Жизнь как загадка
Шрифт:
– Так что ты перестала мечтать и взялась за серьезное дело? – угадал он.
– Мечты не становятся реальностью. Потому мы и называем их мечтами.
– Но когда ты мечтаешь, у тебя появляется цель.
– Пустой холодильник – вот почему появляется цель, как обнаружила моя мама, к своему несчастью. Она родила меня еще очень молодой и даже не доучилась. Она была уязвимой.
– И я понимаю, почему ей не хотелось того же для своей дочери. Но сомневаюсь, что она хотела, чтобы ты полностью отвергла свои мечты. Если им не следовать, зачем вообще жить? – Его голос был нежен, и это раздражало
Неужели Тино проявлял снисходительность?
– Ты не знаешь мою маму. Она хранит бутылку шампанского в холодильнике на случай моего повышения.
– Но это все еще ее мечты, а не твои.
Она жестко на него взглянула, затем ответила:
– У нее веские доводы.
– Не сомневаюсь, что она хочет тебе добра, Миллер, но уж настолько ли они веские? – Этот вопрос сильно ее задел, потому что она сама постоянно задавалась им.
– Было бы эгоистично заниматься искусством, когда моя мать столько сделала ради меня! – Миллер взглянула на часы. – Нам пора возвращаться.
– Может, ей не стоило так сильно толкать тебя в направлении, казавшемся ей правильным. А что с твоим отцом? Он не помогал вам? – не унимался Тино.
Она покачала головой:
– Я думаю, он пытался помочь. Какое-то время. Но он жил в коммуне, так что средств для оплаты выбранной моей мамой частной школы у него не было.
– Жил?
– Он умер, когда мне было двадцать.
– Сочувствую.
– Не нужно. Мы не были особенно близки, и… он умер счастливым. Чему я рада сейчас. Но… – Миллер остановилась и глубоко вздохнула. – Я не знаю, почему рассказываю тебе историю своей жизни.
– Потому что я спросил. Почему вы не были близки с отцом?
Миллер убрала волосы за уши, ее захлестнули воспоминания об отце, таком подтянутом и счастливом до развода.
– Годами я злилась на него, потому что обвиняла в разрушении своего мира. Казалось, он просто сдался. Он ни разу не попытался со мной встретиться. – Ком встал у нее в горле. – Позже он сказал мне, что это было слишком тяжко. – И она подозревала, что у него никогда не было денег для поездки в гости, но он был слишком горд, чтобы признать это. – Но жизнь все же не так проста, и теперь я понимаю: он не был виноват.
Ее родители никогда не были образцами для подражания. Миллер привыкла считать, что любовь приносит одни лишь тревоги и неприятности.
Она подумала о человеке, сидящем рядом. Воплощал ли он свои мечты в жизнь? И что думал о любви? Надеялся ли когда-либо встретить кого-то особенного?
Миллер почувствовала, как ее сердце начало биться сильнее. Вне сомнений, Тино выберет себе подходящую женщину, прекрасную, такую же легкую и расслабленную, как и он сам.
Глава 9
Миллер улыбнулась и оглядела гостиную Тиджея.
Празднование было в полном разгаре: изящные девушки и галантные мужчины болтали и смеялись с разнузданным удовольствием, словно их жизнь на самом деле была так прекрасна, как им хотелось показать. Кто-то уже танцевал под музыку восьмидесятых, пока остальные, взяв напитки, наслаждались снаружи благоуханием ночи, отмахиваясь от надоедливых насекомых.
Валентино отлично вписывался в это общество – особенно
таким, каков он был сейчас: в небесно-голубой рубашке, подчеркивающей его широкие плечи и цвет глаз, и строгих брюках, облегающих подтянутые бедра.– Ты выглядишь так, будто на похороны пришла, – прошептал он у самого уха Миллер.
Миллер фыркнула в ответ на его замечание. Ей действительно было тоскливо. Вернувшись из парка, она была раздражена и опечалена: Тино так ничего и не рассказал о себе.
– Я скучен. – Именно так он отреагировал на ее попытки выяснить что-нибудь о его прошлом.
Чуть ли не наперегонки они бежали к машине.
– Все, что бы ты ни захотела обо мне узнать, давно выложено в Интернете, – добавил он позже.
Она презрительно ухмыльнулась:
– В Интернете пишут лишь о всяких несущественных вещах: сколько гонок ты выиграл, сколько женских сердец разбил.
Казалось, Тино задели ее слова.
– Как я уже говорил Кэратерсу, если бы я спал с таким количеством девушек, как об этом говорят СМИ, мне бы не хватило времени участвовать в гонках. На самом деле я редко сближался с кем-то, а если и сближался, продолжалось это недолго.
– Почему? Быстро наскучивает?
– Да. Девушкам нужно больше внимания, чем я готов им дать, так что если я и балую себя, то лишь на одну-две ночи.
– Как низко.
Он пожал плечами:
– Не в том случае, когда девушка хочет того же.
– И много таких?
– Недостаточно, это правда. Многие хотят большего. Отсюда и мой мораторий на отношения, особенно перед гонками.
– Чтобы женские слезки не мешали тебе концентрироваться? – грубо спросила она.
Он улыбнулся, будто бы не слышал осуждения в ее голосе.
– Это не так-то легко, солнышко, но женский визг и правда утомляет.
– Не больше, чем визг твоих машин, – парировала Миллер. Но все же ей стало любопытно. – Тебе никогда не хотелось большего?
– Гонки – это все, что мне нужно, – ответил Тино.
Его невозмутимое спокойствие заставило Миллер попытаться копнуть поглубже.
– Ты хоть раз любил?
– Конечно. – Тино глянул на нее, и Миллер затаила дыхание. – Моей первой любовью была ярко-красная «Мазератти Бора» 1975 года.
– Будь серьезным! – возмутилась она.
– С той любовью, о которой ты говоришь, мне не по пути, Миллер.
– Всю жизнь?
– Я не женюсь, пока способен участвовать в гонках, и я еще не встречал девушку, ради которой стоило бы отказаться от машин. – Его равнодушный голос стал мрачным. – Любовь – это боль. Когда ты теряешь кого-то… – Тино остановился, собираясь с мыслями, затем продолжил: – Я бы не пожелал такого даже врагу.
Миллер вдруг поняла, что напускное равнодушие Тино было лишь способом защититься. Ей оставалось только одно – забыть сегодняшнюю прогулку и насладиться чудесным шампанским. Миллер задумчиво уставилась на пузырьки в бокале.
– Что ты сказала? – Низкий голос Валентино вернул ее в реальность.
– Я ничего не говорила.
– Ты… Ты что-то прошептала.
– Просто помни: сегодня ты должен быть деловым и тактичным. И не привлекай слишком много внимания.
– Как другие маменькины сынки, с которыми ты встречалась?