Жизнь начинается снова. Рекламное бюро господина Кочека (сборник)

— Когда нас выставили из Стамбула, я исколесил полмира в поисках счастья. Где только не был! Алжир, Марокко, Каир, даже до Иерусалима добрался, — конечно, не для того, чтобы помолиться святым местам. За какую только работу не принимался! Везде одно и то же. Тот, кто работает, — нищенствует, а живут в свое удовольствие только бездельники. Вот я однажды и решил попробовать: нельзя ли мне тоже жить не работая?

— И что же?

— Ничего, представь себе, получается неплохо. Правда, здесь тоже свои неудобства: законы, полиция, — но ты сам понимаешь, полиция тоже хочет жить, все дело в умении.

— Ничего не понимаю, — смущенно признался Мурад.

— Вот чудак! Что тут непонятного? Впрочем, ты раньше был книжником, таким, наверное, и остался. Так вот послушай: собрал я вокруг себя отчаянных ребят, вернее — отчаявшихся людей, которые готовы были взяться за что угодно, и пустился в контрабанду. Дело оказалось выгодным; конечно, иной раз бывают неприятности, но в основном ничего. При удаче мы за ночь срываем такой куш, какой ты за год не заработаешь. — Левон пристально посмотрел на Мурада и предложил: — Хочешь, пристрою?

— Нет, спасибо, я привык зарабатывать себе кусок хлеба честным трудом, — отказался Мурад.

— Ты же сам говоришь, что тебе не дают трудиться. Впрочем, как знаешь. — Левон налил себе водки и, запрокинув голову, выпил. Потом, как бы в свое оправдание, добавил: — Иногда на меня нападает такая тоска… Тогда я начинаю пить.

Мурад сидел молча. Да и стоило ли говорить! Ему казалось, что здесь, в этом маленьком грязном ресторанчике, где каждый столик был окружен целой армией мух, говорила сама жизнь и рядом с ним сегодня был не один Левон, а сидели Ашот и Каро, все его товарищи и друзья детства, мертвые и живые, погибшие и погибающие, — вот он, заколдованный круг, который, точно бездонная трясина, затягивает людей в свою ненасытную пасть.

— А полиция за тобой не следит?

— Мы политикой не занимаемся, от нас полиция, кроме пользы, ничего не имеет, а коммунистов они боятся как чумы. У меня в полиции свои люди. — Левон встал, снял со спинки стула пиджак и бросил его на руку. — Пойдем, что ли? — предложил он Мураду.

— Всю дорогу они шли молча. На окраине города Левон остановился.

— Вот тот маленький домик видишь? — показал он рукой. — Третий отсюда.

— Вижу.

— Когда тебе будет туго и потребуется моя помощь, ты найдешь меня там. Если даже меня не будет дома, можешь остаться ночевать, только скажи старухе, что от раиса [19] , и она все устроит.

19

Раис — руководитель.

— Спасибо, постараюсь обойтись без помощи.

— Не зарекайся, в жизни бывает всякое. — Левон испытующе посмотрел на своего собеседника. — Ты не думай, приятель, что Левон окончательно погиб; имей в виду, что я для друга ничего не пожалею, последнее отдам.

— Я тебе верю, — сказал мягко Мурад, поняв, что он своим отказом обидел Левона. Они попрощались.

Через несколько дней Мураду посчастливилось: мастер текстильной фабрики Вартан взялся устроить его на работу.

Мастерская, громко именуемая фабрикой, на деле оказалась даже хуже, чем та, на которой Мурад работал раньше. Здесь вырабатывали главным образом мешковину — грубую полосатую ткань для арабских крестьян. Рабочие были малоквалифицированные, и Мурад легко сошел за наладчика.

Мураду ценой жестокой экономии во всем удалось за умеренную плату нанять комнату на окраине города. Теперь он мог приняться за любимое занятие — чтение. Он все собирался пойти к Астхиг и как-нибудь загладить свою вину перед ней, но каждый раз находил причины, чтобы отложить это посещение; ему хотелось накопить денег и найти подходящий предлог, чтобы помочь материально девушке, так же как она совсем недавно помогала ему.

Вскоре Мурад узнал, что Мушегу удалось поступить в какой-то гараж не то слесарем, не то дворником, — стало быть, им чуточку лучше.

Однажды в воскресный день Мурад с корзинкой отправился на базар за покупками: иногда он сам готовил обед, так обходилось дешевле. В зеленном ряду он случайно столкнулся с Астхиг.

Увидев Мурада, девушка взволновалась, покраснела, но быстро взяла себя в руки и непринужденно с ним заговорила:

— Мурад! Здравствуй, пропащая душа! Расскажи хоть, как живешь, что делаешь. Знаешь, ты нас обидел своим уходом.

— Я больше не мог оставаться у тебя, — ответил Мурад, опустив голову. — Тебе самой жилось несладко, да еще мы вдвоем…

— Какие пустяки! — не дала ему договорить Астхиг. — Разве я не понимала, что ни ты, ни мой брат в этом не виноваты!

Астхиг предложила зайти к ним позавтракать.

Мушег с радостью встретил старого друга.

После завтрака Мурад долго сидел у них и рассказывал о своей работе и о порядках на фабрике.

— Ты помнишь, Мушег, булочника в Стамбуле, у которого мы работали? Он и мой хозяин — родные братья: тот такой же лицемер и подлец, только этот хищник покрупнее.

Оказалось, что Мушегу тоже живется несладко: нанялся он в гараж слесарем, но никакой слесарной работы там не оказалось, и Мушегу за пятьдесят пиастров в день приходится мыть автомашины, заправлять их бензином и маслом и еще вдобавок дежурить по ночам.

Поздно вечером, пообещав часто бывать у них, Мурад поднялся и ушел. Он радостно шагал по шумным улицам города к себе домой.

Глава двенадцатая Новые испытания

Наконец пришло долгожданное письмо из Марселя. Качаз, как всегда, был настроен бодро и немного легкомысленно. Он писал:

«…Нечего и говорить о том, как я соскучился по вас. Быть опять с вами, наесться маслин и лука, напиться холодной воды, а вечером, при коптилке, читать до одурения Раффи — за это я отдал бы многое.

Мурад, душа моя, ты не унывай, вспомни песню ашуга Джавани, которого мы когда-то так любили:

Как дни зимы, дни неудач недолго тут: придут, уйдут, Всему есть свой конец: не плачь! Что бег минут — придут, уйдут. Тоска потерь пусть мучит нас; но верь, что беды лишь на час. Как сонм гостей, за рядом ряд, они снуют: придут, уйдут.

Согласись, друг, нам с тобой нечего терять, а приобретем мы весь мир, тем более что частицу этого прекрасного мира — Астхиг — ты, кажется, уже нашел.

Я живу сносно, и не только потому, что имею работу, нет. Здесь, во Франции, много нового и интересного. Во многом нужно разобраться, и в этом мне помогают мои друзья французы, в особенности один из них — Нодье, о котором при случае напишу более подробно.

Передай мой горячий привет и пожелание всякого рода благополучий, если только они могут быть вообще в нашей жизни, Астхиг. Помнит ли она меня?

Посылаю вам триста франков. Если дела ваши не поправятся, то напишите, при первой возможности пришлю еще.