подкрепляют гипотезу о том, что в 1357 году Чосер был пажом и, следовательно, мальчиком, не достигшим шестнадцатилетнего возраста. В действительности эти записи свидетельствуют лишь о том, что в 1357 году он являлся служителем младшего ранга и, по всей вероятности, не пажом» (р. 13).

Как записано в официальных судебных протоколах процесса, проходившего в 1386 году, Чосер «носил оружие в продолжение двадцати семи лет», то есть с 1359 года. Поскольку королевскими призывами набирались в армию все годные к военной службе мужчины в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет, эта судебная запись истолковывалась в качестве доказательства того, что он впервые надел оружие в 1359 году и, следовательно, достиг в этом году шестнадцатилетнего возраста. Уильямс доказывает ошибочность этой теории: «По существу, после 1355 года не предпринималось военных походов, в которых Чосер мог бы принять участие (если не считать неофициального набега Черного принца во главе своей собственной частной армии в 1356 году). Иными словами, у Чосера просто не было случая выступить с оружием в руках на службе короля до осени 1359 года, если только он не родился раньше осени 1339 года. Следовательно, из этой записи в протоколах суда явствует только то, что осенью 1359 года Чосеру было по меньшей мере шестнадцать лет, но по ней невозможно определить, было ли ему только шестнадцать или несколькими годами больше» (р. 13–14). На мой взгляд, тот факт, что некоторые англичане, случалось, поступали на военную службу в пятнадцатилетнем возрасте, как это, по-видимому, сделал отец поэта, на самом деле не подрывает аргументацию Уильямса.

В заключение Уильямс пишет: «Единственный вывод, который позволяет нам сделать эта запись, состоит в том, что Чосер родился ранее 1346 года. Но, учитывая тот факт, что в 1360 году он занимал ответственное положение при дворе принца Лионеля и что должность придворного наверняка не могла быть предоставлена зеленому юнцу, мы должны исходить из того, что в 1360 году Чосеру было как минимум двадцать лет. Иначе говоря, он родился не позже 1340 года или, может быть, самого начала 1341 года, а возможно, чуть раньше 1340 года» (р. 16).

Мэнли, Рикерт и другие («Факты биографии Чосера» под редакцией Мартина М. Кроу и Клэр Олсон – сборник материалов, составленный Джоном М. Мэнли и Эдит Рикерт при участии Лилиан Дж. Редстоун и проч. London, Oxford University Press, 1966, называемый в дальнейшем Life-Records), приводят аргументы, разработанные еще до опубликования результатов анализа Уильямса, в соответствии с которыми относят вероятную дату рождения Чосера «скорее уж ближе к 1345, чем к 1340 году» (р. 9, п. 1). Примечания автора.

Отец Чосера, Джон Чосер, родился в 1312 или 1313 и умер в 1366 году. Это был богатый и влиятельный виноторговец, «гражданин Лондона», как он с гордостью себя называл. Он достиг мастерства в своем ремесле и являлся членом гильдии. В средние века в мире жило гораздо меньше людей, чем сейчас. Все чиновники короля Эдуарда, по-видимому, были знакомы друг с другом – во всяком случае, знали друг друга в лицо. Даже в таком большом по тем временам городе, как Лондон (совсем крохотном по сравнению с современным Лондоном, но очень тесно заселенном: лондонцы жили скученно в маленьких комнатушках, точь-в-точь цыплята в корзине на рынке), большинство людей всю жизнь проводило в своих кварталах, общаясь в основном лишь с соседями да еще с уличными торговцами и лавочниками, торговавшими овощами и фруктами, кухонной утварью и хозяйственными мелочами. Кожевники общались с кожевниками, виноторговцы – с виноторговцами. Богачи, как правило, водили компанию с богачами: с одними встречались на вечеринках, с другими по-соседски дружили. Жили они в спокойных и более благоустроенных районах своих ремесленных кварталов, в больших, основательной постройки домах, куда с появлением достатка сбегали от шума, вони и тесноты районов, населенных бедным людом, в которых к тому же можно было стать жертвой нападения темных личностей, обитающих «в предместьях городских, в трущобах», где, как напишет потом Чосер в «Прологе слуги каноника» из «Кентерберийских рассказов»:

Таясь до времени, забились в норы По тупикам грабители и воры, Где, днем не смея носа показать, К ночи на промысел выходит тать.

Во всем Лондоне насчитывалось тогда около 40 000 жителей. Он не походил на нынешний гигантский Лондон, в котором простирающиеся на мили и мили кварталы дешевых жилых домов и фабричные районы окружают изысканный, весь в арках и колоннах, исторический центр. Это был обнесенный стенами город с живописными парками и садами, с легким доступом к рекам и полям, с витавшими в воздухе запахами сена и конского навоза – куда более приятными, чем запахи наших современных городов. Хотя дома в средневековом Лондоне отапливались дровами, а с уборкой мусора дело обстояло плохо, город все равно выглядел, как описывал его столетия спустя Уильям Моррис, [35] «миниатюрным, белым и чистым» – по крайней мере относительно.

35

Уильям Моррис (1834–1896) – английский писатель, художник и теоретик искусства. В творчестве тяготел к средневековым мотивам; издал «Сочинения Джеффри Чосера» по образцу инкунабул, основал (1867) Общество по охране старинных зданий.