Жизнь напрокат

— Привет, — приятным голосом произнес симпатичный парень с очень красивыми темно-серыми глазами. Он мне всегда нравился, и я бы с радостью с ним познакомилась вот только…

Я стеснялась. Я же не умела в этом возрасте общаться с прикольными парнями. То, что они такие же люди, а я не уродка, я поняла, к сожалению, намного позже. Я молча опустила глаза в пол и пошла дальше. Димка также молча топал рядом.

— Привет, — все не отставал парень, снова подкатываясь и продолжая подкатывать ко мне.

Бросать Димона одного я не собиралась. Он же друг, как можно его обидеть? Этого парня я, можно сказать, впервые вижу, а с Димкоц мы сколько вместе. Молчу. Иду дальше. На красавчика не смотрю.

— Привет, — он нагнал меня в третий раз.

А еще это же старший брат Кз, вспомнила я, а от него вряд ли стоит ждать чего-то хорошего. Конечно, было бы круто войти в компашку старших бревен, в качестве его девушки, но… А вдруг, не получится, я что-то не то ляпну, и надо мной все будут смеяться?!

И я вновь прошла мимо парня. Кажется, его зовут Алекс.

— Ой, какие мы гордые, — фыркнул он и уехал…

Эпилог

Примерно 2,5 года спустя

Это должна была быть простая операция — удаление кисты яичника. К сожалению, проблемы по женской части даже после рождения двоих детей меня не покинули. Там даже особого разреза быть не должно было. Лапароскопия или что-то в этом духе, когда в маленькую дырочку в животе вставляют специальную трубку. Полчаса, и все! Должно было быть…

Дату операции назначили на тринадцатое января. На тринадцать часов. А это еще и пятница. Я сильно переживала, просила перенести, но доктор развел руками, мол, другого времени нет, сама понимаешь, праздники, и так ради тебя график подвинули. Я даже хотела отказаться от операции, но Алекс назвал меня суеверной паникершей и все-таки уговорил на столь несчастливую дату.

В четверг утром меня положили в больницу, взяли все необходимые анализы и оставили отдыхать до завтра. Днем меня навестила мама, принесла мандаринов, апельсинов и яблок. Она гениальна, как всегда! Заскакивал братец, передавал привет от жены и детей, позвонили папа и бабушка. В последнее время бабуля плохо себя чувствовала, поэтому самолично проконтролировать, что мне оказывается надлежащий уход, она не смогла.

Вечером заглянул Алекс, привез ко мне ненадолго Кирилла и Машуньку, а вот Егор навестить не смог: улетел в отпуск с очередной своей любовью. А еще в этот день сложилось впечатление, что обо мне вспомнили все мои друзья и приятели. Контакт пестрел сообщениями от людей, которых видела в последний раз еще в школе, а телефон уже к обеду пришлось ставить на зарядку.

Все эти бесконечные звонки, письма и визитеры изрядно меня нервировали. Отчего-то было стойкое ощущение, что все это уж слишком напоминает прощание… Накаркала.

Больно стало ночью. Очень больно. Киста решила не ждать назначенного часа и лопнула в час пополуночи. Меня, скрюченную от дикой боли на каталке со скоростью черепахи поволокли в операционную. Почему они не торопятся? Мне же так больно. Свет в операционной разгорался долго и неохотно, медсестры зевали, а дежурный хирург отчего-то не спешил. Они что, решили просто дождаться, пока я тут ласты склею? Сволочи! У-у-у, как больно-то. Скорее, пожалуйста, скорее… Но говорить я не могла, только тихо стонала и закусывала губу почти до крови, чтобы не орать в голос. Лоб покрылся холодной липкой испариной.

— Что у нас тут? — позевывая, в операционную вплыл необъятных размеров дяденька лет сорока на вид.

— Киста лопнула, — пояснила молоденькая медсестричка. — Исакова ждем. Он скоро подойдет, просил вас уже начинать, Иван Адамович.

— Ладненько, — мужичок радостно улыбнулся, потер пухлые ручки и направился ко мне. — И кто у нас тут такой красивый лежит? — как ребенка, спросил он меня, а я поняла, что это анестезиолог. Только они так с пациентами общаются: все у них котики, лапоньки, заиньки и пупсики.

Я повернулась к доктору, а он застыл на месте и слегка сбледнул.

— Бегом за Исаковым! — приказал он тоном, не терпящим возражений, — и главному звони, это его пациентка!

— Че, серьезно? — не поверила молоденькая рыжая девица, медленно вставая.

— А кто это?

— Жена Медведева. Бегом, я сказал!

— Кого? — вылупила глазки эта дура.

— Спонсора нашего, идиотка! Шевелись давай, или мне самому за Исаковым сбегать?!

Только тут девчонка соизволила ускориться. Наконец-то.

— Потерпи, моя лапонька, — ласково приговаривал анестезиолог, — сейчас дядя сделает тебе укольчик, и ты поспишь. А потом проснешься, и все уже будет хорошо.

Быстрым шагом в операционную вбежал другой врач в сопровождении давешней неторопливой девицы. В это время в вену мне ввели какое-то дико щипучее лекарство и попросили считать от десяти до одного. Еще и издеваются, сволочи! Я тут мяу сказать не могу, а они… Но все-таки попробовала.

— Десять… Девять… Во…семь…

Когда мне после вторых родов давали подобный наркоз, я ловила разноцветные глюки, а сейчас темнота, и ничего. Странно.

Пришла в себя я неожиданно, в той же операционной, только стояла я возле стола, вокруг которого суетился анестезиолог, он же, как выяснилось, реаниматолог. В руках у него были электроды от дефибриллятора, и мужчина сухо отдавал команды.

— Сто восемьдесят. Разряд.

Меня ощутимо пошатнуло, но на ногах я устояла.

— Двести. Разряд.

Еще одна волна слабости, подкосившая меня, прокатилась по призрачному телу.

— Двести двадцать. Разряд.

Пик. Пик. Пик. Сердце забилось, но я по-прежнему наблюдала все со стороны. Стало жутко и очень неуютно. Неужели на этом моя жизнь закончена?

— Не пугайся, — раздался мелодичный женский голос за моей спиной, заставив меня вздрогнуть. — Мне скучно одной дожидаться развязки, вот я и придержала твою душу немного. Поболтаем?

Резко обернувшись, я узрела свою старую знакомую.

— Раз… развязки? — пролепетала я срывающимся голосом.

Вот теперь мне стало по-настоящему жутко, а еще очень больно. Не за себя и свою загубленную в самом расцвете лет жизнь, а за родных, которые будут горевать, а еще больше за детей, которые останутся без мамы. Особенно за Машу. Кириллу девять, он-то меня запомнит, а вот она… Что вспомнит о своей маме девочка, потерявшая ее в два года? Что такая была? Она была добрая, теплая и мягкая, пела колыбельные и дарила игрушки? Если бы я могла плакать…