Жизнь между мирами. Как найти ресурс в себе, когда все вокруг разваливается

Теперь, когда мы достигли счастья на уровне богов, что же нам делать с этим? Конечно, мы должны сделать что-то, а потом сделать это еще раз. Чем заполнить часы нашего существования, пока за нами не придет старуха с косой? Ведь если мы будем чем-то заняты, то наверняка избавимся от беспокойства, не так ли?

Всем нам знакомо чувство удовлетворения от покупок, это моментальное отвлечение от связи с «другим», которое некоторым – а на самом деле многим – дарит иллюзию связи с чем-то важным. Просто посмотрите на это безумие Черной пятницы, столь радостно транслируемое телевизионными каналами каждый год в период сезонных распродаж. Эти полные вожделения лица, словно сошедшие с картин Иеронима Босха и Брейгеля Старшего, предвкушение, неистовый порыв, расталкивание стоящих рядом людей, блаженство на уровне оргазма, когда выходишь, держа в руках телевизор с плоским экраном. Перенесись мы на пару недель вперед, сможем ли мы ответить на вопрос, сколько людей нашли утешение своим печалям в этом электронном предмете и сколькие из них так и остались наедине со своей болью, тревогой и потерями, несмотря на пережитые сражения в очереди и столь долгожданную покупку? Я не критикую подобные вещи, так как сам грешен. Скорее, я сочувствую печальному разочарованию, которое неизбежно возникает, когда мы ждем от другого, будь то человек или вещь, больше, чем он может дать. Что же тогда? Куда дальше?

В XVII веке Блез Паскаль выявил данный феномен, отметив, что даже члены французского двора со всеми их привилегиями начинали впадать в уныние, проявлять признаки усталости и тревожности, оставаясь наедине со своей собственной душой. Таким образом, divertissement, или развлечение, стало современным методом избавления от тоски и беспокойства, поражающего нас всякий раз, когда очередное развлечение перестает действовать. Но хочется спросить, от чего мы стремимся отвлечься? Ответ на этот вопрос меняется от человека к человеку, но можно с уверенностью сказать, что мы ищем отвлечения от ужасной тоски, которую душа переживает из-за разрыва с тайной бытия.

Эрозия первобытных образов, связывающих людей с этими тайнами, является величайшим бедствием современности. Мы можем думать, что мы достигли прогресса, даже превосходства по сравнению с нашими более примитивными предками, но расплатой за это стала масштабная потеря чувственной связи с тем, что питает и поддерживает душу. Когда обычные отвлечения не помогают восстановить эту связь, мы тут же получаем тысячу химических и идеологических обезболивающих и снотворных средств. Это нельзя назвать нововведением эпохи: наркотики и алкоголь были с нами на протяжении веков. Когда нам становится особенно трудно, мы начинаем пить и курить до тех пор, пока не перестаем чувствовать боль. Тем не менее подобные усилия зачастую пробуждают все ту же прежнюю боль, параллельно порождая новые уровни диссонанса. Мы также нередко используем в качестве отвлечения еду. Кто из нас не проецирует потребность в первичном источнике питания на пищу, на столь необходимый хлеб насущный? Любые наши зависимости – это лишь система управления тревогой. Все они «работают» в определенной степени, в противном случае мы не вкладывали бы в них столько сил и энергии. И когда ни одна из них «не работает» по-настоящему, в качестве запасного варианта всегда есть уже упомянутый выше гнев, ощущение предательства, того, что мы называем праведным насилием. Насколько же воодушевляет и отвлекает ощущение злости и жажды крови! Ощущение нагромождается на ощущение, создавая целую культуру, пропорциональную тому опыту насилия, которое мы совершаем над нашими душами. Как выразилась леди Макдуф несколько поколений назад в истории Макбета:

В этом смертном мире зло нередкоВесьма похвально, а добро бываетОпасной блажью [10] .

И когда все это становится слишком тяжело и невыносимо, мы находим утешение в бессмысленном и сентиментальном возвращении к прошлому. Наша ностальгия – слово, чья этимология берет свои корни в боли и тоске, – проявляется в виде фантазии, что мир наших предков, наших родителей, даже нашего детства был лучше. И пусть это было не так, но сама мысль об этом доставляет удовольствие.

10

У. Шекспир, «Макбет», акт IV, сцена 2, строки 75–77.

Мы можем думать, что мы достигли прогресса, даже превосходства по сравнению с нашими более примитивными предками, но расплатой за это стала масштабная потеря чувственной связи с тем, что питает и поддерживает душу.

И нам удобно забывать о том, что прошлое было не таким уж хорошим для женщин, бедняков, меньшинств всевозможных видов, и нам на многое пришлось закрыть глаза и многим поступиться, чтобы люди могли и дальше придерживаться этого заблуждения. В лучшем случае ностальгия становится просто отрицанием, в худшем – приводит к подобной философии: «Я получил то, что надо. К черту всех остальных».

У каждого из нас есть свои любимые фантазии. С самого детства я делал свою ставку на образование. Я знал, что это спасло мне жизнь, и надеялся, что это может спасти и жизни других. Поэтому я посвятил свое детство и свою взрослую трудовую жизнь образованию. Если это помогает мне, рассуждал я, то может помочь остальным. Я глубоко благодарен за привилегии, которые дало мне мое образование. Благодарен за прекрасных людей, у которых я имел честь учиться и которых имел честь учить или наставлять сам. И все же легко найти доказательства плачевности общего уровня нашего образования, нашей убогой способности выявлять спорные заблуждения. Готовность признать невежество как начало мудрости, умение просеять и отсортировать потоки информации, чтобы провести грань между тем, что является глубоко истинным и что пробуждает наши комплексы и стремление к самооправданию, – все это, к сожалению, отсутствует в обществе, столь легко поддающемся страхам и эффектным развлечениям. Мы видим это на протяжении истории в panem et circenses («в хлебе и зрелищах»), которые когда-то использовали императоры, чтобы отвлечь свой народ от оппортунистических войн, хищнического разграбления общего блага, мыслей о привилегиях немногих и бедственном положении большинства. Мы страдаем от тех же мрачных явлений в нашей народной, социальной и политической культуре. Сегодняшняя онлайн-арена гораздо сложнее, увлекательнее и интереснее, чем даже наблюдение за львами, пожирающими жертву дня в колизеях древности.

Фундаментализм и сциентизм: новые мифологии

В условиях, когда самообман тоски по мифологическому прошлому не приносит удовлетворения, а система образования нарушена, что же является основными ориентирами, которые помогают нам структурировать наш опыт, задают для нас направление, контекст и набор ответных ожиданий? Как мы можем жить в этом глубочайшем состоянии межвременья, которое рано или поздно настигает все цивилизации и каждого из нас в отдельности?

В цивилизациях, предшествовавших нам, большинство людей верило в существование вселенского замысла, всепоглощающую и вездесущую энергию, частью которой они являются. Если с неба вдруг падал воробей, это было частью божественного замысла, равно как и смерть, болезни или голод. Хотя люди могли по-разному относиться к этому, они нечасто оспаривали неумолимость данных сил и не подвергали сомнению свое собственное воздаяние и возрождение где-то далеко за пределами видимого мира. Секрет заключался в том, чтобы жить в согласии с волей богов, насколько каждый понимал это для себя: не сомневаться, не переходить черту, быть смиренным и доверять. Сегодня, если ребенок умирает от болезни, мы ждем, что санитарно-эпидемиологические центры выяснят, какой вирус вторгся в наш

Конец ознакомительного фрагмента.