Жизнь начинается сегодня

— Об чем же разговор? — оживился Николай Петрович. — Все дело совсем по-хорошему выходит!

— По-хорошему... — усомнился Зайцев. — По-хорошему будет тогда, когда заместо слов дела увидим. Дела!

— Мне цена не по словам, товарищ. Не по словам, а по работе. А на работе ты меня еще не видал!..

— Про что и говорю!

Влас поднялся. Беседе пришел конец.

Глава восемнадцатая

1.

С вечеру обладив свою котомку, Влас наказал домашним, чтобы они из-за него завтра не ломали своего дня.

— Ступайте себе по своим делам, а я потихонечку по прохладце отправлюсь.

Но Филька возмутился:

— Я, тять, провожать тебя буду. Мне коня дают...

— Коня? — оглядел его недоумевающе Влас. — Для чего же?

— На станцию везти. Дяденька завхоз обещал.

— Напрасно, — поморщился Влас. — Совсем напрасно скотину общественную гонять.

Вечер пролетел быстро. Пришла пора укладываться спать. Влас пристально оглядел Фильку.

— Это ты что же, герой, выпросил, выклянчил коня-то?

— Скажешь тоже, — обиделся Филька. — Я не клянчил. Мне за работу за мою дали. Заслужил.

— Заслужил! — рассмеялся Влас, и ласковые искорки запрыгали в его глазах. — Выходит, что теперь это я по твоей милости барином отсюда поеду! Ну, спасибо, Филипп Власыч! Спасибо!

— Ладно, смейся! — засопел Филька. — Смейся!..

— Ну, не сопи, не сердись! — миролюбиво попросил Влас. — Не сопи да айда спать. Завтра, так и быть, покатим!...

Все отправились спать. Остались Влас с Марьей вдвоем. Молча посидели, вслушиваясь в свои какие-то думы. Марья украдкой вздохнула. Влас поднял голову:

— Об чем это?

— Опять ты отправляешься... Когды теперь свидимся?

— Молчи! Об этом тужить нечего. Доспеет время, вернусь. Ранее времени ничего не бывает... А теперь давай спать. Вот и все дело!..

Петухи надрывались, перекрикивая друг друга. Солнце не успело еще выкатиться из-за зазубрин леса, а под окнами уже поскрипывала телега, и хриплый филькин голос пугал застоявшуюся за ночь лошадь.

Влас вышел из избы. У ворот стояла запряженная лошадь, Филька облаживал на телеге охапку сена. Наклонившись к передним колесам, что-то делал Василий.

— Влас Егорыч, — выпрямился он на звук шагов, — подводу тебе снаряжаем. С треском повезем, как заседателя!

— А ты, Василий, разве тоже поедешь?— удивился Влас.

— Выходит мне попутно.

Второпях напились чаю, наскоро попрощались. Марья поднесла конец платка к глазам, но Влас, смеясь, прикрикнул на нее, и она улыбнулась. Филька взгромоздился на передок, расправил вожжи, оглянулся на то, как устраивался отец в телеге и как подгребал под себя свежее сено Василий, потом поправил шапку на голове и крикнул на лошадь.

Пыль взметнулась и поплыла за телегой. Марья что-то крикнула, Зинаида махнула рукой. Дом остался позади.

Переезжая с грохотом через мостик, Филька попридержал лошадь:

— Тута трахтор-то свалился.

Влас молча кивнул головой. Он поглядывал по сторонам. Приглядевшись к лошади, он усмехнулся внезапно и полувопросительно сказал:

— Некипеловская пегашка-то? Балует?!

— Его! — мотнул Василий удовлетворенно головой. — Поглядел бы ты, Влас Егорыч, как ейный плод выхаживается! Первостатейная будет лошадь! Не хуже, как у его самого!

— Пошто же хуже?! — неожиданно для самого себя возразил Влас. — Никанор разве умнее или издашнее прочих? Да к тому же у него уход за скотиной на чужой глаз кинут был, наемными руками выхаживали ему добро-то...

— Вот, вот! — вспыхнул Василий. — Самое истинное ты говоришь!..

Влас снова замолчал. Как только телега выехала в поля, он ушел в крепкую задумчивость и не слушал того, что ему вперебой говорили Филька и Василий.

С утренних задумчивых и полусонных полей тянуло бодрящей свежестью. Косые лучи солнца выхватывали жаркими пятнами бугры и верхушки далекого леса. И там, где солнце смело и беспрепятственно падало на зеленеющие поля, там сверкала буйная летняя радость, оттуда тянуло предвестием полдневного жара, полдневной истомы.

От утренних задумчивых полей тихая настороженность Власа усилилась. Бродили в нем. как густо заведенный хмель, противоречивые мысли. Кто-то внутри его жарко спорил с ним. Кто-то выталкивал из прошлого того Власа, который озлобленно уходил несколько месяцев тому назад и не верил ни во что хорошее. И этот вчерашний Влас цеплялся за свои опрокинутые мысли и все еще не сдавался.

Но рядом были Филька и Василий. Кругом лежали возделанные коммуною поля. Позади оставалось все виденное, все услышанное, вся перемена к лучшему, которой не скроешь, от которой не отмахнешься. И новый, сегодняшний Влас одолевал вчерашнего.

Заметив, что Влас задумался, и Филька и Василий приумолкли.

— Да-а... — протянул после продолжительного молчания Влас: — Так-то, ребятки, орудуете! Ну, валяйте далее! Валяйте!..

Василий привскочил на телеге:

— Мы, Влас Егорыч, полным ходом! Вот поглядишь! Сам увидишь!.. Эх, Влас Егорыч! Оборачивайся живее! Да мы тебя... Да мы в правление тебя изберем! В управители!

— Ну, ну! — отмахнулся Влас, а внутри у него что-то дрогнуло.

Тогда Филька, распустив вожжи, обернулся и внушительно добавил:

— Верно, тятя... Я слыхал, дяденька товарищ Николай Петрович сказывал: мол, Влас Егорыч, ты-то, хорошим бы в правлении членом был... Верно.

— Ну, ну!.. — опять остановил их Влас, но невольной радостной усмешки согнать с лица не смог.

— И еще ты, бесприменно, — продолжал Василий, — бесприменно и без отказу к празднику к советскому будь! К годовщине этой самой... Станем мы моего Владимира Васильевича актябрить!.. И будешь ты у меня вроде кресного!

Попав на мягкий проселок, телега катила почти бесшумно. Солнце орудовало во всю силу. Вокруг все горело и переливалась ярчайшими красками. Приподнявшись на телеге, Филька гикнул и погнал лошадь.

— Эй! ты! Весельше!..

3. [8]

Влас, наконец, остался один возле железнодорожного пути. Давно уже уехали обратно в Суходольское Филька и Василий. Давно уже ждет он своего поезда. Остро и неумолимо жжет солнце. Томит духота. Томит одиночество.

И вот опять впереди город. Опять впереди работа. И опять дом. Суходольское и семья отодвинулись в сторону, заслоненные городом, работой и всем, что идет вместе с работой. Как несколько месяцев назад, снова станет он, Влас, для дома отрезанным ломтем. Так ли? Влас вслушивается в какие-то свои думы и трясет отрицательно головой: — Нет, не станет. Потому, что многое изменилось, многое перегорело в нем, многое для него стало яснее и ближе.

8

Так в журнальной публикации — сбой в нумерации подглавок.