Жизнь мальчишки (др. перевод)

Работа в Братоне шла вовсю — негры орудовали пилами и молотками, возводили себе новые дома взамен испорченных водами Текумсы. Мы проехали через центр Братона, где имелись парикмахерская, зеленная и продуктовая лавки, магазинчик одежды и обуви и другие лавочки, принадлежавшие выходцам из этого района. Мама свернула на Джиссамин-стрит и, добравшись до конца улицы, остановила машину перед домом, во всех окнах которого горел свет.

Это был совсем скромный небольшой щитовой домик, забавно выкрашенный в различные оттенки оранжевого, темно-красного и желтого. Сбоку от домика имелся гараж-пристройка, где, как я догадывался, стоял до срока знаменитый «понтиак». Кусты и трава во дворике Леди были аккуратно пострижены, а от дороги к крыльцу вела прямая дорожка из гравия. Вид у домика был самый обычный. Глядя на него, нельзя было сказать, что в нем живет, к примеру, особа королевской крови или что в нем вершатся темные дела; дом как дом — и все тут не хуже и не лучше остальных, разве что выкрашен ярче, чем люди обычно красят свои жилища.

Все же, когда мама открыла передо мной дверцу, я помедлил, прежде чем выйти наружу.

— Ну, давай выбирайся, — позвала она.

Голос мамы был чуть напряженный, хотя лицо ее оставалось абсолютно спокойным. Для визита к Леди она надела лучшее выходное платье и новые туфли.

— Нужно поторопиться, уже почти семь. Семь часов, пронеслось у меня в голове. Может, это одно из чисел вуду?

— Может быть, папа прав? — спросил я ее. — Может, нам не стоит туда идти?

— Все будет хорошо, не бойся. Видишь, там всюду горит свет.

Она хотела успокоить меня, но у нее ничего не вышло — я по-прежнему дрожал.

— Прошу тебя. Кори, не нужно бояться, — снова повторила мама.

И это говорила мне женщина, которая незадолго до того утверждала, что побелка, которой недавно покрыли потолки нашей школы, испускает пары, вредные для здоровья!

Сам не знаю, как я выбрался из машины и поднялся на крыльцо дома Леди. Крыльцо было выкрашено в желтый цвет, для того чтобы отгонять жуков. По моим представлениям, вместо звонка на входную дверь Леди пристало повесить череп с костями. Как ни странно, полагалось стучать изящной серебряной ручкой.

— Вот мы и на месте, — проговорила мама и дважды постучала серебряной ручкой.

Из-за двери донеслись приглушенные шаги и голоса. Мне подумалось, что настало самое время дать тягу, потому что потом будет поздно что-либо предпринимать. Мама положила руку мне на шею, и я почувствовал биение своего пульса у нее в ладони. Наконец дверная ручка повернулась, перед нами отворилась дверь: вход в дом Леди для нас был открыт. В дверном проеме, занимая его весь, высился рослый широкоплечий негр, облаченный в синий строгий костюм, белую сорочку и галстук. С первого взгляда негр показался мне не ниже векового черного дуба. У негра были здоровенные ручищи, которыми он вполне мог бы давить шары для боулинга. С его носом было что-то странное: кончик словно был срезан бритвой. Кроме того, у негра были густющие сросшиеся брови, делавшие его похожим на оборотня. В пять магических слов: негр испугал меня до смерти.

— Э-э-э… — попыталась начать мама, — э-э-э…

— Прошу вас, входите, миссис Мэкинсон, — улыбнулся нам негр, отчего его лицо стало гораздо менее страшным и куда приветливее. Но голос был под стать первому пугающему впечатлению — он напоминал удары басового барабана, был настолько глубоким и гулким, что произносимые слова отдавались в моей груди гулом. Сделав шаг в сторону, он уступил нам дорогу, и мама, схватив меня за руку, затянула вслед за собой внутрь дома Леди, в прихожую.

Дверь за нашими спинами затворилась.

Появилась молодая красивая негритянка, с кожей оттенка кофе с молоком. Она тоже вежливо поздоровалась с нами. У девушки было личико сердечком и чудесные светло-карие глаза. Подав маме руку, она проговорила с улыбкой:

— Я Амелия Дамаронд. Очень приятно познакомиться с вами, миссис Мэкинсон.

На запястьях Амелии звенели золотые браслеты, а в каждом ухе было по пять золотых сережек-булавок.

— Мне тоже очень приятно, Амелия. Это мой сын Кори.

— О, тот самый молодой человек! — Все внимание Амелии Дамаронд теперь было устремлено ко мне. Воздух вокруг негритянки определенно был насыщен особым родом электричества: от ее пристального взгляда я ощутил проскочивший меж нами разряд. — Очень приятно познакомиться и с вами. Это мой муж, Чарльз.

Здоровенный негр величественно кивнул нам. Голова Амелии едва доставала ему до подмышки.

— Мы ведем хозяйство в доме Леди, — объяснила нам Амелия.

— Я понимаю, — отозвалась мама.

Она по-прежнему сжимала мою руку в своей, а я был занят тем, что, насколько позволяли приличия, озирался по сторонам. Странная вещь воображение! Оно склонно развешивать на вашем пути паутину там, где никогда в жизни не водилось пауков, нагонять темноту туда, где сияет яркий свет. Гостиная Леди ничем не напоминала храм дьяволопоклонников — ни тебе черных кошек, ни котлов с кипящим адским варевом. Совсем обычная гостиная, с софой и креслами, небольшим столиком с безделушками, несколькими книжными полками и довольно хорошими картинами в изящных рамках на стенах. Одна из картин особенно привлекла мое внимание: на ней было изображено лицо негра с жидкой легкой бородкой. Глаза негра были закрыты в страдании или экстазе, а чело его было увенчано венцом из колючих ветвей с острыми шипами.

До той поры я ни разу не видел изображений» черного Христа. Это первое с ним свидание не только сильно поразило меня, но и осветило в моем сознании такие потаенные уголки, что я и не думал, что туда способен проникать свет.

Неожиданно из прихожей в гостиную вошел Человек-Луна. Увидев Человека-Луну так близко, и я, и мама разом вздрогнули. На муже Леди была голубая рубашка с закатанными рукавами и черные брюки на подтяжках. Сегодня вечером на его запястье были только одни часы, а вместо обычной толстой золотой цепи с массивным распятием в вороте рубашки виднелся только треугольник тенниски. На Человеке-Луне не было и привычного цилиндра; две пятнистые половинки его лица, желтая и эбонитово-черная, беспрепятственно встречались на его макушке в легком белом пуху, составлявшем единственное убранство его головы. Темные, в сеточке морщинок глаза Человека-Луны сначала остановились на маме, потом скользнули ко мне, после чего он улыбнулся нам и кивнул. Взмахом худой, как ветка старого дерева, руки он пригласил нас за собой в коридор.

Пришла пора встретиться с Леди.

— Госпожа не очень хорошо себя чувствует, — объяснила нам Амелия. — Доктор Пэрриш прописал ей витамины.

— Надеюсь, ничего серьезного? — участливо спросила мама.

— От дождя она застудила легкие. В сырую погоду Леди всегда неважно себя чувствует, но теперь, когда солнце вернулось, ей постепенно становится лучше.

Мы подошли к одной из закрытых дверей. Человек-Луна, чьи ссутуленные плечи показались мне очень непрочными, отворил дверь. Я почувствовал запах сухих фиалок.

Первой в дверь заглянула Амелия.

— Мэм? Ваши гости уже здесь. Внутри комнаты зашуршали простыни.

— Пожалуйста, — донесся тихий и дрожащий старческий голос, — попросите их войти.

Мама сделала глубокий вдох и шагнула в комнату. Мне ничего не оставалось делать, как двинуться за ней следом, хотя бы потому, что она так и не отпустила мою руку. Человек-Луна остался в коридоре. Амелия нежно проворковала нам вслед:

— Если вам что-то понадобится, позвоните мне.

И закрыла за нами дверь.

Мы увидели Леди.

Она возлежала на широкой кровати с металлической спинкой, выкрашенной белой эмалью, опираясь на целую гору подушек, по грудь укрытая белой простыней. Стены были оклеены обоями с густыми переплетениями зеленых ростков и листьев, и если бы не тихое вежливое гудение вполне современного вентилятора, можно было подумать, что мы очутились в гуще экваториальных джунглей. Рядом с кроватью на столике горел ночник, там же стопкой лежали газеты и книги, а также так, чтобы Леди могла дотянуться до них, не поднимаясь с подушек, стояли два стакана с каким-то питьем.