Жизнь моя за песню продана (сборник)
Шрифт:
Повторяется и основная ситуация «Кавказского пленника» – любовь чужестранца к туземной женщине. Есенин создает образ героини – прекрасной персиянки, спутницы, возлюбленной и собеседницы героя, обучающей его искусству любви. И так же, как пушкинский герой, предаваясь в забвеньи ласкам черкешенки, обнимает «тайный призрак», в объятиях страстной подруги
Но прошлое кавказского пленника теряется в романтически-неясных далях, дано, как обобщенная Forgeschichte байронического героя:
Людей и свет изведал он,И знал неверной жизни цену,– прошлое же есенинского героя знакомо и близко нам по прежним стихам поэта, и при каждом новом, даже глухом упоминании воскрешается во всем своем конкретном трагизме. Если пушкинский пленник, глядя на уединенный путь, ведущий в Россию, взволнован тяжелою думой о стране, где он
…бурной жизнью погубилНадежду, радость и желанье,то есенинский урус вспоминает не такую, не отвлеченную родину, а свою деревянную, деревенскую Русь, свои рязанские раздолья:
У меня в душе звенит тальянка,При луне собачий слышу лай.О дальней северянке поэт лишь раза два упомянул в своих «Персидских мотивах», о далеком же имени «Россия» не устает вспоминать: любовь к персиянке и любовь к девушке, оставшейся «там, на севере», воспринимаются где-то на втором плане. В ласковом урусе мы узнаем все того же героя «кабацкой Москвы», и сопровождает его все тот же лейтмотив. Вот почему персидские стихи Есенина примыкают к предшествующим
его стихам, как новая глава все того же единого романа.Роман не завершается любовью персиянки. Герой не находит забвенья в этой любви – то ли потому, что,
Слишком много виделось измены,Слез и мук, кто ждал их, кто не хочет,то ли потому, что Русь опять властно позвала его к себе:
Мне пора обратно ехать в Русь.С этой персидской своей любовью, как с любовью московской, как с мечтою о родимом крае, – он прощается таким же грустно-примиренным прощанием:
Но и все ж вовек благословенныНа земле сиреневые ночи.VI. Предназначенное расставанье
Но и жить, конечно, не новей.
В «Персидских мотивах» нет еще развязки лирического романа Есенина. Однако в них уже совершенно непоправимо прозвучал мотив бездомности, отчаяние отверженного: герой – наш соотечественник, современник и в то же время скиталец. Судьба лирического героя завершена: ему остается лишь снежная замять, залихватский разгон тройки и хохот – до слез – колокольчика, – т. е. не остается ничего. Задача автора – отыскать концовку. И он пишет свои стихи о предназначенном расставаньи; этими стихами, завершающими роман, жизнь лирического героя, завершена была и жизнь поэта. Смерть соединила в одно художника-творца и творимый им образ…
Впрочем, здесь мы уже выходим за пограничную линию искусства.