Жизнь - капля в море

Итак, первый полет человека в космос состоялся! Что это значит? Крупное научно-техническое достижение? Безусловно. Однако до полета Гагарина были выполнены два полета точно таких же кораблей по точно такой же программе, но с манекенами на борту. И они тоже завершились успешно. Просто о них не сообщалось. Проверена возможность жизни человека в замкнутом пространстве? И это на Земле было сделано заранее. Переносимость человеком перегрузок, которые сопутствуют полету, тоже была неоднократно проверена при исследованиях на центрифуге. Тогда что же произошло? Главное значение события состоит, пожалуй, в том, что пройден важнейший психологический рубеж. Полет Гагарина показал, что человек может летать в космос. Человек может сохранять работоспособность и нормальное психическое состояние на всех этапах космического полета - при взлете на ракете, в длительной невесомости и тогда, когда спускаемый аппарат, словно метеор, в окружении раскаленной плазмы движется в атмосфере Земли.

Через день Юрия Гагарина встречала Москва. Такое впечатление, что вся Москва. Никого это событие не оставило равнодушным. Люди либо выходили на улицу, чтобы увидеть Гагарина своими глазами, когда он будет ехать с аэродрома в Кремль, либо следили за происходящим по телевидению. Состоялась церемония награждения, потом был митинг на Красной площади, руководство страны устроило большой прием, и всюду царила обстановка всеобщего торжества. Народ праздновал победу человеческого гения, мастерства и мужества. Гагарин стал символом этой победы.

А днем позже была встреча с Гагариным на нашем предприятии. Ее организовал Королев. Он хотел, чтобы люди увидели человека, который доверил им свою жизнь; хотел поблагодарить и поздравить всех с успехом. На встречу приехал президент Академии наук М.В.Келдыш, Главнокомандующий Военно-Воздушными Силами К.А. Вершинин и летчики, которые вместе с Гагариным готовились к полету. Встреча происходила на улице. Гости стояли на сделанной наспех трибуне, а мы все - вокруг, кому куда удалось устроиться. На предприятии работали тысячи человек и все пришли. Были заняты все места, откуда только можно было увидеть Гагарина. Стояли на дорогах, у открытых окон в помещениях, на крышах прилегающих зданий.

Как ни странно, но даже на тех, кто создавал корабль, полет произвел очень сильное впечатление. При подготовке к нему каждый работал над какой-то относительно небольшой задачей. При этом понимал, что готовится полет, но в основном думал о своем деле. А сейчас вдруг до сознания всех дошло, что свершилось огромное событие. Перед людьми открылись неслыханные возможности - открылась дорога за пределы того, что принадлежит Земле. Полеты в космос - это полеты в новый мир. Пока трудно было представить, как это повлияет на нашу жизнь. Ясно только, что появился неисчерпаемый источник новых знаний, а может быть, и новых материальных ценностей. Теперь это навсегда. Дальше полеты будут более длительными и более сложными, но самый главный и самый трудный - первый шаг уже сделан. Совершенно очевидно, что впереди нас ожидали интереснейшие программы. Об этом говорили выступающие на встрече и об этом думали собравшиеся. Конечно, мы все были очень рады успеху, горды тем, что полет был осуществлен в нашей стране, и что каждому из нас довелось участвовать в его подготовке. Со встречи расходились возбужденные и все знали - в цехах идет изготовление следующих кораблей.

Много дней после полета газеты публиковали материалы с оценками происшедшего события. К сожалению, они в основном имели политическую направленность. Все научные и технические данные полета были засекречены. Фамилии тех, кто готовил полет, тоже были секретны. Королева в статьях называли просто «Главный конструктор», без фамилии. Президент Академии наук М.В.Келдыш, осуществлявший непосредственное руководство научными разработками и поддержавший программу в руководстве страны, упоминался как безымянный «Главный теоретик».

Для контактов с иностранцами Академия наук выделила несколько ученых, которые не имели непосредственного отношения к космическим программам, поэтому секретов выдать не могли, но были известны мировой общественности.

В авиационном госпитале

Не знаю, многие ли так устроены или это только у меня такая дурацкая натура - иногда привяжется какая-нибудь мысль и сопровождает тебя постоянно, пока не пойдешь у нее на поводу. Вот и идея полета в космос сидела в голове, как заноза, и постоянно мучил вопрос: «А что, если попытаться?» Даже не вопрос, а чувство, будто бы я уже решил, что надо попытаться. И это чувство не покидало меня.

Конечно, самой большой властью обладал Королев. Но к нему я идти не мог - слишком высокий уровень. С другой стороны, обращаться ниже, чем к его заму, было бессмысленно - там уже сфера влияния была явно недостаточной. Оставалось узнать, кто из замов может знать либо узнать о том, как отбирают в космонавты. Я начал аккуратно изучать возможности замов. И остановился на Константине Давидовиче Бушуеве, как человеке, во-первых, очень известном, а во-вторых, внимательном к людям. Теперь надо было суметь к нему попасть.

Константин Давидович руководил на предприятии очень широким направлением, и к нему с трудом пробивались даже начальники отделов по служебным делам. В приемной всегда была очередь. Трудность моего положения усугублялась тем, что я шел по личному вопросу и не мог никому, кроме него, рассказать, по какому. Мне помогла его секретарь Нина Александровна. Почему она это сделала - не знаю. Посоветовала придти в приемную вечером, часов в восемь, и обещала пропустить меня после того, как уйдет последний посетитель с делами. Я так и поступил - пришел в семь и ждал. Просторная приемная с добротной старомодной мебелью. В углу - большие напольные часы. Чтобы попасть в кабинет, надо пройти через две двери - сделано для звукоизоляции. В приемной ждали люди: одни с папками документов, другие с чертежами. По выражениям лиц было видно, что все с важными вопросами. Некоторые входили в кабинет, а затем выбегали и опять возвращались с какими-то дополнительными бумагами. Ждать пришлось долго. Я непрерывно проигрывал в голове разные варианты предстоящего разговора. Понимал, что это у меня единственная возможность, которую нельзя упустить. Главное - правильно начать. Надо построить разговор так, чтобы КД (инициалы Бушуева) захотел мне посодействовать.

Я сейчас не помню, с чего начал. Помню только, что моя просьба была для него совершенно неожиданной. Он даже не знал, как к ней отнестись. И, конечно, для него проще всего было сказать, что он этим не занимается и поэтому помочь мне ничем не может. Но он этого не сделал. Вначале он долго думал, рассуждал вслух, потом звонил по «кремлевке» каким-то людям, очень аккуратно у них спрашивал, кто занимается отбором и мог бы рассказать, как это делается. Мало что удалось ему прояснить в этот вечер, но он обещал продолжить и предложил мне зайти через недельку. У меня появилась надежда, хотя шансы были небольшие, но я почувствовал, что они существуют.

Пришел через неделю. Теперь попасть к Бушуеву мне уже было проще - объяснил, что с ним есть договоренность. Он принял меня и сказал, что вопросом занимается, но ему еще нужно время. Потом потребовалось еще... и еще... И каждый раз я приходил и уходил, не представляя себе, чем все это кончится. И вдруг во время моего очередного посещения он сообщил, что договорился с руководством госпиталя - в следующий понедельник меня возьмут на обследование. Дал номер телефона и назвал, с кем связаться. Просил его не выдавать. Поскольку я учился в аспирантуре, меня брали как аспиранта, а не как работника головной организации - Бушуев не хотел открыто вторгаться в дела, которые взял на себя главный конструктор.

Это было потрясающе! Неправдоподобно! По дороге с работы я как будто летел на крыльях. Сразу начал думать о подготовке к обследованию. Во-первых, надо было взять отпуск и сделать это так, чтобы никто не узнал о фантастическом плане. После этого следовало выспаться, надышаться свежим воздухом и есть в оставшиеся дни только то, что заведомо не вызовет никаких внутренних раздражений.

Утром в понедельник я вышел из метро «Сокольники» с маленьким чемоданчиком и пошел пешком по адресу, который мне сообщили по телефону. Нашел заветную проходную, назвал фамилию, сказал, как велели, что иду в первое отделение. Меня попросили подождать. Потом пришел какой-то человек и повел меня. Лесной участок, беседка, в глубине старенькое двухэтажное здание. Зашли в него. Это и было главное здание Центрального научно-исследовательского авиационного госпиталя, сокращенно ЦНИИАГ. Меня пригласили в кабинет, осмотрели, спросили, нет ли жалоб, заполнили личное дело и направили в приемное отделение. Там забрали одежду, велели вымыться в душе, а потом дали госпитальную форму, и медсестра повела в палату. Большая комната, как в обычной больнице, двенадцать кроватей, двенадцать тумбочек, посередине один стол с графином воды. Мне показали мою кровать и сразу же повели к терапевту, как потом я узнал, - начальнику отделения Евгению Алексеевичу Федорову. Румяный, доброжелательный, но, по всему чувствуется, жесткий человек. Очень внимательно осматривал, о многом расспрашивал, записывал, никак не комментировал своих впечатлений. В конце сказал, что на каждое последующее обследование меня будет приглашать медсестра. Добавил, что здесь находятся в основном летчики, они, как правило, не любопытны, но, на всякий случай, просил ни о цели обследования, ни о месте работы никому не рассказывать. На вопросы врачей просил отвечать, что иду по теме №1. Предупредил: все, кто помещен в нашу палату, обследуются по этой теме.