Жизнь - капля в море
Шрифт:
Вскоре истребители «ушли», и наш самолет начал снижаться. Мы оделись и подготовились к выходу. Приникли к иллюминаторам. Самолет мягко приземлился и плавно затормозил. Недалеко от посадочной полосы, рядом с микрофоном, стоит группа людей - явно встречающих. Разглядеть лица трудно - далековато, да и все в зимних шапках. Самолет остановился так, что дверь оказалась точно напротив расстеленной по бетону ковровой дорожки. Мы спустились по трапу и пошли строем, как на тренировке, к встречающим. У микрофона стоял Брежнев, рядом с ним Суслов, потом во втором ряду я увидел Ларису. Вид у нее такой, как будто она ошеломлена происходящим. И около нее дядя Юра! Надо же, прилетел из Ленинграда! А мамы нет. Где она?
Володя и Борис бодро доложили. Потом нас начали обнимать, целовать, подвели на минутку к родственникам и сразу после этого
Кортеж двигался медленно. Вдоль всей дороги, от аэропорта до Кремля, стояли встречающие нас люди. Они радостно улыбались, махали руками, аплодировали, выкрикивали приветствия, бросали цветы, некоторые взрывали хлопушки с конфетти. Мы в ответ жестами и мимикой выражали свою благодарность.
На въезде в Кремль произошло трагическое событие. Проехав Боровицкие ворота, мы услышали сзади частые хлопки, похожие на те, которые издавали хлопушки. Невольно обернувшись, я увидел, что на тротуаре стоит мужчина с двумя пистолетами в руках и стреляет в следующую за нами машину. Еще через мгновение кто-то подскочил к нему сзади и резким движением подбросил обе его руки с пистолетами вверх. Выстрелы прекратились. Наша машина резко увеличила скорость, а обстрелянный автомобиль остался стоять на месте.
Позже мы узнали, что в нем сидели космонавты - Валентина Терешкова, Георгий Береговой, Алексей Леонов, Андриан Николаев. Одним из выстрелов был убит их водитель. Космонавты не пострадали, но пули прошли совсем близко - у Берегового и Леонова на шинелях остались следы стеклянной пыли. Стрелявшим оказался молодой офицер из Ленинграда. За два дня до этого во время дежурства по части он взял два пистолета, патроны и исчез. Не знаю, что было у него в голове. Предполагали, что пули предназначались для машины, в которой ехали высшие руководители страны. Если это так, то совершенно очевидно, что в момент исполнения задуманного он себя абсолютно не контролировал. Стреляя с расстояния два-три метра, он должен был видеть, что в автомобиле сидят люди в военных формах. А может быть, этот человек был просто болен.
Оторвавшись от колонны, мы подъехали со стороны служебного входа к Дворцу съездов и, зайдя в вестибюль, стали ждать остальных. Мне было очень интересно посмотреть на выражение лица Брежнева: как он отреагировал на происшедшее? К моему большому удивлению, он вошел с таким видом, словно ничего не произошло. Раздевшись, Леонид Ильич пояснил: «Мы договорились вести себя так, как будто ничего не случилось». После этого пригласил нас выпить по стакану чаю.
Чая нам выпить не удалось. Когда его принесли, член Политбюро Суслов, отвечавший в то время за идеологическую работу, сказал: «Леонид Ильич, сегодня нам опаздывать ни в коем случае нельзя». И мы все пошли в зал.
Состоялось торжественное заседание. Впечатление было такое, что в зале никто не знал о случившемся. Выступил Брежнев с докладом об очередном достижении советской космонавтики, потом мы зачитали «свои» выступления, нас наградили, и после этого состоялся большой прием. Народу на нем было очень много: руководители страны, районные партийные секретари, министры, ученые, деятели культуры, руководители предприятий, участвовавших в подготовке полета, военные начальники. Все нарядные, при орденах и медалях - обстановка по-настоящему праздничная. В начале приема мы стояли за главным столом, рядом с руководителями страны, а потом, с согласия Брежнева, пошли по залу, чтобы поздороваться со знакомыми. Это было непросто. К нам непрерывно подходили люди, поздравляли, напоминали о том, где мы раньше с ними встречались, предлагали выпить за успех. Скоро от обилия впечатлений я уже не способен был ничего воспринимать. Стараясь внешне сохранять приветливость, я улыбался и механически отвечал: «Спасибо, конечно помню, а как же; я Вас поздравляю; за Ваше здоровье...». И так происходило до тех пор, пока мы не нашли Мишина. Поздравив его с успехом и поблагодарив за все, что он для нас сделал, мы быстро вернулись на свои места.
У главного стола было спокойнее. Все разбились на небольшие группы и о чем-то беседовали. Как только мы появились, нас вовлекли в это светское общение. Брежнев нам показался простым доброжелательным человеком. Он вел себя
вполне естественно: выпил немного водки, разговаривал о каких-то делах с членами Политбюро, много шутил, рассказал нам о том, как он однажды прыгал с парашютом и как ему при этом было страшно.В конце приема Леонид Ильич, как бы невзначай, сказал, что многие организации изъявили желание встретиться с нами и, чтобы эти встречи было легче организовать, нас просят пожить некоторое время на правительственной даче... Это означало, что домой мы пока не попадаем.
Сразу после приема нас вместе с женами отвезли на одну из дач на Воробьевых горах - в большой двухэтажный дом за каменным забором. Каждой семье выделили апартаменты. Внутри просторно; все отделано натуральным деревом; чувствуется, что дорого, но очень неуютно.
За ужином к нам присоединились четыре человека, которые должны были в эти дни отвечать за нашу безопасность. Они попросили обращаться к ним по любым вопросам, но без них никуда не выходить.
Мне очень хотелось повидать маму. Лариса сказала, что она выписалась из больницы и находится сейчас дома. Я спросил у своего сопровождающего Алексея Ивановича, можно ли к ней съездить. Реакция была мгновенной. Через несколько минут у подъезда стояла машина, и он зашел за мной с коробкой конфет и букетом цветов в руках. Чтобы не застать маму врасплох, я позвонил ей и предупредил, что сейчас приеду повидаться ненадолго и не один. Она, несказанно обрадовавшись, спросила:
– С Ларисой?
– Нет.
– А с кем?
– Со знакомым.
– С каким?
– Так надо.
Кажется, догадалась.
– А может, в другой раз?
– Потом я буду занят.
– Ну, заходи, если это удобно.
Мы пришли вдвоем. Дома были мама и дядя Юра - ее брат. Присутствие Алексея Ивановича явно всех стесняло, и разговора по душам не получилось. Но главное - повидались. Выпили по рюмке вина, по чашке чаю. Я сказал, что теперь объявлюсь дней через десять, и мы ушли.
Все последующие дни были заняты запланированными встречами. График не нарушался ни на минуту. За этим очень строго следили сопровождающие. Мы посетили все головные предприятия, принимавшие участие в подготовке полета. И всюду торжественные встречи, праздничная обстановка. Люди радовались успеху, вспоминали, сколько было вложено труда и сколько волнений пришлось пережить. Мы делились впечатлениями о полете, благодарили за самоотверженный труд.
Особенно запомнилась нам встреча на телевидении. Передача, посвященная полету, длилась более четырех часов; мы находились в студии еще дольше.
Все началось с того, что нас посадили за столы перед телекамерами и представили телезрителям. Позади телекамер стояло много народу с какими-то свертками в руках. Оказалось, что это люди, которые должны были нас поздравлять и дарить подарки. Они пришли заранее, и было заметно, что уже устали. Ожидавших начали по очереди запускать в кадр. Они произносили добрые слова, передавали нам свои подарки и уходили. Дарили все - конфеты и торты, футбольные мячи и кавказские бурки, картины и книги. На столе росла гора подарков, а поздравлявшим все не было конца. Мы испытывали чувство неловкости перед людьми, которые из-за нас так долго томились в этом жарком помещении. Да и роль сборщиков податей была весьма неприглядной.
Когда, наконец, «процедура» закончилась, нас пересадили в другую часть зала, обставленную, как кафе: круглые столики, на них - бутылки, имитирующие шампанское, и фрукты. Сидя за столиками, мы должны были делать вид, что смотрим концерт. Пока камера, направленная в нашу сторону, была выключена, нам приносили кипы открыток, книг, конвертов и просто кусочков бумаги для автографов, и мы расписывались. Потом вдруг все со столов исчезало, появлялся какой-то человек и громко объявлял: «Товарищи, теперь все внимание на меня. Я - Ансамбль песни и пляски Советской Армии. Вы смотрите, как я танцую, и не можете оторвать глаз, вы взволнованы...» Мы устремляли взгляды в его сторону и делали вид, что наблюдаем за чем-то чрезвычайно интересным. Мистификатор продолжал: «Вот, танец закончился, и вы бурно аплодируете!» И мы аплодировали, не видя никакого ансамбля и не зная, что исполнялось. Камера выключалась, и вновь появлялись открытки и книги. Так мы «посмотрели» цирковые номера, фрагменты балетов и что-то еще, чего я уже не помню. Передача закончилась в половине первого ночи. Мы попросили работников телевидения передать все «съедобные» подарки в детские сады и уехали.