Жизнь начинается после смерти

– Теперь иди за мной и ничему не удивляйся.

Дыра, в которую я залез вслед за Данте, была одним из неизвестных широкой публике проходов в райские пещеры со стороны заповедного леса. Мой спутник шёл уверенно ориентируясь в тоннелях и закоулках пещер, как человек, уже не раз, бывший в этих местах, и вскоре мы вышли в просторную пещеру, где нас, к моему большому удивлению встретили более чем радушно. Данте и Вергилий обнялись, как старые друзья и на мой дурацкий вид отреагировали убийственным смехом.

– Теперь ты понял, на чьей я стороне? – закончив смеяться, сказал Данте.

– А там, что было? – спросил я имея в виду последний разговор, который состоялся между друзьями.

– Так было надо. Для шпиона Савонаролы. Да и Вергилию нельзя было объяснить. Ведь он, как дитя. – пояснил Данте. Он развязал мешки и стал раздавать фрукты. Бунтовщики выстроились в очередь и скоро в мешках ничего не осталось кроме листьев и веток.

– А что дальше? – спросил я крайне заинтригованный. – Где конечная остановка?

– Есть у революции начало. Нет у революции конца! – продекламировал Вергилий и я вспомнил песню моей молодости на стихи поэта Каменецкого, подумал, что крылатые выражения, всегда, независимо от эпох и государственных устройств, носятся в воздухе.

– До небес не достучаться, – с горечью и отчаянием произнёс Данте. – Небесную комиссию администрация водит за нос, а мы для небожителей всего лишь оболочки, не имеющие ни прав, ни голоса. Нам надо сделать так, чтобы полыхнуло с низов. Тогда, возможно, нас заметят на самом верху.

– Но вы, по правде говоря, не относитесь к бестелесным праведникам. Есть предположения, что вы, как и я, незаконно находитесь в загробном мире. – моё невинное утверждение повергло Данте в страх и он стал громко отрицать мои слова:

– Это всё гнусная ложь! Это твой дед, зараза, распространяет этот пасквиль! Я похоронен в Равенне в 1321 году. Можешь проверить.

Данте в клятвенном экстазе, призывая бога в свидетели, поднял руку, толпа зашумела, подтверждая правдивость его слов, и я вынужден был взять свои слова обратно.

– Хорошо, – рассудительно сказал я стараясь сгладить ситуацию. – Согласен, знаю по истории, что всё это чистейшая правда. Данте действительно похоронен в Равенне в 1321 году, а дед мой придумал эту байку, чтобы отвергнуть кончину любимого поэта и показать, что он бессмертен. Моя речь была принята благосклонно пещерным обществом и самим Данте, который, взяв меня за шею и пригнув к себе, шепнул с некоторым восхищением:

– Ловко, однако, ты шельма, выкрутился! – и добавил улыбнувшись. – Но реноме ты мне поднял.

Данте обвёл взглядом кучку революционных праведников и провозгласил:

– С этого дня, братья, мы начинаем активные действия! Мы разобьёмся на пятёрки и отправимся поднимать граждан Рая на борьбу с администрацией. Дело это не быстрое, недовольство администрацией хоть и существует, но находится в зачаточном, я бы сказал, ещё не в оформившимся виде.

Риторика борьбы захлестнула меня и я, не выдержав, распиравшей меня информации, крикнул:

– Я слышал собственными ушами, что на земле Ватикан открыл торговлю индульгенциями и теперь любой закоренелый грешник: насильник он или убийца, купив этот билет в Рай, сможет претендовать на место рядом с вами!

После того, как я подлил масла в огонь, революционно настроенная толпа зашумела и устремилась к выходу. Вергилий вместе с тремя соратниками, по приказу Данте, остались в пещере, где они должны были изображать диспут, предназначенный для ушей охранников, стоящих на страже у входа; а остальные, выйдя на свободу и, разбившись на пятёрки, веером рассыпались в заповедном лесу.

– Мы пойдём к «радикалам». – сказал Данте. – Там сейчас горячее всего.

По извилистой тропинке, которая пролегала по дну большого оврага, заросшего высоким папоротником и бурьяном, мы подошли к редкому ельнику. Здесь пахло сыростью, ноги утопали во мшанике и, похоже, дальше начиналось болото. Можно было остановиться и повернуть обратно, но впереди маячил островок, где укрылись эти самые «радикалы» и нам, во что бы то ни стало, надо было туда попасть.

– Как это возможно! – возмутился я увязнув в грязи. – Рай и вонючее болото!

– Это о райское болото. – кряхтя отозвался Данте перебираясь с кочки на кочку. Он выломал из мха сухой длинный ствол, бывший когда-то ёлкой и, подождав, когда я сделаю тоже самое, двинулся в направлении острова.

– Их сумасшедший лидер не мог найти более достойного места для укрытия. – раздражённо пробурчал себе под нос Алигьери, увязая по щиколотку в болотной жиже.

– А кто у них лидер? – спросил я.

Может от этих моих слов Данте споткнулся и упал на колени в мокрый мох, который тут же осел и скрылся под его ногами. Поэт в сердцах выматерился, что живо напомнило мне ненормативную лексику деда и сказал:

– Спартак… мать его!

Грязные и вымокшие, мы вылезли на твёрдый берег острова, в центре которого горел костёр, и, вокруг которого находились угрюмые, молчаливые люди с оружием, изготовленным из подручных материалов. Сидевший неподалёку человек встал и преградил нам дорогу.

– Остановитесь. Кто вы, что за овощи с бугра и что вам здесь нужно? – спросил незнакомец.

Данте нацелился сдвоим носом ему в глаз и ответил:

– Я Данте Алигьери и мне нужен твой вожак. Передай ему, что у меня срочное дело.

– А это кто? – незнакомец подозрительно посмотрел на меня, шрам на его щеке дернулся и он произнёс: – Что-то он не очень похож на здешних обитателей. Ты откуда, такой свеженький?

Несколько любопытных, подтянувшись к к нашей группе, стали бесцеремонно трогать моё лицо и руки и с удивлением разглядывать мою одежду

– Ты задаёшь много вопросов. – грубо оборвал его мой спутник и добавил: – Не тяни резину и побыстрее доложи обо мне Спартаку. А не то, я расскажу ему, как ты хамишь мне.

– Ладно, уже иду. – видимо испугавшись наезда Данте, примирительно сказал незнакомец и отправился в шатёр, стоявший возле большого дерева. Минуту спустя полог шатра открылся и появился зевающий лидер восставших рабов. Он был смугл, черноволос и широк в плечах, как истинный горец.

– Это тот Данте с кем я говорил о свободе в эпикурейском саду? – вглядываясь в пришедших, произнёс Спартак.