Жизнь, какая она есть
Шрифт:
Если он только заговорит со мной – я рассыплюсь и песком разлечусь по этим мокрым улицам.
На автопилоте я дошла до торгового центра и приобрела там зарядное устройство для телефона. Рассчитываясь карточкой, я даже не замечала, как пялится на меня девушка за кассой – наверняка узнала. Мне было плевать. Я полностью потеряла контроль сейчас, и единственное, чего мне хотелось – упасть на пол и биться в панической атаке.
Взяв пакет в трясущиеся руки, я кивнула девушке в благодарности и поспешила выйти из центра.
Напрасно все это. Я не могу вынести еще одну встречу. Напрасно! Напрасно я думала, что все
Я залепила эту рану пластырем, но он, похоже, оказался слишком дешевым, и отпал мгновенно. Отпал, отдирая толстую корочку, которая наросла на ране. Отдирая так, что хотелось выть.
Обратно я шла медленнее, чем до этого, и думала так напряженно, что разболелась голова. Было ли это хорошо? Любить так сильно, что стоило лишь увидеть – и спина покрывалась липким потом.
Я ненавидела себя за то, что признаю это, но он все еще со мной. Под моей кожей. В самом моем нутре.
Но это не меняло реальности, в которой мы сейчас оказались. Он бросил меня ради карьеры. Мой отец умер. Я здесь. И он здесь.
И это убивало меня похлеще всяких наркотиков. Я одержима.
Полил дождь. Только этого мне не хватало!
Плотнее запахнув кожаную куртку, я ускорила шаг. Противная ледяная вода заливалась под свитер, мочила волосы, капала на лицо.
Я мгновенно замерзла и волна дрожи прошла по всему телу. Что происходит? Почему именно сейчас?!
Мне хотелось остановиться и закричать во всю глотку. Кричать о том, как все плохо. Как все отвратительно!
Мой шаг постепенно перерос в бег. Я бежала, бежала от воды, льющейся на меня мощным потоком, бежала от всех чувств, и бежала от себя.
Ботинки промокли, и комья грязи заляпали мои джинсы. Мне было плевать – ничего я не хотела больше, чем просто придти домой и укутаться в одеяло, включить папин любимый сериал и просто плакать.
Но слезы не шли. Сколько еще должно было произойти, чтобы я наконец дала волю эмоциям, и просто по-человечески расплакалась?
Расстояние до дома сокращалось, и я остановилась. Нельзя, чтобы мама увидела меня такой растрепанной и взмыленной. Сделав глубокий вдох, я распрямила плечи и пошагала так уверенно, как только могла.
Как только я вывернула на дорогу к дому, то увидела, что на газоне опять куча журналистов. Черт бы их побрал!
Меня тут же заметили. Не иначе, как судьба-сука смеется надо мной!
Я сглотнула и крепче сжала пакет, шага не сбавила. Я иду домой. И они меня не остановят.
Я абстрагировалась от шквала голосов, хлынувшего на меня, словно ушат воды. Все кричали и совали мне под нос микрофоны, кто-то щелкал фотоаппаратом. Их не смущал лютый холод, ледяной дождь. Охотники, злые гладиаторы сплетен.
Я не сомневалась – скоро моя неприглядная фотография окажется на первой полосе желтых газетенок.
И, честно говоря, впервые мне было плевать.
Как я мог так облажаться?!
Она была передо мною – впервые за три года, и все, что я так отчаянно сочинял все это время – вылетело из моей никчемной головы. Все извинения и слова, все, абсолютно, потеряло смысл. Я видел, как горят ее глаза – решительные и немного испуганные. Она не ожидала меня увидеть так скоро. Конечно, она знала, что я приехал. Мама с самого утра перебралась в дом напротив, и я не сомневался – обе наши родительницы наплакались от души. Сыновья чуткость заставила меня проверить их. Ладно, каюсь, не только она, а еще маниакальное желание увидеть Юлю.
Я увидел ее и еще раз убедился – я буду любить ее всегда. Сколько бы времени не прошло, я буду любить ее.
Черт бы побрал, я и вернулся сюда из-за нее! Стоило мне увидеть этот поганый номер с нею и ее мудаком на обложке, как я сорвался и набил морду особо противному вратарю на решающей университетской игре.
Гребаный тренер отправил меня «остыть», а я собрал вещи и свалил домой.
Да, я трус. Я бегу от последствий своих решений и, черт бы их побрал, они сами не решаются.
Я должен найти способ объясниться с ней. Пусть это будет стоить мне жизни – но я должен объяснить ей все. Все: мой неправильный выбор, точнее, мою слабохарактерность и подчиненность отцу, мой страх перед тем, что если я не отпущу ее сейчас – не отпущу никогда. Что ж, только он и сбылся.
Я понимаю, что она – моя идея фикс. Она прочно в моей голове, от нее ни спрятаться, ни скрыться.
Вечно во мне.
И я должен с этим разобраться. Она будет моей, несмотря ни на что.
11.
Весь следующий день прошел в круговерти траурных платьев и сочувственных объятий. Проводить папу в последний путь собралась целая куча людей, которых я никогда в жизни не видела.
Может, это было из-за меня, а может, у отца действительно было столько поклонников, что мне и не снилось.
Мама плакала все время. Как можно вынести то, что любовь всей твоей жизни умерла?
Я стояла рядом и держала ее за руку, но, к совершенному моему потрясению, не проронила ни слезинки. Их не было – я молчала и принимала соболезнования.
Я понимала – теперь ничего не будет так, как прежде, и это больше всего меня пугало. Теперь я не имела права оставить маму одну – она нуждалась в ком-то, кто будет ей помогать и оберегать ее от бед.
И теперь этим «кто-то» была я.
Я посмотрела через плечо на ряд за рядом людей в маленькой церквушке, которые пришли отдать дань уважения отцу. И мои глаза тут же остановились на нем. А он, словно бы ожидая, смотрел на меня.
Мне пришлось отвернуться. Сердце слишком разбухло в груди, так что я попыталась сфокусироваться на остальной церемонии. Прежде, чем я поняла, она закончилась, и мама взялась за мою руку в поисках поддержки.
–Как ты, держишься? – шепотом спросила я, чуть сжав ее руку.
Она покачала головой и тихо шмыгнула носом. Слезы снова полились из ее глаз.
И потом мы поехали на кладбище, где гроб моего отца положили в сырую землю. Мама ничего не говорила – ее правую руку держала я, а левую – тетя Нина. Ее семья стояла поодаль, но даже сейчас я могла чувствовать взгляд Руслана на своей спине.
И когда все закончилось, мама потерялась в своем собственном мирке.
А я никогда не чувствовала себя более одинокой, чем сейчас.